Если возможно, будьте в мире со всеми.

Интервью с Митрополитом Варшавским и всея Польши Саввой

Всякий раз, приезжая в Варшаву по приглашению Российского центра науки и культуры, стремлюсь навестить столичный район, называемый «Прага». У каждого есть свои любимые места в том или ином городе. Москва для меня, к примеру, немыслима без Новодевичьего поля и Тверского бульвара, Белград — без улицы Косовская девойка… А Варшава — без величественного православного храма Святой равноапостольной Марии Магдалины. О человеке многое узнаешь, выяснив об истоках его радости. Разве могут оставить равнодушным в католическом государстве тяжелые купола православного храма, под которыми возносится к Богу молитва на родном языке!

Благодаря Российскому центру науки и культуры в Варшаве и инициативе прихожан я впервые переступил порог храма Св. Марии Магдалины четыре года назад как гость православной общины. А в этот раз я захватил в Польшу не только шестиструнную «Ямаху», но и свои новые книги о православных святых и чудотворных иконах Матери Божией, изданные в московском издательстве «Росмэн». Огромная честь быть героем литературной встречи, организованной в митрополичьей гостиной- просторной, светлой комнате, где по соседству находится домовая церковь Его Высокопреосвященства Митрополита Варшавского и всея Польши Саввы.

Около 80 почитателей русской культуры собралось в зале. И для всех нас оказался весьма неожиданным приход на встречу Митрополита Саввы.

Думаю, что встреча многим пришлась по сердцу. Митрополит Савва по окончании ее пригласил меня в свой рабочий кабинет, увешанный картинами с изображениями высоких иерархов, управлявших Автокефальной Польской Православной Церковью в минувшем столетии. За чашкой чая и состоялся наш разговор.

Корр.: Владыка, что, на ваш взгляд, является главным в епископском служении?

Митрополит Савва.: Сфера епископского служения широка. Уберешь у моста одну опору — он непременно разрушится. Так и игнорирование епископом хотя бы одной из своих обязанностей может привести к катастрофе. Пастырское служение епископа опирается на служение любви, поэтому оно будет несовершенным, если ему недостает любви к инаковерующим, властям, атеистам. Все, что Бог поручает нам, — важно. Трудно епископу, когда он остается без поддержки верной паствы. Поэтому народ должен не только слушать своего архипастыря, но и помогать ему, принимать участие в его служении.

Корр.: «Повторная евангелизация"… Этот термин нынче звучит часто. Что он означает?

М.С.: Нет повторной евангелизации. Я не люблю этого выражения, ибо важно все, что касается нашей жизни в Церкви и вне ее. Отсюда — сложность исполнения слов Евангелия. Большинство из нас знает Евангелие, но мало кто хочет жить в соответствии с его духом. Мир нуждался и нуждается в практическом христианстве. Необходимо, чтобы наша жизнь пропиталась Священным Писанием. И в этом смысле она будет евангелизирована без приставки «нео». Если мы не живем в согласии с заповедями Христа, значит, мы по-настоящему с Ним еще не жили. Непрерывное говорение о неоевангелизации подобно указыванию другим на то, что уже и так стоит перед их глазами, вместо того чтобы показать, как Евангелие действует, и придать ему движение, чтобы оно приносило практические плоды.

Корр.: В Польской Православной Церкви — украинцы, русские, белорусы, поляки… Как вы учитываете многонациональный фактор в своем служении?

М.С.: Христос послал апостолов проповедовать разным народам. Поэтому они должны были научиться благовествовать, опираясь на богатства многих культур. Сегодня у нас похожая ситуация. Каждый может войти в Церковь, если только согласится поставить веру на первое место. Православие поддерживает любую культуру и народ, желающий славить Господа. Однако, если кто-то захочет использовать Церковь в эгоистических или националистических целях, вера и нация вокруг него придут в упадок. Божие — Богу, а кесарево — кесарю. Апостолы смогли договориться с римлянами, греками, африканцами и десятками иных народов благодаря тому, что последние хотели слушать их слово. Так и сегодня каждый, кто захочет слушать нашу речь о Христе, будет удовлетворен. Однако если он ожидает, что мы вручим ему власть над соседями, то будет жестоко разочарован.

Корр.: Расскажите, пожалуйста, о своем детстве. Когда вы пришли к вере?

М.С.: Я родился и вырос в трудное время войны и послевоенной разрухи. Вспоминая о тех жестоких днях, невольно заплачешь. Помню, как нужно было вовремя бежать в поле или в лес, прятаться в стогу сена; даже оставаясь дома, мы не ощущали себя в безопасности. Освобождение от фашистов не принесло мира на родную Холмщину. Все детство прошло в опасениях за собственную жизнь, в жутком страхе. Конечно, это не могло не повлиять на наше становление. Но все оказалось промыслительно. Я вырос в глубоко религиозной семье, среди людей, которые неоднократно своей жизнью подтверждали верность Святому Православию. Меня воспитали мама и бабушка. Отец умер, когда мне было два года. Однако я не ощущал себя сиротой. Наш дом стоял по соседству с храмом. Православие заменило мне отца. В храме я духовно возмужал. Кроме того, я встречал в жизни много глубоко верующих людей, что помогало мне идти по тому пути, на котором мы сегодня встретились.

Трудности войны направили нас, детей войны, к Богу. Он становился нашим заступником. Только в Нем мы находили утешение. Послевоенный период оказался трудным для Православия. По всей Холмщине уничтожалась наша Церковь. Во время акции «Висла» православных людей насильно выселяли на территорию советской Украины и на западные земли, отошедшие Польше от Германии после войны. Людей запирали в вагоны для скота, не позволяли даже забрать имущество и попрощаться с близкими. Отрезанных от корней православных бросали на чуждые для них культурно и религиозно земли. Наша неполная и неопасная для властей семья, состоящая из бабушки, мамы и меня, избежала выселения. Но разве это означало, что наступил мир для нас и спокойствие? Нередко я ночевал в окрестных стогах. Моего дядю убили за то, что он не хотел вступать в Армию Крайову. Застрелили прямо в передней его собственного дома. И тут же от разрыва сердца умерла его жена. Мы только чудом остались живы.

А жизнь продолжалась. И мне нужно было найти в ней свое место. Меня всегда тянуло в православный храм. Но тогда на его месте встал римско-католический костел, а наши церкви находились далеко. Окончив начальную школу, я уехал учиться в Шленск. От добрых людей я узнал о жизни Православия в нашей стране, об открытии Духовной семинарии в Варшаве. Я понял: там мое место. Бросив техникум, я поступил в семинарию. Мама не противилась моему выбору. Она всегда давала мне свободу в принятии решений. И в 1952 году я переехал в столицу. Семинария тогда только начинала работу, не хватало буквально всего. А я не мог рассчитывать на поддержку из дома, но при этом оставался душевно спокоен и знал: не совершил ошибки, оставив мирскую жизнь. А сколько счастливых минут доставляла возможность без всякого страха посещать святыни! К моей неописуемой радости, меня направили на кафедру в митрополичий собор равноапостольной Марии Магдалины. Я начал служить как жезлоносец. Конечно, тогда разве мог я предположить, что через несколько десятков лет тоже возьму в руки жезл, но уже в совершенно другом качестве — как митрополит? По окончании семинарии я поступил в Христианскую теологическую академию, в секцию православной теологии.

Корр.: Когда же вы, владыка, решили принять монашество и где это произошло?

М.С.: Уже в семинарии я понял: моим предназначением должна стать служба на благо Православной Церкви и ее верующих. В 1957 году впервые после окончания Второй мировой войны организовалось в Польше паломничество в святую Почаевскую лавру. Встреча с лаврой — символом величия Православия — произвела во мне большие перемены. Я уезжал оттуда со слезами на глазах. Хотел остаться там, стать, как почаевские монахи, крошечным звеном в великой церковной цепи. Но понимал, что еще не созрел для такого подвига. Мысль о принятии монашества осталась в сердце и как бы дозревала во время учебы в академии.

Окончательное решение я принял в Сербии в 1965 году, когда поехал в эту страну, в Белградский университет, для подготовки докторской диссертации. В Сербии я ближе узнал живую традицию монастырской жизни, познакомился с иноками, олицетворяющими христианские идеалы. Им выпало жить в труднейшие годы войны. Но любовь их к людям, преданность Богу, радость и спокойствие оказались так притягательны и заразительны, что я обратился к Его Блаженству митрополиту Стефану с просьбой о благословении на принятие монашества. Принял я постриг из рук Его Святейшества Патриарха Германа в белградском монастыре Введения во храм Пресвятой Богородицы. Во время посвящения я получил имя Саввы, покровителя сербского народа, создавшего в XI веке независимую Православную Сербскую Церковь. В то время в белградском монастыре жили монахини из нашего польского монастыря в Лешней Подляске. До сего дня с величайшей любовью храню я вышитую жемчугом Холмскую икону Пресвятой Богородицы, подаренную мне инокинями, вспоминаю о тех сестрах из родной Холмско-Подляскской земли. Ныне православный женский Леснинский монастырь находится во Франции. Там же хранится знаменитая чудотворная Леснинская икона Божией Матери. В Сербии я учился монашескому послушанию, узнавал, какой на практике должна быть монашеская жизнь. То был бесценный опыт. Возвратившись в Польшу, на землю святого мученика Гавриила Белостокского, я должен был оплатить подарок, полученный мною на земле святого Саввы. Девиз: «Молись и трудись!» — навсегда стал моим.

Корр.: Известно, что вы в детстве знали одного новомученика, жившего в ваших местах…

М.С.: Да, Господь подарил мне встречу со священником Павлом Швайко, причисленным к мученикам Церкви вместе со своей матушкой. Он был священником нашего прихода. Однажды атеисты убили моего православного родственника, а отец Павел не испугался и отпел его… Помню, как он мне дал просфору, конечно, не предполагая того, что именно этот маленький мальчик, став позднее митрополитом, провозгласит его мучеником. В наших краях жизнь тогда стала небезопасной, и отец Павел вынужден был переехать в другой православный приход. Но там и настигла его мученическая смерть. Бандиты ворвались в дом священника, выкололи ему глаза, отрезали уши, а потом вместе с матушкой убили. Сын их Павел остался в живых только потому, что в то время находился в школе.

Наши мученики исторически близки нам, это наши современники, и сейчас среди нас живут их внуки. И мы громко говорим миру, что наши деды и прадеды так же, как мученики-христиане первых веков, собственной кровью свидетельствовали о святости Православия. Без их жертвы наша Церковь оказалась бы гораздо слабее. Они указывают нам, как должен истинный христианин вести себя перед духовной угрозой.

Корр.: Сейчас в некоторых костелах Польши ксендзы проводят сеансы экзорцизма, то есть изгнания беса. А одержимых и бесноватых среди католиков становится все больше и больше. Существует ли подобная практика в Польской Православной Церкви?

М.С.: Вспоминаю, как приехал я однажды в монастырь на Грабарку. Местные монахини и поведали мне тогда, что есть у них такая тяжело больная бесноватая, что подойти к ней даже священники боятся. Я говорю: «Хорошо, пойдем посмотрим». Несколько человек ведут ко мне бесноватую. Она не своим голосом как закричит: «Савва, отойди от меня!» Пока я читал молитву и молился о ее спасении, люди держали эту бедную женщину. Наконец она успокоилась. Тогда я предложил ей исповедаться. Во время исповеди она призналась, что постоянно видит большого барана с рогами. Я отпустил ей грехи. Больная причастилась и ушла спокойно… Да, я много раз встречался с такими одержимыми на Грабарке и в Белостоке. Им необходимо помогать, отчитывать их в специальных молитвах, но делать это могут только очень опытные священники.

Корр.: Есть ли в современной Польше духовные старцы?

М.С.: Старцев сегодня в Польше нет. Старцы ушли. Это большая проблема нашей Церкви и всего монашества. В нашей Церкви преобладает молодое и среднее поколение. В Сербии же наоборот, монахи в сербских монастырях жаловались, что у них мало молодежи. В Польше происходит процесс возрождения монашества. В нашей епархии сейчас около 80 монахов и монахинь. Для такой малой Церкви это много. Но конечно, молодежь должна иметь перед глазами образцы старчества.

Корр.: Католики увлечены миссионерской деятельностью, предпочитают путешествовать по миру, просвещать другие народы, завоевывать популярность для своей церкви, а не жить смиренно в монастырях. Что вам кажется самым главным в Церкви, в монастыре?

М.С.: Самое главное — это духовность, наша жизнь во Христе. А в духовной православной жизни главное — молитва. Все проистекает из молитвы, из этого великого подвига. Без Бога мы ничего не можем достичь. А с Ним нам ничего не страшно. Главное — хлеб духовный, а не вещественный. Принимая монашество, мы решаем, что будем жить в монастыре. Сеятели не должны видеть конца жатвы. Только Бог видит начало и конец каждого дела. Тот, кто не сеет, чтобы самому собрать, особенно на Христовой ниве, собирает скромный урожай.

Корр.: Почему же Польская Церковь стала автокефальной?

М.С.: Хотя в межвоенный период Польская Церковь была одной из ведущих и насчитывала пять миллионов верующих, она все равно зависела от государства. В России же господствовал коммунизм, и у польских властей были опасения, что через церковные круги коммунизм распространится в Польше. Русская Церковь тогда была в неволе. Патриарх находился в заключении. У нас сохранились документы, что и Русская Церковь хотела нам помочь, но не смогла из-за политической неразберихи.

Корр.: Как вы оцениваете современное положение Польской Автокефальной Церкви, пережившей столь страшные испытания в ХХ веке?

М.С.: Теперь, слава Богу, жизнь стала стабильней. В последние годы нашим православным священникам удалось вернуться в полицию, армию, пожарную охрану, в больницы и тюрьмы. Мы всегда там, где нужна духовная помощь, где человек находится на грани срыва, отчаяния, утраты надежды. Государство официально нам не мешает, но и не помогает. Вместе с духовной жизнью оживает благотворительность. В каждой епархии созданы центры милосердия, церковные дома социальной защиты. При Варшавской Митрополии работает фонд «Достойная жизнь». Он уже выплатил стипендии нескольким сотням православных гимназистов. Совсем недавно нас называли «духовной пустыней». А сейчас на наши ежегодные дни церковной музыки и пения в Гайковке, выступления церковных хоров и фестивали колядок приезжают не только гости из Европы и России, но и со всего мира. Наши искусство и культура все больше выходят из церковных стен навстречу людям, даря им бесконечное богатство православных традиций. Православные катехизаторы заботятся о правильном духовном воспитании детей и молодежи с самого раннего возраста. Это не просто теоретическая передача знаний — это воспитание православного мировоззрения, правильного образа жизни. Одна из особенностей Польши — здесь нет невоцерковленной молодежи: 99% населения — верующие. Православные пастыри стремятся искоренить в сознании молодежи нетерпимость. Надо учиться жить в мире со всеми. Активная деятельность привела к стабилизации нашей Церкви. Властям с нами уже нужно считаться. И власти теперь решают многие наши проблемы вместе с нами, а не так, как раньше.

Корр.: Ваше Блаженство, в кафедральный собор в Варшаве приезжают архиереи со всего мира… Каковы ваши отношения с другими Православными Церквами?

М.С.: Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми (Рим. 12, 18) — вот принцип, которого я придерживаюсь. С Русской Православной Церковью — отношения самые тесные и дружеские. Мы с русскими иерархами часто навещаем друг друга. Голос представителей Польской Православной Церкви слышен на конференциях, съездах и местных соборах. Нас уважают. Мы поддерживаем активные контакты со всеми автокефальными Православными Церквами, живо сопереживаем всем их радостям и горестям, участвуем в разрешении богословских вопросов и административно-канонических проблем, касающихся всего мирового Православия и отдельных Церквей, мира и блага всех людей.

Корр.: В ХХ веке многие Православные Церкви в исконно православных странах перешли на новый, григорианский календарный стиль летосчисления. Русская Православная Церковь держится старого церковного календаря. А в Польской Церкви сочетается служение и по тому, и по другому стилю. Да и исторически сложилось так, что на востоке и юго-востоке Польши, а также в ее древних монастырях придерживаются старого стиля. Не могли бы вы назвать другие особенности православной церковной жизни в современной Польше?

М.С.: У каждой страны — свои особенности. Но в церковной жизни они касаются лишь внешнего порядка. Догматических различий нет. Наша Польская Церковь, так же как и другие Православные Церкви, строго хранит догматы и каноны святого Православия. Но поскольку мы веками находились под влиянием западного мира, оно отражается на жизни приходов, особенно в больших городах. Мы боремся с этим явлением, но не всегда удается повлиять на результаты. Есть и подлинно народные традиции. Особенно это касается праздника Рождества Христова: здесь длительный период колядок — начиная с праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы и кончая Сретением Господним. В России такого нет. Мы ставим елки и дома, и в храмах, и поем колядки, которые вошли в жизнь нашей Церкви, и без этого уже Рождество немыслимо. На Рождество мы приносим в дома зерно, сено, солому — то, что было, по преданию, в Вифлеемской пещере. Есть у нас и специальная трапеза в Рождественский сочельник, но не такая, как у вас в России, со строгим постом. У нас это просто постная трапеза, где должно быть тринадцать блюд, рыбных и постных. И мы всегда оставляем одно свободное место за столом для того, кто путешествует по свету и может неожиданно зайти в дом. Чтобы узнать, насколько жива эта традиция, польские журналисты в прошлом году провели эксперимент, заходя в сочельник в дома к незнакомым людям. В каждом из трех домов, куда они постучали, их пригласили за стол. Есть обычаи, особенно соблюдаемые в деревнях, когда в полночь верующие люди идут в хлев к животным и несут им все, что остается от праздничного стола. Хлеб ценится больше всего. Они верят, что в эту ночь животные тоже радуются священному событию — Рождеству Христову. После предрождественской трапезы христиане славят Христа, шествуя от дома к дому. Хозяева дарят им сладости, дают денежные пожертвования. Взрослые часто поют колядки, чтобы собрать пожертвования для строительства и ремонта храмов. Так было всегда в православной Польше, даже во времена коммунистов. Так же как в России, у нас распространен обычай освящения пасох, куличей, яиц. Правда, у нас к трапезе добавляют колбасу, сыр. В деревнях все это кладут в большие корзины, и священник у въезда в деревню, возле креста, сам освящает продукты, потому что дотащить их до церкви невозможно — так их много.

Одна из особенностей Православной Церкви в Польше — возрождающиеся православные братства, которые сохранялись даже во времена, когда были ликвидированы церковная структура и иерархия. Тогда православные братства мужественно защищали Православие от католицизма и унии. Братства выжили даже во время между двумя мировыми войнами и при коммунистах. Они объединяют интеллигенцию во всей Польше. Их задача — сохранить устои Церкви, заниматься миссионерством, благотворительностью и просвещением. Центр такой деятельности — Белосток. Когда я был епископом в Белостоке, организовал там такое братство. Польские православные братства сотрудничают с аналогичными за границей. Учредилось весьма активное Православное молодежное братство. Особенно деятельно оно практикует паломничества по святым местам. Одно из самых массовых паломничеств приходится на праздник Преображения Господня. Тысячи паломников выходят из Белостока и Яблочина и идут в монастырь на Грабарку. В 2004 году первое паломничество организовала православная молодежь Варшавы.

Церковь и время, в котором мы живем, формируют человека. Но ничего случайного у Бога нет. Время, в котором нам суждено жить, выбрано Богом, Который через историю формирует характеры, посылает на выполнение Им Самим намеченных заданий. Однако Он не принуждает нас и всегда оставляет свободу выбора. Можно принять или отвергнуть Его зов. Многие чудеса совершаются в православных монастырях и храмах Польши. У нас есть святые мощи и десятки чудотворных икон: Спасителя, Богородицы, святого мученика младенца Гавриила, святой Анны, преподобного Онуфрия в Яблочине. В Гайновской Пуще над святым источником стоит часовня. Там люди получают исцеления от многих болезней.

Всем известна чудотворная икона Спаса в монастыре Грабарка, уцелевшая во время страшного пожара. Все сгорело вокруг, а она осталась невредима. Там же находится святой источник.

Недавно мы прославили в лике святых мучеников, пострадавших за православную веру в Холмско-Подляскской земле. Это прославление — величайшее в нашей Церкви событие, оно никого не может оставить равнодушным.

Корр.: Каковы отношения с католической церковью?

М.С.: Сегодня нет открытой нетерпимости со стороны католиков. Формально отношения неплохие.

Самая большая проблема — смешанные браки с католиками. Католиков в Польше больше, чем православных, и не каждый может выдержать давление в католической семье. Бывает, конечно, но реже, что в смешанном браке и католики переходят в Православие.

Корр.: Есть ли сегодня случаи перехода католических священников в Православие?

М.С.: Лично я не привлекал бы ксендзов для служения в Православной Церкви ни под каким видом, потому что ведут они себя совсем иначе, нежели наши священники. Это другой дух, другое воспитание, культура… Они впитали католичество с молоком матери, и от них будет только беда в пастырской жизни. На самом деле многие ксендзы хотели бы стать православными пастырями, но мы их не принимаем. Одна из причин — православным священникам дозволяется жениться, а католическим ксендзам — нет. Что касается мирян-католиков, желающих обратиться в Православие, мы принимаем их охотно.

Корр.: Каково отношение нынешней власти Польши к Православию?

М.С.: В 1991 году нам удалось выработать первый в истории Речи Посполитой закон, регулирующий отношения Церкви и государства. Он, конечно, далеко не совершенен, но по этому закону мы имеем право направлять своих православных пастырей в тюрьмы, школы, больницы… Есть, безусловно, проблемы в этом взаимоотношении. В 1938 году в Польше было разрушено около двухсот православных храмов, но ни одно из правительств, существовавших в Польше, не дало компенсацию. Теперь есть закон и есть комиссия, занимающаяся проблемами возвращения церковных земель и имуществ. И там, где возможно, мы получаем нынче землю. Рядом с нашим кафедральным собором Св. Марии Магдалины вплотную к зданию епархии стоит дом. В нем сейчас располагается полицейское управление. Мы уже несколько лет боремся за этот дом. Он необходим нам, чтобы расселить студентов Духовной семинарии, живущих в городе где попало. А ведь эти студенты — будущие богословы и должны иметь свой церковный дом, где есть часовня… В своем письме я писал городским властям, что государство, если оно действительно демократическое, обязано предоставить все условия для развития Церкви и помочь ей воспитывать будущих пастырей. Ведь они являются не только священнослужителями, но и законоучителями в школах, капелланами в госпиталях и тюрьмах, они тесно связаны с обществом и помогают ему во всем и потому должны иметь помощь от государства.

Корр.: Благодарю вас, Владыка, за эту содержательную беседу.

http://www.moskvam.ru/2005/08/ananichev.htm