 |
| Православие.Ru | Елена Лебедева | 11.07.2005 |
Большевистская революция 1917 года разрушила государственные и религиозные устои, которые веками формировали национальное мировоззрение. Перед новым правительством встала задача — внедрить в общественное сознание марксистскую идеологию и создать среду, годную для выращивания «нового человека». Социалистическая реконструкция Москвы была призвана решить многие бесспорно важные коммунальные, социальные, хозяйственные, транспортные, жилищные и прочие городские проблемы, но этим ее сущность не исчерпывалась. Именно новая идеология была положена в основу социалистического перевоплощения города.
На это Москву обрекал статус мировой «красной столицы» — она должна была демонстрировать достижения социалистического строя и стать «лицом» социализма во всем мире. Идейная же сущность социалистической реконструкции Москвы состояла в том, чтобы воплотить в реальности утопический «Город-сад», призрачный образ которого так давно волновал воображение выдающихся социалистов-утопистов — от Томмазо Кампанеллы и Томаса Мора до Н. Г. Чернышевского. Перенести его из области мечтаний в реальную действительность, построить настоящий социалистический «Чудо-Город» — символический образ грядущего нового мира и центр мирового коммунизма, — эта идея была заложена в основу реконструкции Москвы. Построение «земного рая», идеального будущего на земле, к которому и следует стремиться, есть основной закон Утопии как антитезы Града Божия, — Царствия Небесного, обретаемому человечеством лишь за гранью земного бытия. Новая «красная столица» создавалась как образ антихристианской утопии, как своеобразный Антигород, «зазеркалье» старой Москвы, носившей в себе образ православного Третьего Рима. Без этого невозможно понять всю глубину трагедии города XX века.
Третий Рим
Градостроительная модель средневековой Москвы воплощала собой православную идею Москва — Третий Рим, которая окончательно сложилась в русской столице после падения Византии. В основе этой идеологии лежит представление о Богоизбранном Городе, призванном осуществить великую историческую миссию и тем выполнить Божественную Волю. Для России как христианской цивилизации, осмыслявшей себя наследницей Византии, этой миссией стало сохранение Православной Церкви, вне которой невозможно достичь Царствия Божия, а государство представлялось оплотом для ее сохранения. Третий Рим был призван сохранить Соборную и Апостольскую Церковь и явить всему миру свет православия, а Православная Церковь была основой существования России. Поскольку это христианская идея, то смыслом исторического бытия Третьего Рима, согласно православному вероучению, было достижение Царствия Небесного. Оттого эсхатологическим образом, запечатленным в облике Москвы, был Небесный Иерусалим — Град Божий, грядущий после конца земной истории. Другими словами, градостроительная идея Москвы несла в себе символический образ, «икону» Небесного Иерусалима, воплощая черты его описания из Откровения Иоанна Богослова.
По мнению Кудрявцева, в древней Москве основным идейно-градостроительным центром являлся Кремль (ансамбль Соборной площади), но в еще большей степени — Красная площадь с храмом Покрова на Рву. Ведь этот храм — ни что иное, как архитектурный образ Нового Иерусалима, символическая икона Царствия Божия, запечатленная в камне (см. нашу публикацию от 14 октября 2002 года). В XVI веке на площади появилось Лобное место, которое считается московским символом Голгофы, а в XVII веке возведен Казанский собор, как воинский храм православной Москвы, ставший образом Церкви Воинствующей. В то же столетие появилась часовня с чудотворной Иверской иконой: Святая Вратарница осенила главные китай-городские Воскресенские ворота, ведущие на Красную площадь. Сама же площадь, по мысли Кудрявцева, представляла из себя самый сложный образ в идее Третьего Рима — образ Нерукотворного Храма Небесного Иерусалима, (согласно описанию в Откровении, в Небесном Иерусалиме нет храма, а «есть только Престол Его»). Красная площадь и представляет собой такой Храм, где алтарем, престолом и надпрестольной сенью является собор Покрова на Рву, амвоном — Лобное место, наосом — само пространство площади, входом — Воскресенские ворота с Иверской иконой, а роль купола выполняло открытое небо. (Когда на Красной площади во время больших церковных праздников совершались богослужения, она вся заполнялась народом, духовенство занимало Лобное место, куда ставили аналой, а Покровский собор становился алтарем огромного Храма под открытым небом.)
Таким был главный градостроительный и символический центр старой Москвы, вокруг которого формировался город в радиально-кольцевой планировке, имея Кремль и Красную площадь своим сердцем и душой.
В XIX веке появился второй совершенно равнозначный градостроительный символ-центр — храм Христа Спасителя, выстроенный в благодарении Богу за спасение России в Отечественной войне. Его более чем стометровая высота и расположение на высоком Алексеевском холме делали его главной вертикальной доминантой города, а близкое соседство-ансамбль с древним Кремлем усиливало звучание этой идеи. По мнению исследователя А. Буторова, уникальная часовня-иконостас символически уподоблялось собору Покрова на Рву, а огромное пространство храма воспроизводило всю Красную площадь, словно вбирая образ Москвы под купол храма, под сень Христа Спасителя.
Таким образом, древний город создавался не как пресловутая «большая деревня» (этому стойкому мифу труд Кудрявцева нанес сокрушительный удар) а как смысловое пространство, образованное при помощи идейно-градостроительных центров и четких вертикальных символов-доминант. Такими символами в средневековой Москве были православные храмы: их строили преимущественно на возвышенностях, на бровках рек, на холмах, на изгибах улиц, или же на месте пересечения нескольких улиц, как бы замыкая ими композицию. Получалось так, что почти с каждой улицы в перспективе был виден храм, и каждая улица Москвы вела к храму. Сам город был экологичен: его застройка подчинялась особенностям природного ландшафта и вписывалась в него, отчего Кудрявцев называл Москву «рукотворным продолжением природы». Отсюда — узкие и извилистые улочки старого города, знаменитые семь холмов, «поклонные горы», с которых путники кланялись Москве.
После событий 1917 года градостроительная концепция Москвы была обречена на изменение.
Наследство Томмазо Кампанеллы
С 1918 года архитекторы трудились над созданием социалистического облика города, соответствующего статусу мировой столицы коммунизма. Именно тогда появились первые проекты «Главного Здания Страны» — будущего Дворца Советов, и начались поиски места для него. Разрабатывая архитектурную и градостроительную стратегию нового города, социалистическая реконструкция преследовала еще одну важнейшую задачу: превратить Москву в гигантскую сцену-декорацию для массового пролетарского театра — будущего Театра Революции. Особенность этого театра состояла в том, что он предполагался массовым за счет участия в нем не только актеров, но и масс-зрителей, и потому неизбежно переходил с подмостков на улицу. Его главный идеолог, нарком Луначарский не раз повторял, что будущий пролетарский театр — это театр под открытым небом. Какие-то намеки на то, как будет проходить это действие в «городе будущего» есть в работах Луначарского: «Массовое выступление… предполагает движение масс из пригородов к какому-то единому центру, где совершается какое-то центральное действие типа возвышенной символической церемонии». Таким образом, сценой для театрального зрелища являлась бы городская площадь, а декорациями (наряду со зрительным залом) — соответствующим образом оформленное городское пространство. Москва же для социалистического народного театра пока подходила плохо: ее узкие и извилистые улицы обладали низкой «пропускной способностью». И идея создания города-декорации, где на огромном открытом пространстве будут проводиться массовые театрализованные празднества вокруг единого символического центра, была заложена в Генеральный план реконструкции Москвы 1935 года, существенным образом повлияв на характер предполагаемой перепланировки города и облик Дворца Советов.
Однако решающее значение для формирования нового облика города по сталинскому плану реконструкции имели два события: сооружение мавзолея на Красной площади и предполагаемое строительство Дворца Советов на месте храма Христа Спасителя. Нетрудно заметить, что главными центрами советской Москвы оставались ее прежние — но с совершенно противоположным, «перевернутым» значением. Не отрицали этого и сами идеологи социалистической реконструкции.
Уже через две недели после смерти вождя революции его соратник Л.Б.Красин в статье «Архитектурное увековечение Ленина» выдвинул на первое место задачу создания «постоянной гробницы на том месте, где сейчас покоится тело Владимира Ильича… Это будет место, которое по своему значению для человечества превзойдет Мекку или Иерусалим». (Вскоре после смерти Ленина в высшем партийном руководстве витала идея перенести и прах Карла Маркса из Лондона на Красную площадь). Однако в генеральный план реконструкции Москвы мавзолей вошел именно после 1930 года, когда был возведен «вечный» гранитный мавзолей после того, как стало ясно, что бальзамирование сохранит тело вождя надолго. Так по-новому был обозначен первый идейно-градостроительный центр Москвы: Красная площадь с гробницей Ленина заимела значение «святая святых» социалистической Москвы и всей советской страны.
Следующим ударом для Москвы стал снос храма Христа Спасителя в 1931 году, ради строительства Дворца Советов. По словам С.М.Кирова, «это здание должно явиться эмблемой грядущего могущества, торжества коммунизма не только у нас, но и там, на Западе». Хорошо известен проект «вавилонской башни» как полной антитезы этому храму. Нетрудно заметить и то, что оба эти решающие события произошли в начале 1930-х годов, то есть они легли в основу именно сталинского генплана реконструкции Москвы, который был уже третьим по счету после Октябрьской революции. Градостроительное обеспечение этих двух факторов стало сущностью генплана 1935 года. В Москве медленно проступал образ Антигорода — «перевернутой» модели православного Третьего Рима.
Генеральный план
— Соотношение старого и нового города.
— Планировки новой Москвы и ее соотношение с прежней градостроительной системой.
— Смысловая переориентация центра города и всего городского пространства путем создания новых ориентиров.
— Создание нового высотного силуэта города.
Уже в 1918 году при Московском Совете специальная комиссия под руководством архитекторов И. Жолтовского и А. Щусева разработала первый генеральный план «Новая Москва». В его основу была положена традиционная для Москвы радиально-кольцевая планировка и принцип сохранения большинства старинных сооружений независимо от места их расположения. Кремль предполагалось использовать как музей. Общественный центр столицы (нечто вроде лондонского «Сити») согласно этому плану располагался в Петровском парке, а смысловым и высотным центром являлось центральное сооружение новой Москвы — Дворец СССР. Первое время он назывался Главным зданием страны, и авторы плана предлагали его построить в Охотном ряду. Силуэт города принимал конусообразный вид (с центром в Охотном ряду), причем центральная часть Москвы застраивалась башнями-небоскребами, которые от центра к периферии понижались на три этажа.
Однако в этом плане архитекторам не удалось решить насущные городские проблемы, а перенос административного центра на окраину с консервацией исторической части Москвы был признан неудовлетворительным предложением.
В 1925 году был принят новый Генеральный план реконструкции города «Большая Москва», разработанный профессором С. С. Шестаковым. Этот план, как и первый, целиком основывался на сохранении и дальнейшем развитии радиально-кольцевой планировки Москвы. Однако он предусматривал гигантское расширение территории Москвы за счет включения в ее раздвинутые границы больших подмосковных районов. План предполагал создание пяти основных кольцевых зон Москвы: «центральной» (состоявшей из исторической части города), «второй кольцевой зоны» с промышленными и парковыми секторами (куда были включены Воробьевы горы), «третьей садовой зоны» (в нее входили Зюзино, Химки, Царицыно), «лесной оградительной» и «железнодорожной» зон, проходящих далеко за пределами московской территории. Однако создание такого «мегаполиса» совсем не отвечало городским потребностям и сильно осложняло проведение социалистической реконструкции Москвы. Задачи ставились слишком невероятные, да и транспортное сообщение в огромном городе было бы чрезвычайно затруднено. План Шестакова не состоялся.
Вскоре началась работа над подготовкой нового, третьего Генерального плана реконструкции 1935 года. На конкурс присылал проект знаменитый французский архитектор Ле Корбюзье. Он вообще счел нецелесообразным сохранять старую Москву, как не представляющую исторического интереса, предложил полностью ее снести и на «расчищенном» пространстве построить социалистический город из стекла и бетона в конструктивистском стиле и c крестообразной линейной планировкой. Новые архитектурные решения Корбюзье продемонстрировал в построенном им здании Государственного комитета по статистике на Мясницкой улице. Однако его проект реконструкции сразу же отвергли. Не говоря уже о реальной невозможности осуществить такой план, власть интересовало не простое уничтожение древней Москвы, а ее идейная «подмена» с внешним сохранением исторической преемственности.
Именно эта ключевая мысль составила сущность сталинского Генплана реконструкции. В 1920-е годы Москва сильно менялась, — частично разрушалась, частично застраивалась вновь, — и в процессе этих изменений постепенно вырисовывался будущий облик нового города, обозначались те его характерные черты, которые будут запечатлены и усилены в Генеральном плане 1935 года. Высотные сооружения советского периода, возводимые сознательно как новые градостроительные символы-доминанты, приняли на себя ту идейно-композиционную роль, которую несли в ансамбле старой Москвы православные храмы. Кроме того, на месте снесенных исторических памятников ставились противоположные им по смысловому значению «дубли». На месте церквей или монастырей, как правило, возводились символы советского просвещения — школы, клубы, дворцы культуры, или же оставались пустыри, как на месте «восьмого чуда света» Москвы — церкви Успения на Покровке. Высшим кощунством стал крематорий, намеренно устроенный в храме Серафима Саровского в Донском монастыре.
Трагические «плановые» изменения, помимо возведения мавзолея, постигли Красную площадь, которую не только расчищали от чуждых символов, но и намеревались застроить новыми. В 1929 году не стало часовни Иверской иконы, почитаемой хранительницей православной Москвы. Поначалу, до сноса Воскресенских ворот, точно на ее месте установили уродливейшую скульптуру рабочего: в правой руке он грозно сжимал опущенный молот, а левую поднял в приветствии. Это был символический образ пролетариата — нового «вратарника» красной столицы, охранявшего Красную площадь с ее лжесвятыней — Мавзолеем. На месте Казанского собора, снесенного в 1936 году в годовщину его трехсотлетия, был построен павильон III Интернационала по проекту того же архитектора Б. Иофана, автора Дворца Советов. Далее предполагалось вдвое расширить Красную площадь за счет сноса здания ГУМа и поставить там гигантское здание Наркомата Тяжелой Промышленности. Выбор был намеренный: индустрия — материальная основа социалистического общества, и его идейное значение на Красной площади очевидно. В 1935 году Каганович предпринял попытку сноса храма Покрова на Рву, который полностью завершил бы ликвидацию прежней градостроительной концепции Красной площади.
Обычно встречается мнение, будто Генплан 1935 года был призван переподчинить городское пространство исключительно Дворцу Советов как главной символу новой Москвы и ее главной архитектурной вертикали. А строительство знаменитых сталинских высоток, задуманное еще до войны, усиливало бы звучание этой московской вертикали и создавало бы новый силуэт столицы. Разумеется, Дворец Советов, превосходя по высоте все здания Москвы, должен был главенствовать в будущем городе социализма и выполнять градоформирующую роль. Неслучайно архитектор Л. Руднев предлагал всем своим коллегам, проектирующим новую московскую застройку, поставить себе на рабочий стол макет Дворца Советов и в точности учитывать его в своих планах, требуя, чтобы в их проектах он был виден из каждого окна каждого московского здания. Однако не следует считать, что глобальная перестройка города проводилась с целью его подчинения только Дворцу Советов. Такая мысль игнорирует факт наличия Красной площади с Мавзолеем Ленина, сохранявшей функции святилища красной Москвы. Между тем авторы генплана отнюдь не забыли о ней, и нисколько не принизили ее градостроительного значения.
Проект Генерального плана реконструкции, подготовленный в специальных комиссиях под руководством академиков архитектуры В. Семенова и С. Чернышева, был принят 10 июля 1935 года постановлением СНК СССР и ЦК ВКП (б). Его главной темой ставилось решение главной проблемы всех предшествующих планов — дилеммы «старого» и «нового» города. Задача звучала так: «Надо исходить из сохранения основ исторически сложившегося города, но с коренной перепланировкой его путем решительного упорядочения сети городских улиц и площадей». В основе Генплана формально лежала идея сохранения традиционной для Москвы радиально-кольцевой планировки и важнейших памятников архитектуры. (Интересно, что в самом тексте Генплана упомянуто только два таких памятника — Кремль и собор Василия Блаженного). «Творческий» же подход к историческому городу на практике оборачивался полным нигилизмом по отношению к нему. Решение проблемы «старое» — «новое» в Генеральном плане склонилось безоговорочно в пользу «нового». В его тексте говорилось об этом прямо: «При реконструкции города в вопросе об отношении к памятникам старины схема планировки отвергает слепое преклонение перед стариной и не останавливается перед сносом памятника, когда он мешает развитию города».
Сущность перепланировки Москвы состояла в том, что подавляющее большинство центральных московских улиц, веками создававшие исторический ансамбль города, практически исчезали с его лица. Старые улицы подвергались выпрямлению и значительному расширению преимущественно путем сноса «лишних» зданий или кардинальной их перестройки. Самым ярким, наглядным примером воплощения этой части плана можно считать реконструкцию Тверской улицы, в то время уже носившей имя Горького. Ей выпала трагичная участь стать первой образцово реконструированной улицей. На всей ее протяженности сохранилось около десяти дореволюционных гражданских построек и ни одного храма, кроме Космодамиановской церкви, сиротливо притулившейся в уголке Столешникова переулка. Многие старинные дома были уничтожены или перестроены до неузнаваемости, некоторые из них передвинулись вглубь дворов, уступив место помпезным громадинам «сталинского ампира».
Такими же должны были стать Пречистенка, Остоженка — выпрямленными, расширенными, застроенными монументальными однотипными зданиями. Например, Пречистенку (Кропоткинскую) предполагалось расширить до 40 метров при ее нынешних 15. Оригинально собирались расширить Арбат — прорубить тротуар в первых этажах его домов, поставить их на сваи-столбы, а саму улицу полностью предоставить автомобильному движению. Подобным же образом были реконструированы Охотный ряд, Манежная площадь и Моховая улицы, позднее объединенные в проспект Маркса. Однако в довоенное время согласно Генплану, эти три улицы лежали в линии парадной, но не состоявшейся магистрали новой Москвы — проспекта Ильича.
Видоизменение старинных улиц было лишь одним из направлений реконструкции, диктуемых Генеральных планом. Главное, по «живой» городской застройке прокладывались совершенно новые «сквозные» магистрали, не имеющие ничего общего с архитектурной средой исторической Москвы. Образцами подобных «новшеств» являются проспект академика Сахарова (бывший Новокировский проспект), проложенный между Сретенкой и Мясницкой, или проект проспекта Конституции, изначально предполагавшийся на месте Нового Арбата.
Основными в новой радиально кольцевой планировке Москвы становились три сквозных радиуса-магистрали, соединяющих город. Один из них прокладывался по оси «север-юг»: от Останкинского парка через Марьину рощу на Серпуховское шоссе. В центре этот луч проходил через Рождественку и Китай-город в Замоскворечье. Второй радиус пересекал город по оси «северо-запад — юго-восток»: от Всехсвятского проезда через Ленинградское шоссе, Кузнецкий мост, Пушечную улицу, Новую и Старую площади и далее к заводу имени Сталина (ЗИЛ).
Проспект Ильича представлял собой главнейшую магистраль. Она проходила по оси «северо-восток — юго-запад»: от Измайловского парка через Каланчевку, район Мясницкой, Лубянскую площадь, Театральный проезд, Охотный ряд, Волхонку, Остоженку и далее до Ленинских гор. Именно эта парадная магистраль проходила через площадь Дворца Советов и вела к нему с окраин города.
Видно, что все три магистрали соединялись и пересекались где-то в районе Лубянской площади. Вероятно, именно там во время массовых праздников и демонстраций людские потоки должны были объединяться для дальнейшего торжественного шествия по проспекту Ильича к Дворцу Советов. Вокруг же Дворца Советов по проекту образовывалась огромная площадь за счет сноса всех зданий до 2-го Обыденского переулка (включая церковь св. Илии Обыденного, дом Перцова, здание галереи И. Цветкова на Пречистенской набережной) и всех зданий по Волхонке (кроме музея Изобразительных искусств) до Большого Каменного моста, то есть до самого Кремля. Дворец Советов на Алексеевском холме и Кремль с Красной площадью — два градостроительных центра и старой, и новой Москвы — объединялись в одно пространственное целое за счет этого гигантского связующего пространства и превращались в один центр социалистической Москвы: Кремль с резиденцией советского правительства и пятиконечными звездами на башнях, Красная площадь с мавзолеем Ленина и Дворец Советов. Так сохранялось символическое московское двоецентрие, и в то же время создавался новый, единый градостроительный центр красной столицы.
Ему подчинялась вся дальнейшая застройка новой Москвы. В постановлении Объединенного пленума МГК ВКП (б) и Моссовета от 11 июля 1935 года, утвердившем генеральный план, была дана четкая программа архитектурного оформления города, где «особо выделяются строительство монументальных зданий, определяющих облик города как столицы пролетарской революции и поэтому требующих особенно высокого уровня художественной культуры в отношении их оформления и размещения в общегородском ансамбле». На первом месте стояли Дворец Советов и Дом Промышленности. За ними следовали здания районных советов, театр Красной Армии, театр имени Мейерхольда, театр имени МОСПС, Ленинская библиотека, Академия Наук, Институт Маркса-Энгельса-Ленина, Всесоюзный институт экспериментальной медицины, Архитектурная академия, Дом Книги, Дом ТАСС, школы, вокзалы, гостиницы, районные универмаги. Застройка центрального проспекта Ильича тоже должна была состоять из монументальных зданий «общественного и научного характера» и правительственных учреждений. Этот замысел частично осуществился: на Театральном проезде — Охотном Ряду — Моховой расположились Дом Правительства (ныне — здание Государственной Думы), крупнейшая в то время гостиница «Москва», Московский университет, библиотека имени Ленина, построенная соавторами проекта Дворца Советов В. Щуко и В. Гельфрейхом.
Все это были символы нового строя, намеренно используемые в городской застройке, особенно высотные сооружения, как прежде главенствовали православные храмы. Основание так думать дает цитата из вышеупомянутого Постановления: «Схема планировки в первую очередь учитывает размещение в городе больших общественных сооружений, исключительных по размеру и значению, во главе с Дворцом Советов. Выбор места размера и конфигурации площадей для этих сооружений должен способствовать достижению видимости этих сооружений, усиливающей их архитектурную выразительность. Использование рельефа города и размещение сооружений на возвышенных местах, занимающих как бы командные точки города, обеспечивает большую их видимость. Эти высокие точки, обладающие большой видимостью, предназначаются для учреждений общественного назначения». Очень характерно расположение и «сталинских высоток». Они являются «локальными центрами» небольших районов Москвы: так же, как в старину православные храмы, они собирают прилегающие улицы в «пучки» вокруг себя и в перспективы видны практически с каждой из этих улиц.
Московским архитекторам оставалось только дорабатывать детали, то есть конкретно проектировать требуемые сооружения на требуемом месте, и сделать эти здания средством идеологической пропаганды, найдя для этого соответствующую художественную форму. Важнейшим художественным приемом социалистической реконструкции стал синтез архитектуры и скульптуры: «Массовый зритель иногда через скульптуру, более ему понятную, приходит к сознательному освоению архитектурных форм, и только тогда можно считать архитектурные средства приведенными в действия» — писал один из апологетов генплана. Сюжеты скульптур и барельефов, используемых в оформлении архитектурных сооружений, полностью соответствовали поставленной цели. В основном, это был образ нового советского человека, который прошел через всю эпоху социалистического строительства. Сталинский план монументальной пропаганды продолжил «на века» аналогичный ленинский план. И если при Ленине памятники носили спешный, временный характер, из недолговечных материалов и примитивного исполнения, то генеральный план предусматривал сооружение уже монументальных скульптур «выдающихся революционеров всех веков и народов, гигантам науки, техники, искусства, борцам за освобождение человечества от угнетения как общественным строем, так и стихиями природы».
Осталось отметить последнюю важную идею, которая тоже была заложена в реконструкцию Москвы, а именно: создание «Города-Сцены» для массового социалистического театра. Согласно генплану город безусловно был приспособлен для народных шествий и празднеств. Безусловно и то, что теперь можно было осуществить движение огромных людских потоков из разных пунктов, из пригородов к единому центру, о котором мыслил еще Луначарский и каковым являлся бы Дворец Советов.
Прилегающая к нему гигантская площадь и была задумана как главная сцена театра под открытым небом. В пользу этой версии говорят некоторые детали оформления Дворца Советов и его площади. Читаем в популярных агитках социалистической реконструкции: «Помимо грандиозности размеров, характерной особенностью Дворца Советов будет широчайший доступ громадных масс к этой трибуне мирового значения. Все подступы к Дворцу Советов, вся планировка окружающей местности подчиняется этой основной установке… Залы будут приспособлены не только для съездов и заседаний, но и для массовых празднеств». Основное действие происходило бы на сцене во Дворце. А главнейший принцип пролетарского театра — единство масс, актеров и исполнителей, когда, по словам Луначарского, «массы сами становятся зрелищем», — обеспечивался потрясающим архитектурным решением. Предполагалось использование широких стеклянных прозрачных «витражей» в стенах Дворца Советов, «чтобы люди в Большом зале могли бы приветствовать грандиозные процессии», не покидая здания. Это предназначалось и для обычных праздничных демонстраций: «Многотысячным человечьим потоком потекут сюда людские волны по широкой, прямой, как страна, аллее Ильича. По широкой мраморной лестнице они идут наверх, туда, где на высоте 12 метров — постамент Дворца с террасами. По ним текут демонстрации, взбираясь все выше и выше. Они идут на разных уровнях и с любой точки этих мраморных высоких проспектов видно волнующееся красными знаменами человеческое море демонстрантов: так остроумно расположены лестницы этой высоко поднятой каменной площади». Разумеется, что лучшего для пролетарского театра нельзя было придумать.
Дворец Советов предполагали построить к концу третьей пятилетки, то есть в 1942 году. Генеральный план реконструкции собирались выполнить за 10 лет. Свое 800-летие должна была встретить уже совсем другая Москва, которую с прошлыми веками связывали только имя, закрытый для простых горожан Кремль и несколько десятков старинных палат и особняков, разбросанных по всему городу.
Осуществление сталинского генплана, неминуемо губившего город, остановила война. И еще долго в послевоенной Москве слышались его далекие отголоски. Например, «вставная челюсть старушки Москвы» — проспект Калинина — это реализация идеи проспекта Конституции, предусмотренного Генеральным планом 1935 года, только решенной в ином, «гаванском» архитектурном стиле. Страшную цену пришлось платить за то, чтобы мы так и не увидели этого Города.
http://www.pravoslavie.ru/cgi-bin/print.cgi?item=5r050711121745
