 |
| Ежедневный журнал | Светлана Солодовник | 13.07.2005 |
Читаем главу ХV, статью 5-ю Устава: «Имущество, принадлежащее каноническим подразделениям Русской Православной Церкви на правах собственности, пользования или на иных законных основаниях, в том числе культовые здания, здания монастырей, общецерковные и епархиальные учреждения… иные здания и сооружения, земельные участки, предметы религиозного почитания, объекты социального, благотворительного, культурно-просветительного и хозяйственного назначения, денежные средства, литература, иное имущество, приобретенное или созданное за счет собственных средств, пожертвованное физическими и юридическими лицами, предприятиями, учреждениями и организациями, а также переданное государством и приобретенное на других законных основаниях, является имуществом Русской Православной Церкви».
Вот так. Патриархия сделала выводы из ситуации начала 90-х годов, когда приходы ввиду неурегулированности имущественных отношений переходили в другие юрисдикции «с вещами», и подстраховала себя, кажется, на все случаи жизни. Теперь ни при каких условиях прихожане «не могут заявлять никаких прав на приходское имущество и средства» — это из главы XI, статьи 7-й Устава.
Что же касается «рычагов влияния», то и тут статус юридического лица мало что дает всем заинтересованным сторонам. Читаем все тот же Устав: «Члены причта могут быть перемещаемы и увольняемы от своих мест епархиальным архиереем по личному прошению, по церковному суду или по церковной целесообразности» (гл. XI, ст. 25). Заметим, что личное прошение остается неудовлетворенным, если епархиальному начальству почему-либо неудобно идти навстречу священнику. Между тем «священнослужители могут быть приняты в другую епархию только при наличии отпускной грамоты епархиального архиерея» (гл. XI, ст. 30). Церковный суд пока не начал работать, только-только сформулированы его основные положения. Ну, а «церковная целесообразность» может значить все, что угодно, вплоть до полного произвола. То есть жизнь простого священника (а следовательно, и его паствы) целиком и полностью во власти местного архиерея — и никакое «юрлицо» ему тут не подмога. Статус этот нужен, скорее, государству, поскольку делает приход работающей структурой.
Что получает приход, наделенный правами юридического лица? Счет в банке, возможность решать свои дела в судебном порядке и собственную печать. Все это в первую очередь необходимо для регулирования отношений с государством, главным образом для денежных расчетов. Нынешнее законодательство приравнивает приход к общественной организации и требует от него уплаты всех налогов. И с конца 90-х приходы худо-бедно платят. Ежеквартально подают в налоговые органы финансовые отчеты, подводят ежегодный баланс. Если лишить их «юрлица», всего этого они делать уже не смогут. «Вместо 22 тысяч юридических лиц будет только 90», — стращает Михаил Воронин — по числу епархиальных управлений. То есть, значит, 90 управлений должны будут делать всю ту работу по финансовой отчетности, которую сейчас делают 22 тысячи приходов. «Да я им памятник поставлю, если они за меня будут стоять по три часа в соцстрахе!» — радостно восклицает казначей московского храма Успения Пресвятой Богородицы на Вражке Любовь Саркисян. Но памятником тут не отделаешься.
Какое количество бухгалтеров нужно иметь, чтобы обработать всю эту информацию и развести все деньги и бумажки в нужные места: банк, соцстрах, медстрах, пенсионный фонд и так далее и тому подобное? «Да приход вообще без „юрлица“ ни одного шага самостоятельно сделать не сможет», — уверяет казначей из храма Успения. Вот, например, перед Рождеством и Пасхой в московские храмы приходят кинологи с собаками, чтобы проверить их на предмет террористической безопасности. На выданное кинологу направление приход ставит свою печать. Мол, проверено. А без «юрлица» как, ехать с каждой бумажкой в Чистый переулок? И так за каждой малостью бегать в епархию? Да ни одно епархиальное управление этот воз не потянет. И кто к тому же будет всю эту работу оплачивать? До сих пор церковное руководство старалось по возможности переложить свои траты на государство, а тут вдруг готово выбрасывать уйму денег непонятно ради чего? Как-то плохо верится.
Однако и это еще не все сложности. В Москве казначею любого прихода ничего не стоит доехать до патриархии, где (в случае столицы) будет сидеть занимающийся «его» делами бухгалтер. А как быть в провинции, где епархия иногда охватывает две, а то и больше областей? Сейчас деревенские батюшки (на селе казначеи редкость, в сельских храмах, как правило, на все про все один батюшка) добираются до райцентра, где сидят налоговики, что тоже по их доходам, да и по отсутствию сообщения, не всегда простое дело. А если епархиальное управление в другой области и ехать до него далеко и дорого? Да батюшка просто не поедет никуда, и никакое епархиальное начальство ничего с ним поделать не сможет. Получается, что государство, столько лет добивавшееся, чтобы приходы превратились в дисциплинированных налогоплательщиков (и в общем-то добившееся этого, пусть доход от церковных выплат и невелик), сейчас собирается порушить всю создававшуюся с таким трудом систему? Здравый смысл протестует. Кроме того, процесс экономического «приручения» продолжается. Сейчас вот приходы, как и все другие хозяйствующие субъекты, получают введенные Госкомстатом новые коды статистики — для усовершенствования экономической отчетности.
А уж как пострадает от потери «юрлица» прозрачность приходского бюджета, и вообразить трудно. Ни для кого не секрет, что в приходах существуют так называемые черные кассы — доходы, сокрытые от глаз церковного и светского начальства. Но сейчас, при наличии банковского счета, часть денег все-таки хранится на нем: это удобно для определенного рода операций, иные спонсоры предпочитают переводить деньги на счет. Лишившись юрлица, приход теряет право на счет в банке — и абсолютно все его доходы уходят в тень. За что, спрашивается, боролись?
До сих пор речь шла о православных приходах. Но ведь закон не может касаться только РПЦ, религиозное законодательство у нас одинаковое для всех конфессий. Значит, статуса юрлица лишатся мусульманские, иудейские и все прочие общины. Но, скажем, ни у мусульман, ни у иудеев нет епархий. У мусульман, правда, есть духовные управления — в России их шесть. А у иудеев и вовсе только две головные организации — и обе в Москве. И что же, они должны будут обслуживать все разбросанные по всей стране общины? Это уже просто какой-то бред.
Адвокат Михаил Воронин все последние годы занимался имущественными спорами между православными общинами и государством. Он вел такие скандальные дела, как возвращение Церкви храма Воскресения Господня в Кадашах, где располагался Реставрационный центр им. Грабаря, рядился с РГГУ за патриаршее подворье на Никольской, продолжает бороться с музеем народов Востока за храм Ильи Пророка на Воронцовом поле (сейчас там музейное хранилище). Все это были дела громкие, обсуждавшиеся в прессе, принесшие г-ну Воронину немалую известность. Но вот на состоявшемся в конце июня заседании Комиссии по вопросам религиозных объединений при правительстве РФ было решено ускорить процесс передачи религиозным организациям «находящихся в федеральной собственности объектов религиозного назначения». Роскультуру призвали соблюдать сроки рассмотрения подобных дел — по правилам на них отводится два месяца, а Минэкономразвития рекомендовали разработать к сентябрю проект федерального закона, регулирующего вопросы передачи такового имущества. Быть может, г-н Воронин просто подыскивает для себя другое направление деятельности?
«Воронинская информация даже не стоит того, чтобы о ней говорить», — заверил корреспондента «Ежедневного журнала» зампредседателя правительственной комиссии Андрей Себенцов, один из разработчиков поправок к закону «О свободе совести…». «Я ответственно вам заявляю, что это провокация», — был еще более решителен пресс-секретарь патриархии священник Владимир Вигилянский. Да и независимые специалисты, присутствовавшие на заседании Экспертного совета думского Комитета по делам общественных организаций и религиозных объединений, где обсуждались поправки к закону, утверждают, что ни о каких «юрлицах» речи не шло. А подленькая мысль все-таки шевелится — здравый смысл ведь совсем не то, чем руководствуются в своих действиях чиновники.
