 |
| Гудок | Владимир Попов | 09.07.2005 |
Но ведь не стоит забывать, что были совсем, в общем-то, недалекие годы и более суровые времена, испытания, а мы выдюжили и выстояли. Говоря об этом, не могу не вспомнить недавнюю командировку по Кубани и встречу в станице Северской с ветераном Великой Отечественной войны Лидией Яковлевной Горлаковой. Тогда миллионы таких же, как она, девчонок, по сути, держали на своих хрупких плечах весь тыл воюющей страны. Женщины, вчерашние школьники встали к станкам, заняли в тылу места ушедших на фронт мужчин-воинов, взвалили на себя неслыханную тяжесть каждодневной и ежечасной работы на Победу. Как это было? Лидия Яковлевна говорит, что день начала войны безвозвратно отделил и отбросил назад мирную жизнь.
— Когда началась война, отец мой Яков Андреевич работал на Крымской составителем поездов. Я, окончив школу, поступила там же, на станции, на курсы телеграфистов. Отучилась аккурат под 22 июня.
Фашисты станцию заняли — всех мужчин сразу за колючую проволоку. Тут же прошел слух — в Германию погонят. Отец, а также брат Лидии Яковлевны дожидаться не стали, сумели как-то сбежать. Яков Андреевич всю ночь в плавнях от погони прятался — простыл. До дома-то добрался, месяц его в сарае прятали, но на поправку он так и не пошел…
— Немца отогнали в сорок третьем, — вспоминает Лидия Яковлевна, — радость и ликование были такие, что сердце разрывалось. Фронт еще совсем рядом был, а работа ведь не ждала. Фашисты проклятые, когда отступали, сожгли вокзал, все дома железнодорожников, склады. А главное — пути изуродовали почем зря.
И люди сами, не сговариваясь, безо всяких призывов и напоминаний потянулись на станцию — восстанавливать порушенное немецкими варварами хозяйство.
Станционную молодежь вызвали в военкомат. Призвали даже девчат, что были постарше. А Лидию — как самую младшую — оставили работать по железнодорожной брони. Тогда скоренько все решалось. Сегодня вызвали, объявили решение, а назавтра уже говорят: мол, поезжай в Краснодар, в отделение дороги, сдавай экзамен на весовщика — и назад.
— Села я на тормозную площадку вагона санитарного поезда и поехала, — вспоминает Лидия Яковлевна. — Только доехали до станции Афипская — налетели немецкие самолеты и начали бомбить. Кто мог, из вагонов выбрался. С костылями, перевязанные, все расползлись по полю. И я вместе с ними.
Она и сегодня помнит в мельчайших подробностях низкий бреющий полет чужих самолетов с черными крестами на крыльях, пульсирующие на них огоньки пулеметов, расстрелянных раненых. Один самолет пролетел так низко, что Лидия разглядела лицо фашистского пилота: он смотрел на гибнущих безоружных людей и улыбался.
Кроме всего прочего немцы разбомбили мост, и санитарный поезд дальше не пошел. И вот после бомбежки Лидия на санитарной летучке добралась до Краснодара, нашла отделение дороги, сдала экзамены и вернулась домой. И юность кончилась.
— Вскорости освободили станцию Крымскую, — вспоминает Лидия Яковлевна, — и меня послали туда работать на должность весовщика. Было мне в ту пору всего-то девятнадцать лет. И прибыли со мной двое пожилых мужчин, которые по возрасту уже воевать не могли. Как и везде, немцы, отступая, все пожгли. Поставили мы стол на перроне, разложили документы на выгруженные вагоны, и товарная станция приступила к работе.
Трудились буквально с утра до ночи, без выходных. Удобствами прирастали в редкие нерабочие часы. Недовзорванное крохотное кирпичное строение очистили от немецкого мусора, поставили там разнокалиберные столы — вот тебе и товарная контора. Уцелевший сарай подлатали, покрыли крышу — вот тебе и общежитие.
Здесь Лидия Яковлевна проработала недолго. Только-только освободили станцию Варениковскую — ее направляют туда. Даром что и двадцати годов нет. «Работаешь старательно, положиться на тебя можно, — сказал военный комендант, — так что вот тебе предписание, и вперед».
— А что значит «вперед»? — улыбается Лидия Яковлевна. — Снова на тормозную площадку. С собой у меня был чемодан с кое-какой одеждой, да еще мама завязала в узел немного фасоли — вот и все мое богатство.
В Варениковской она нашла других весовщиц. Жили они — такие же девчонки — в сарае с дырявой крышей. И были поначалу и дрова сырые, и печка чадила. Но на это не смотрели. Работали без выходных, днем и ночью оформляли документы на прибывшие на станцию грузы. Бывало и всю ночь простоишь в мерзлом вагоне, пока его полностью не выгрузят. И не уйдешь никуда — порядок ведь должен быть.
Особенно трудно было, когда приходили продуктовые вагоны.
— Даже крошечку подобрать для себя никому в голову не приходило, — качает головой Лидия Яковлевна, — такие были дисциплина и сознательность. Один только раз в разгруженном вагоне набрали по десятку мерзлых картофелин. По дороге встретил нас комендант: что несете? Ага! Понятно. И повел протокол составлять. Потом, видно, сжалился. Ступайте, говорит, да чтоб никто не видел, а то и меня, и себя под трибунал подведете. Вкусной та картошка показалась необыкновенно. До сих пор ее помню.
Но что интересно? В такое суровое, жестокое время люди душой не черствели. Это Лидия Яковлевна точно помнит.
— Направили меня на станцию Старотиторовскую, — задумчиво говорит она, — прибыла на место, как водится, за полночь. Села на бревнышко: куда идти? Тут паренек какой-то, лет пятнадцати, подходит: давайте ваши вещи, говорит, провожу вас к крытым вагонам. Оттуда только-только солдаты ушли прямо в бой — печка еще топится. Привел меня туда, а сам отправился кого из железнодорожников поискать: чтобы, мол, потом пришли и забрали вас.
И такого бережного друг к другу отношения, как в войну, Лидия Яковлевна тоже не припомнит. Поезда прибывали буквально один за другим, надо было, не мешкая, проверять и выдавать грузы военным.
— Мы старались помочь друг дружке, подменить, чтобы товарищ хоть полчасика поспал. И никто не сломался, по кривой дорожке не пошел. Обзавелись семьями, детьми. Да так и победили…
