Нужна ли России государственная идеология?

Есть элементарное требование элементарной логики: понятия, которыми оперирует мышление, должны быть четкими, ясными и сохранять строго определенное значение на всем протяжении мыслительного процесса. Это касается прежде всего исходных понятий, то есть понятий, аккумулирующих в себе сам предмет мысли. Нарушение этого требования превращает мыслительный процесс в имитацию мыслительной деятельности, в разговор обо всем и ни о чем. По принципу:

Еду лесом — лес пою,

Еду бором — шишки бью.

Иллюстрацией к сказанному и могут служить дискуссии, ведущиеся по поводу государственной идеологии России. Одни их участники вкладывают в понятие «идеология» одно содержание, другие — другое, а чаще — с ним вообще не связывают сколько-нибудь осмысленного содержания. Совершенно очевидно, что при такой семантической анархии никакой продуктивный разговор невозможен в принципе. Поэтому начну ab ovo, то есть с «уточнения понятий». Итак, что такое идеология?

К истории вопроса

Идеология — учение об идеях. Это не только дословный перевод с греческого. Именно в этом видели смысл идеологии первые идеологи, в частности француз де Траси, который и ввел этот термин в научный оборот. Интерес представляет другое: откуда могла явиться сама мысль о необходимости такого учения? Здесь мне придется коснуться азов теоретической социологии, или «социальной философии», как ее называют. Известно, что коренное, качественное отличие общества от любой другой материальной системы состоит в том, что способом его существования является деятельность людей. Люди как субъекты исторического процесса сами творят свою историю. Творят, исходя из своих потребностей и интересов, находящих свое отражение в определенных идеях. Процесс общественного развития — процесс сознательный и целесообразный. Старая социология это прекрасно понимала. «Мнения правят миром» — этот афоризм французских просветителей можно было бы взять эпиграфом ко всей домарксистской социологии. Но если это так, если «мнения», то есть идеи, правят миром, то, видимо, следует разобраться с самими этими идеями — какие из них являются истинными, а какие ложными. Ведь общество может руководствоваться как первыми, так и вторыми. Этим и занялись идеологи. Однако здесь сразу же возник вопрос: где тот критерий, который позволял бы отличить истинные идеи от ложных? Таким критерием была объявлена «природа человека». Идеи, соответствующие «природе человека», — истинные, противоречащие ей — ложные. С этих позиций идеологи подвергали критике феодальное общество и круг его идей как не соответствующих «природе человека». С этих же позиций давали рекомендации, как организовать общественную жизнь в соответствии с искомой «природой человека». Кстати сказать, эту жвачку двухсотлетней давности продолжают жевать и современная западная политология и так называемая «политическая философия». Все эти «права человека», «общечеловеческие ценности», «демократические стандарты» и прочий интеллектуальный хлам — все, в сущности, из реквизита идеологов конца XVIII века.

Методологическая установка идеологов апеллировать к «природе человека» как к последней инстанции в решении вопросов общественного развития вызвала резко негативную реакцию Маркса, квалифицировавшего идеологию как «ложное сознание». Маркс указывает, что «природа человека» — не та «система отсчета», от которой можно было бы отталкиваться в социальных науках. По очень простой причине: «природа человека» не есть нечто раз навсегда данное и неизменное, она изменяется в ходе общественного развития. И то, что идеологи называют «природой человека», есть всего лишь «природа буржуа», а идеи, которые они выдают за якобы соответствующие «природе человека», на самом деле есть идеи, отвечающие классовым интересам буржуазии. Любая идеология носит классовый характер, выражает интересы тех или иных общественных классов, а эти интересы, в свою очередь, детерминируются положением этих классов в системе общественного производства. Таков окончательный вывод Маркса. В контексте той полемики, которую вел Маркс с идеологами, его вывод теоретически безупречен, сохраняет свое значение и поныне. Последнее не означает, однако, что Маркс прав во всем, безотносительно к этой полемике.

Советское обществоведение по сложившейся традиции лишь перепевало мотивы Маркса, будучи убеждено, что ни корректировать, ни добавлять тут ничего не надо. Задача лишь в том, чтобы свято блюсти чистоту пролетарской идеологии, как она изложена в работах Маркса, Энгельса, Ленина. Что касается современного западного обществоведения, то здесь царит неистребимый дух эклектики. Если же говорить о лейтмотиве, доминанте, то они таковы: идеология — это система идей-вирусов, внедряемых в общественное сознание политическими партиями в целях захвата и удержания власти. И поскольку это так, то в качестве государственной она может выступать лишь в «тоталитарных» странах, то есть там, где существует монополия какой-нибудь партии на власть.

Суммируя все рациональное, что было накоплено в процессе осмысления феномена идеологии и абстрагируясь от всего преходящего, ее можно было бы определить следующим образом: идеология — это система идей, ценностей и ценностных ориентаций, в которой находят свое выражение фундаментальные, стратегические интересы социальных общностей: наций, классов, сословий и т.д.

Государственная идеология
и идеология классов

Выяснив, что такое идеология, зададимся вопросом: есть ли у русской нации свои особые национальные интересы? Если таковые есть, то нужна, видимо, и национально-государственная идеология, в которой эти интересы могли бы получить системное изложение и теоретическое обоснование. Если их нет, то и вопрос об идеологии Государства Российского должен быть снят не только как неактуальный, но и как не имеющий смысла. Эту дилемму я и ставлю перед теми, кто видит в необходимости национально-государственной идеологии России возврат к тотальному единомыслию, которое насаждалось КПСС и которое обернулось, в конечном счете, развалом государства.

Мне могут возразить: зачем же вы валите в одну кучу государство и нацию, государственную идеологию и национальную идею? Что ж, давайте и тут расставлять точки надi. Что такое государство? Государство есть одна из форм самоорганизации общества, а именно — форма его политической самоорганизации, то есть такой самоорганизации, которая основана на взаимно взятых на себя гражданами обязательствах и вытекающих из этих обязательств правах, закрепленных в Законе. Государство — это мы, граждане, самоорганизовавшиеся на своей территории для совместной жизни. В самом точном и строгом научном содержании понятия «государство». Что такое государственная власть (государственные институты)? Это формируемые гражданами органы управления государства, наделенные полномочиями (именно полномочиями, а не правами) стоять на страже этих взятых на себя гражданами обязательств и вытекающих из этих обязательств прав. И все. И точка. И не более того. Ни один здравомыслящий человек не станет утверждать, что правление акционерного общества — это и есть само акционерное общество. Ни один здравомыслящий человек не думает, что, нанимая управляющего, собственник передает ему права собственности. Но как только речь заходит о государстве, здравомыслие тут же покидает нас. И мы смиренно соглашаемся, что государство — это чиновники, сидящие в органах законодательной, исполнительной и судебной власти. Киваем одурманенной головушкой, когда какой-нибудь окончательно спившийся самодур, усевшись во властное кресло, нагло заявляет, что он — Людовик XIV. Мы безропотно взираем на то, как эти чиновники, рассевшись на «ветвях власти», делят наши права. Именно наши права, ибо мы и только мы, граждане государства, являемся не только «источником власти», но и единственным субъектом права на своей территории. Власть никакими правами не обладает. Она обладает лишь делегированными ей полномочиями реализовывать наши права, облекая нашу суверенную волю в форму законов и принуждая при необходимости нерадивых граждан к их исполнению. Принуждая не принадлежащим ей правом, а делегированными ей гражданами полномочиями. Грубо говоря, государственные институты обладают властью, но не обладают правами; граждане обладают правами, но не обладают властью.

Таково реальное соотношение государства и органов управления государства, если смотреть на проблему глазами науки, а не косоглазить гоббсами, локками, марксами, лениными. Конечно, отождествление государства с органами управления государства, сведение государства к государственной власти (государственным институтам) возникло не на пустом месте. Оно имеет и исторические, и шкурно-групповые, и теоретико-гносеологические основания, рассмотрение которых не входит в нашу задачу. Ситуация обычная: вначале извращают суть явления, а затем эту извращенную его форму выдают за эталон. Важно понять: государство — это не Левиафан, пожирающий своих граждан, как думал Гоббс, не некое «орудие угнетения», стоящее над обществом и диктующее ему свою волю, как думал Маркс. Государство — это одна из форм организации самого общества.

Что такое нация? В литературе по-прежнему доминирует (правда, при стыдливом умолчании авторства) сталинское определение нации. Против него невозможно что-либо возразить. Однако в нем упущен самый существенный «признак» нации, а именно: нация — это самоорганизовавшийся в государство этнос. Нации формируются и существуют только в государственной форме, и государства существуют и могут существовать только как национальные государства. Последнее нисколько не противоречит тому факту, что ныне практически во всех государствах проживают люди разных этнических групп, ибо в любом таком государстве всегда есть государствообразующая нация. Именно государствообразующая, а не титульная — нелепый неологизм, измысленный глобалистскими мудрецами в целях денационализации наций и разгосударствления государств. Пример США — не доказательство обратного. Ибо США вообще не есть государство в научном содержании этого понятия. Это некое подобие тех флибустьерских республик, которые существовали некогда в районе Карибского моря, что они и доказывают пиратской внешней политикой, которую проводят.

Какой же вывод следует из сказанного? Если государство есть самоорганизовавшийся в государство этнос — а это не может быть всерьез оспорено, — то Россия есть государство русской нации. И никакие новшества большевистской криминальной мысли не в состоянии тут что-либо изменить. В России свыше 80 процентов населения- русские. Даже по современным международно-правовым нормам (если о них вообще еще стоит говорить) Россия не «многонациональное», а мононациональное государство. Констатация этого факта никоим образом не может быть истолкована как ущемление чьих-то интересов. Все живущие на территории России граждане пользуются всеми правами, установленными ее законами. Но никому при этом не позволено диктовать государствообразующей нации свои законы. Малейшие поползновения в этом направлении должны пресекаться самым жестким образом, вплоть до лишения гражданства. И это справедливо — в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Да, Россия — не только для русских. Таковой она никогда и не была. Но Россия — это все-таки Россия, а не Хазарский каганат, Арабский халифат или Великий Туран. Нельзя превращать Россию в не-Россию, выхолащивать суть и содержание государства, оставляя пустую метку. Слишком уж много «патриотов» развелось в последнее время на Святой Руси, которые хотели бы строить Россию «россиян», то есть Россию без русских. Превратить Россию в свалку для этнических отбросов, отстойник мировой культуры. Во второе издание США — исправленное и дополненное.

Итак, нации создают государство как форму политической самоорганизации для реализации и защиты своих интересов. Поэтому и идеология, в которой эти интересы осознаются, всегда есть национально-государственная идеология. Другой быть она просто не может. Разводить, а тем более противопоставлять государственную идеологию и национальную идеологию — значит извращать и понятие государства, и понятие нации. Что касается «национальной идеи», то хотелось бы знать, что сие означает? Вразумительного ответа нет. Но поскольку эта интеллектуальная побрякушка превратилась в куклу Барби, которой забавляются впавшие в детство великовозрастные дяди и тети, скажу, откуда она явилась. Восходит она к ветхозаветной идее «богоизбранного народа». В немецкой классической философии была трансформирована в деление народов на исторические и неисторические. Так, согласно Гегелю, каждому историческому народу предопределено сыграть в мировой истории свою особую роль. Эту роль или эту миссию Гегель и называл идеей данного народа. Мысль Гегеля была подхвачена. В том числе и русским публицистом (на большее он не тянет, хотя и включен в пантеон русских философов «серебряного века») Н. Бердяевым, написавшим работу «Русская идея». Работа в общем-то пустячная, и никакой русской идеи в ней нет. Да и быть не могло, ибо мировой исторический процесс подчинен не фатуму, а объективным законам. Так, по крайней мере, говорит наука. Поэтому «национальная идея» — если это понятие вообще имеет какой-то рациональный смысл — тождественна национально-государственной идеологии. Иного смысла она не имеет и иметь не может.

Теперь о столь модном ныне идеологическом плюрализме, который якобы не совместим ни с какой государственной идеологией. Допустим ли идеологический плюрализм? Не только допустим. Это — реальность, игнорировать которую было бы не только глупо, но и недальновидно. Общество неоднородно. Оно структурировано на социальные группы. Каждая такая социальная группа имеет свои групповые интересы. И если идеология отражает в аккумулированном виде интересы социальных общностей, то вполне естественно, что каждая из них имеет свою идеологию — стихийно сложившуюся или теоретически разработанную. Все это так. Но давайте поставим вопрос: это конгломерат разрозненных автономных социальных групп, или при всей своей разнородности они все же образуют некую общность более высокого порядка, являются структурными элементами этой более высокой общности? Проще говоря, признают ли адепты идеологического плюрализма такую социальную общность, как нация? Если признают, то как можно отрицать наличие общенациональных интересов и национально-государственной идеологии, выражающей эти интересы? Разве не очевидно, что отрицание национально-государственной идеологии есть фактическое отрицание и нации, и государства? Странные у нас встречаются иногда националисты и патриоты! Да, плюрализм в идеологии имеет право на существование. Но лишь на основе национально-государственной идеологии и в ее рамках. Всякий иной «плюрализм» имеет другое название… Генетический порок марксизма-ленинизма состоит в том, что в нем классовый интерес поставлен выше национально-государственного. Собственно, национально-государственную идеологию и Маркс, и Ленин если и допускали, то лишь постольку, поскольку она совпадала с идеологией класса, стоящего у власти. Исходя из этого, они считали, что в своей политике, в том числе и внешней, государство руководствуется не общенациональными интересами, а интересами господствующего класса. И когда Плеханов возразил, что это не всегда и не совсем так, это вызвало болезненную реакцию Ленина. Потребовался весь трагизм первых месяцев Великой Отечественной войны 1941−1945 гг., чтобы порочность этой идеологической установки была осознана Сталиным, внесшим существенные коррективы и в государственную идеологию СССР, и в его реальную политику. Приход к власти Хрущева все возвратил на круги своя.

Обсуждая проблему идеологии, обычно говорят о трех ее формах: коммунистической, либеральной и консервативной (традиционалистской). Такие доктрины действительно существуют. Могут ли они, однако, выполнять функцию государственной идеологии? Не какого-то конкретного государства, а государства вообще? Нет, не могут. Почему не может быть таковой коммунистическая идеология, по крайней мере в ее марксистско-ленинской ипостаси? Чтобы понять это, достаточно ответить на два вопроса. Вопрос первый: может ли быть государственной идеология, в основе которой лежит доктрина отмирания государства? Вопрос второй: может ли быть национальной идеология, основывающаяся на доктрине отмирания наций? Разве не очевидно, что идеология, взращенная на гидропоне босяцкого космополитизма, не может выполнять функцию национально-государственной идеологии уже по определению? Чьи интересы она выражает? Мировой пролетариат, у которого якобы нет Отечества и который одержим исключительно классовой солидарностью, — вздорная выдумка. Нам пришлось расплачиваться за нее кровью. Не нас ли убеждали, что достаточно мерину Буденного стукнуть копытом в польские ворота, как тут же польские рабочие в знак солидарности с пролетарской Россией дружно закричат «ура» и побросают вверх конфедератки? Чем это обернулось, известно: десятками тысяч одних только замученных военнопленных. Не нам ли внушали, что напади Гитлер на СССР, как тут же немецкий пролетариат пересажает всю его шайку? И разве не взывали в первые дни войны красноармейцы к классовой солидарности немецких солдат? Чем заканчивались эти призывы — тоже хорошо известно. Что-то не слышно, чтобы и сегодня пролетариат стран «золотого миллиарда» испытывал угрызения совести по поводу того грабежа, который чинят правительства этих стран в Африке и в Латинской Америке. Кто способен отличить сущность от видимости, должен согласиться: коммунистическая идеология никогда не была государственной идеологией СССР, хотя КПСС и пыталась внедрить ее в качестве таковой. Скажу больше: именно то, что в СССР государственная идеология была подменена суррогатом «интернационализма», явилось одной из причин (если не главной и решающей) трагического развала страны.

По той же причине не может быть государственной идеологией и либерализм — он так же космополитичен, как и коммунизм. Разница лишь в том, что функцию пролетарской солидарности в нем выполняют «общечеловеческие ценности». Стратегия глобализма, взятая на вооружение США, как раз и есть попытка политической реализации идеологии либерализма. А мощное антиглобалистское движение, развернувшееся во всем мире, в том числе и в самих США, наглядно свидетельствует о том, что 1) либерализм не является государственной идеологией даже в США; 2) попытка США увенчается тем же успехом, что и построение коммунизма. Ортодоксы марксистско-ленинского коммунизма были совершенно правы, когда заявляли, что коммунизм либо победит во всем мире, либо не победит нигде. То же могли бы сказать и либералы. Не случайно первые взывали к «мировой коммунистической революции», вторые — толкуют о «мировом правительстве». Такова внутренняя логика этих антигосударственных, космополитических идеологий. Чьи интересы они выражают? Должны же они иметь свою социальную базу? Безусловно. И вопрос этот весьма и весьма интересный. Но он выходит за рамки сегодняшней нашей темы.

Остается, таким образом, традиционализм. И только он действительно жизнеспособен, поскольку ориентирован на национальную историю и национальные традиции. Но он жизнеспособен не как идеология, а, скорее, как течение общественно-политической мысли. Ибо у каждого народа своя история и свои национальные традиции. Государственная же идеология вырабатывается не на основе абстрактных социолого-политологических схем, а на основе вполне конкретных национальных интересов. Она потому и национально-государственная, что у каждого народа своя. Конечно, в чем-то они могут совпадать. И не могут не совпадать. Как-никак люди принадлежат к одному биологическому виду — гомо сапиенс, живут в едином мировом сообществе. Мировое сообщество — не пустая абстракция, это — реальность. Нужно лишь понимать, что это за реальность, и не пытаться, прикрываясь ею, извращая и профанируя ее, протаскивать свои шкурные интересы, как это делают коробейники «общечеловеческих ценностей».

Наука и идеология

Проблема отношения идеологии и науки полна внутреннего драматизма. С одной стороны, идеология и наука традиционно рассматриваются как антиподы. С другой — нет такой идеологии, которая не апеллировала бы к науке, стремясь заручиться ее авторитетом. Это противоречие обнаруживается уже в самой характеристике идеологии как «ложного сознания». Ибо, характеризуя идеологию как «ложное сознание», мы, сами того не подозревая, подходим к ней с критериями науки. Легко было бы списать это противоречие на элементарную непоследовательность. Дело, однако, не в непоследовательности, а в противоречивом характере самой идеологии.

В процессе деятельности человек не просто изменяет мир, но и обеспечивает свою жизнедеятельность. Иначе говоря, человек преобразует мир не только в соответствии с законами самого этого мира, но и в соответствии со своими потребностями. Следовательно, чтобы его деятельность была эффективной и продуктивной, он должен знать не только мир, в котором живет и частью которого является, но и мир своих потребностей. Он должен знать, кроме того, в какой мере внешний мир соответствует или, напротив, не соответствует этим потребностям. Несоответствие внешнего мира — природного и социального — потребностям человека и является источником и побудительным мотивом человеческой деятельности.

В идеологии аккумулируются фундаментальные потребности социальных общностей. Идеология и есть теоретическое выражение этих потребностей. И поскольку это так, постольку она содержит возможность апробации на предмет соответствия либо несоответствия этим потребностям. А это значит, что она подпадает под юрисдикцию науки. Маркс называл идеологию «ложным сознанием» на том основании, что она носит классовый характер. Ему следовало бы, по меньшей мере, уточнить свою мысль. В каком смысле идеология властителей дум Франции конца XVIII века была ложной? Если она верно отражала потребности и интересы класса буржуазии (а Маркс этого не только не отрицал, а, наоборот, подчеркивал), то он не имел никакого теоретического права называть ее ложной. Да, это идеология класса буржуазии. Но что из того? Давать ей негативную оценку только на этом основании равносильно тому, что ставить волку в вину пристрастие к мясу, а не к рисовым котлетам. Яблоня должна родить яблоки, а груша — груши, говорил по аналогичному поводу Плеханов. Эта идеология была ложна лишь в том отношении, что претендовала на универсальность, на соответствие ее «природе человека», в терминологии ее носителей. Такой универсальной идеологии, конечно, нет и быть не может. Природа не терпит не только пустоты, она не терпит и единообразия. Некая лишенная всякой структуры социомасса, именуемая «мировой общностью» и управляемая единым «мировым правительством», — оставим эту «американскую мечту» глобалистам (мондиалистам, масонам, космополитам) и тем, кто за ними стоит и кто их «спонсирует».

Но идеология подпадает под юрисдикцию науки и в другом отношении. Человек не может ставить свои условия ни природе, ни обществу. Его деятельность по преобразованию природного и социального бытия в соответствии со своими потребностями будет иметь успех лишь тогда, когда эти потребности не будут противоречить объективным законам самого бытия. Поэтому идеология должна не только выражать потребности социальных общностей, но и содержать в себе, кроме того, объективную возможность их реализации. А это требует соотнесения этих потребностей с теми конкретно-историческими условиями, в которых пребывает данная общность. Таким образом, о научности идеологии можно говорить лишь в следующих двух смыслах: 1) если потребности и интересы социальной общности, идеологией которой она является, верно осознаны; 2) если учтены и имеются в наличии объективные условия, позволяющие ее реализовать. Отсутствие хотя бы одного из этих условий превращает идеологию в идеологическое прожектерство. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Любая идеология может быть подвергнута научному анализу и быть квалифицирована как научная либо ненаучная. Но сам этот факт не дает еще решительно никаких оснований относить идеологию к науке. Ничего необычного в том нет. Могу ли я, к примеру, подвергнуть научному анализу роман Пастернака «Доктор Живаго»? Безусловно, могу. И судить его я буду в этом случае по законам науки, то есть на предмет соответствия либо несоответствия круга идей романа действительности. Но из этого никак не следует, что «Доктор Живаго» — явление науки.

Есть две формы духовно-теоретического отношения человека к миру: гносеологическая (познавательная) и аксиологическая (оценочная). Предметом гносеологического отношения является внешний человеку мир, то есть мир как он существует сам по себе, независимо от человека. В идеале оно предполагает полное элиминирование (устранение) субъекта в акте познавательного процесса. Предметом аксиологического отношения является не сам по себе мир, а мир в его отношении к человеку и его потребностям. Поэтому, в отличие от гносеологического отношения, устранить (элиминировать) субъект в нем никак нельзя. Результатом гносеологического отношения является знание, которое содержит информацию об объекте. Результатом аксиологического отношения является ценность, которая свидетельствует о потребности субъекта в данном объекте. Знание как результат гносеологического отношения выступает в разумной (логической) форме и может быть либо истинным, либо ложным. Ценность как результат аксиологического отношения предстает в эмоциональной форме и может быть либо положительной, либо отрицательной. Знание не подведомственно эмоции, оно не может быть ни хорошим, ни плохим, ни добрым, ни злым, ни прекрасным, ни безобразным. Ценность, напротив, не подлежит юрисдикции разума, не может быть ни истинной, ни ложной, она и не доказуема, и не опровержима.

Проиллюстрируем сказанное одним примером. Я говорю: квадрат — это четырехугольник, имеющий равные стороны и прямые углы. Это гносеологическое суждение (суждение разума, как сказал бы Кант). Оно содержит информацию об объекте, которая может быть апробирована на предмет ее истинности или ложности. А теперь я говорю: «Черный квадрат» Малевича — произведение человека, учившегося владеть кистью в ПТУ. Это суждение аксиологическое (суждение вкуса, как сказал бы Кант). Оно содержит оценку данного произведения, свидетельствуя о том, что это произведение не изобразительного, а малярного искусства. И никакая Академия художеств не докажет обратного.

К какому же типу отношений отнести идеологию — к гносеологическому или к аксиологическому? Видимо, мы имеем в данном случае дело с некой синкретической формой, сочетающей в себе черты как гносеологического, так и аксиологического отношений. С гносеологическим отношением идеологию роднит то, что для своей выработки она требует осознания потребностей той социальной общности, идеологией которой является, а также реальных возможностей своей реализации. Именно потому, не будучи сама наукой, она может быть как научной, так и ненаучной — особенность, отличающая ее от искусства и морали. С аксиологическим отношением ее объединяет то, что, будучи выражением потребностей и интересов, она несет в себе неустранимый момент субъективности, а идеи, составляющие ее содержание, воспринимаются не как истины, а как ценности.

Идеология и мировоззрение

Идеологию очень часто отождествляют с мировоззрением. Основанием такого отождествления является, видимо, их функциональное тождество — и идеология, и мировоззрение служат средством ориентации человека в мире. Достаточное ли, однако, это основание? Нет, недостаточное. Идеология и мировоззрение — это два качественно разных явления человеческого духа. К сожалению, отождествление качества предмета (которое и свидетельствует, что есть данный предмет) с его функциями — самое обычное у нас дело. Возьмите любой учебник по философии. В них в разной словесной оркестровке проводится мысль о том, что философия не наука, а мировоззрение, то есть философия отождествляется с одной из функций философии.

Здесь не место входить в обсуждение этой проблемы. Ограничусь примером, наглядность которого, думаю, внесет некоторую ясность в этот вопрос. Итак, есть сердце и есть процесс кровообращения. Я спрашиваю: кровообращение — это сердце? Каждый скажет, что кровообращение не сердце, а функция сердца. Можно привести сколько угодно примеров, когда качественно совершенно разные объекты выполняют одну и ту же функцию. Например, функцию дыхания- и легкие, и кожный покров. Мало того, предмет может выполнять подчас совершенно несвойственные ему функции. Вспомним хотя бы героя Марка Твена, бившего грецкие орехи большой королевской печатью. Если мы станем отождествлять предмет с его функциями, судить о нем по выполняемым функциям, то безнадежно заплутаем в самых ординарных житейских ситуациях.

В чем состоит принципиальное отличие идеологии от мировоззрения? Прежде всего они отличаются по охвату реальности. Мировоззрение, будучи в теоретической своей форме функцией философии, имеет дело с миром в целом. Это — взгляд на мир и место человека в нем. Оно носит общечеловеческий характер в том смысле, что индифферентно к социальным общностям. Оно может быть материалистическим или идеалистическим, религиозным или атеистическим, но не может быть ни буржуазным, ни пролетарским, ни английским, ни китайским. Так, среди идеологов, готовивших буржуазную революцию во Франции, мы встречаем представителей самых разных мировоззренческих ориентаций. То же — в России начала XX века. Среди идеологов, претендовавших на роль представителей пролетариата, были отнюдь не только материалисты и атеисты. Связывать тот или иной тип мировоззрения с той или иной социальной общностью — значит грешить и против фактов, и против логики. Иное дело, что социальные общности в своих идеологических воззрениях пытаются опереться на тот или иной тип мировоззрения, адаптировать его применительно к своим интересам. Например, Ленин считал, что пролетариату как классу приличествует исключительно материалистическое и атеистическое мировоззрение. Малейшее отклонение от материализма в сторону идеализма и «фидеизма» рассматривалось им как измена делу пролетариата. Поэтому мировоззрение и идеология оказываются у Ленина фактически тождественными. Однако это мнение ни на чем, кроме сектантской нетерпимости Ленина, не основано.

Если мировоззрение направлено на восприятие мира в целом и его законов, то идеология связана исключительно с социальным бытием человека и отражает видение социальными группами своего места в той системе общественных отношений, которая сложилась в стране и мире, их потребности и интересы. Идеология, таким образом, беднее мировоззрения и по охвату реальности, и по своему содержанию. Наконец, она принципиально отличается от мировоззрения тем, что всегда носит корпоративный характер. По самому своему существу она не может быть годной для всех стран, если речь идет о национально-государственной идеологии, и всех социальных групп населения, если речь идет о социальной структуре одной страны. Скажу жестче: она не только корпоративна, но и конфронтационна. Лозунг «Никакого сосуществования в идеологии!» не коммунистами придуман. Он лишь отразил те реальные отношения, которые объективно складываются между идеологиями. Того, кто сомневается в этом, я попрошу взглянуть, наконец, открытыми глазами на воинствующий цинизм, беспардонность и агрессивность, с какими «мировая закулиса», предводительствуемая США, внедряет свои «общечеловеческие ценности» и «демократические стандарты». Такого нахрапа пропаганда КПСС не знала никогда.

Но если идеология конфронтационна по своей природе, то не исключает ли это саму возможность выработки национально-государственной идеологии? Нет, не исключает. Да, идеологии конфронтационны. Но они конфронтационны не вообще, безотносительно к чему бы то ни было, но лишь в рамках определенной социальной общности. Так, идеологии классов, образующих социальную структуру нации-государства, конфронтационны. Но они теряют свой конфронтационный характер, как только мы выходим на уровень более широкой общности, в которой уже само государство-нация выступает всего лишь одним из ее элементов. Иными словами, они конфронтационны в рамках внутригосударственных отношений и перестают быть таковыми при выходе на уровень межгосударственных отношений. Здесь нация-государство выступает как единое целое, объединенное единым национально-государственным интересом. Иначе не может и быть, ибо корпоративный интерес социальных групп данного государства может быть реализован только в рамках реализации общенационального, государственного интереса. Это поняла в 1914 году европейская социал-демократия, понял Плеханов. Это понял Сталин. Этого оказался не в состоянии понять Ленин, выдвинувший лозунг поражения своего правительства в войне. Дорого обошелся русскому народу и другим народам России этот национальный нигилизм Ленина. Еще дороже может обойтись сегодняшней Российской Федерации, проводящей антигосударственную политику в угоду шкурным интересам кучки нуворишей. Впрочем, дорого он обойдется, в конечном счете, и самим российским нуворишам, наивно рассчитывающим на взаимную солидарность своих зарубежных подельников по грабежу и мародерству.

Какова должна быть
национально-государственная идеология России?

Идеология играет чрезвычайно важную роль в становлении и функционировании государства. Народ, не осознающий своих подлинных национально-государственных интересов (а это осознание как раз и осуществляется в форме выработки национально-государственной идеологии), фатально обречен на небытие. В лучшем случае, становится безгласным объектом мировой политики. Какова логика государственного строительства? Есть определенные интересы народа, верно понятые и отраженные в его идеологии. В соответствии с этой идеологией разрабатываются политическая и экономическая системы, стратегия развития национальной культуры. Все это закрепляется в Конституции как Основном законе государства. Государство, таким образом, оказывается возведенным на прочном идеологическом фундаменте. И задача теперь состоит в том, чтобы последовательно реализовать эту идеологию во внутриполитической и внешнеполитической деятельности органов государственной власти. Конечно, путь государственного строительства, означенный выше, это идеал, который в полном объеме практически не реализуем. Но к нему нужно стремиться, а не шарахаться из одной крайности в другую, руководствуясь сиюминутными конъюнктурными соображениями. А то и вообще плыть по течению без руля и без ветрил.

Какова должна быть национально-государственная идеология России? Сегодня невозможно предложить даже ее эскиз. Однако можно указать хотя бы пути ее разработки. Тут, видимо, необходимо руководствоваться тремя критериями. Во-первых, идеи, которые составят ее содержание, должны отражать не сиюминутные и конъюнктурные интересы государства, а интересы стратегического порядка. Во-вторых, они должны в полной мере учитывать как внутренние, так и внешние условия его существования: исторические традиции, менталитет народа, геополитическое положение страны, экономический, демографический, экологический и целый ряд других факторов. В-третьих, они должны охватывать все сферы общественной жизни: социально-политическую, экономическую, духовную. Исходя из указанных критериев, можно было бы указать на следующие идеи и ценности, которые могли бы выполнять роль ее несущих конструкций: суверенитет, народовластие, приоритет труда перед капиталом, возвращение к традиционным ценностям русского народа и других народов России. Но тут, видимо, тоже без комментариев не обойтись.

1. Суверенитет. Что такое суверенитет государства? Это отнюдь не флаг, герб, гимн и мириады суверенных чиновников, пожирающих львиную долю государственного бюджета. Реальный суверенитет — это реализованное право народа быть хозяином в собственном государственном доме, то есть быть собственником своей земли, своих недр, своих заводов и фабрик, жить в мире своей национальной культуры и своих национальных традиций. Это, наконец, реальная возможность защитить это право. Защитить экономически, политически, а при необходимости и военной силой. Если руководствоваться этими, научными, критериями, то нужно признать: Россия не обрела свой государственный суверенитет в 1991 году, как об этом лжет официоз, празднующий «День России», она его потеряла. Его предстоит восстанавливать. При этом нужно отдавать себе полный отчет в том, что отстоять свой суверенитет, сохранить русскую цивилизацию от впавшего в цивилизованное варварство Запада можно лишь объединенными усилиями триединого русского народа — великороссов, белороссов, малороссов.

2. Народовластие. Демократия в том виде, в каком она сложилась на Западе, — это никакая не демократия. Это — олигархия, причем олигархия в ее торгашеской, то есть самой циничной и омерзительной форме. Власть превращена здесь в товар, а политика — в род «бизнеса». Взращена так называемая «политическая элита», то есть каста людей, сделавших политику своим «бизнесом». «Политический элитарий» — это не политик-профессионал, а профессиональный политик. И ведет он себя не как политик, а как бизнесмен, для которого норма прибыли составляет весь смысл его деятельности. Неважно, в какой форме он эту прибыль получит — денежной или властной. В «цивилизованных странах» они взаимоконвертируемы — деньги обмениваются на власть, власть — на деньги. Происходит сращение «элит» — экономической и политической. Демократия вырождается в химически чистую диктатуру, диктатуру политико-экономической мафии. Ну, а что народ? А народу милостиво разрешено освящать балаган, именуемый выборами, своим именем, периодически тасуя эту колоду «элитариев».

Если мы действительно привержены народовластию, если мы не хотим превратить институт парламентаризма в некое подобие политической биржи, на которой торгуют голосами и интересами избирателей, нужно отсечь эту пройдошную и пронырливую публику от власти, как она пытается отсечь от власти народ. Что нужно для этого сделать? По меньшей мере следующее:

а) предоставить политическим партиям тот же статус, который имеют другие общественные объединения: филателисты, нумизматы, общество рыболовов и охотников и т. д. То, что политические партии выражают интересы каких-то слоев общества, — это миф. Они работают на себя, точнее — на своих «вождей», составляющих органическую часть той мафиозной «политической элиты», о которой шла речь выше;

б) перейти на куриальную систему выборов, предполагающую пропорциональное представительство в органах законодательной власти всех групп населения в соответствии с социальной структурой общества;

в) принять закон об отзыве депутата, который обеспечивал бы реально такую возможность, а не формально ее декларировал;

г) отказаться от нелепого принципа верховенства международного права (которое фактически сегодня не существует) над национальным законодательством, подрывающего суверенные права русского и других коренных народов России.

3. Приоритет труда перед капиталом. Необходимо восстановить во всех ее правах старую истину экономической науки: «Труд — основа общественного богатства». В господствующей ныне экономической парадигме финансовый капитал — паразитический по сути и космополитический по своей природе — стал демиургом всего и вся. Он полностью подмял под себя труд, мертвой хваткой держит за горло реальную экономику. Ничего не создавая сам, он присваивает огромные богатства, диктует свою волю президентам и правительствам. Это — солитёр, внедрившийся в экономический организм и пожирающий его живую плоть. Сделано это было с помощью простой жульнической операции: деньги были превращены в товар. Это и составляет сущностную характеристику капитализма. Не рынок, которым нам прожужжали все уши, — рынок существовал уже у истоков человеческой цивилизации, — а именно превращение денег в товар. Но деньги не имеют ни потребительной стоимости, ни стоимости. Следовательно, уже по самой своей сути они не могут быть товаром. Единственное, что они могут, — быть эквивалентом их, товаров, стоимости. Да и то лишь постольку, поскольку олицетворяли собой золото. После того, как был ликвидирован золотой стандарт денежной единицы, они фактически лишились и этой своей функции. Для мирового ростовщичества наступил поистине золотой век. Это и привело к ситуации, которая сложилась сегодня на мировом рынке: он буквально завален денежной макулатурой, не обеспеченной товарной массой. Доллар США, являющийся мировой валютой, обеспечен где-то на треть. Объяви завтра г-н Буш пресловутый «дефолт» — никто по обязательствам США отвечать не будет. Да, собственно, никаких обязательств и не было. Вольно же было вам, дуракам, набивать банковские сейфы, чулки и кубышки бумагой, принимая ее за реальную ценность. Необходимо, чтобы деньги стали тем, чем им и надлежит быть: слугой экономики, а не ее хозяином.

4. Возвращение к традиционным национальным ценностям: культу семьи как основы здорового общества, православной соборности как антиподу протестантского индивидуализма, приоритетности нравственного начала во взаимоотношениях людей, патриотизму, основанному на самоуважении, сопричастности своему народу и его истории.

Хватит рыскать по заграницам и набираться уму-разуму. Пора возвращаться домой, к отеческим гробам. К родному пепелищу.

Валентин Леонидович Акулов родился в 1936 году. Окончил Кишиневский университет. Доктор философских наук, профессор. Автор монографий «Философия, ее предмет, структура и место в системе наук» (Краснодар, 1976 г.), «Диалектический материализм как система. Опыт теоретического анализа» (Минск, 1986 г.), «Материалистический монизм: сущность и методологическое значение» (Минск, 1988 г.).

http://www.moskvam.ru/2005/08/akulov.htm