 |
| Независимое военное обозрение | Виктор Мясников | 08.07.2005 |
Евгений Месснер прожил долгую жизнь и принял участие в двух мировых войнах. Генерального штаба полковник русской армии, он в период Первой мировой сражался против немцев, а во время Второй — оказался на их стороне. Оружие в руки, правда, не брал, а преподавал на Высших военно-научных курсах в Белграде, готовил кадры для Русского охранного корпуса, сформированного германским командованием для карательных экспедиций против югославских партизан, а вовсе не для освобождения России от большевизма. Потом сумел бежать на Запад, перебрался в Аргентину, где и умер в 1974 году.
Была за плечами у полковника Месснера еще одна война — Гражданская. А потому он всю свою жизнь оставался, что называется, махровым белогвардейцем, бескомпромиссно отвергавшим советскую власть. Впрочем, русский изгнанник ненавидел и Де Голля с Черчиллем. При этом с глубоким уважением отзывался о немецких генералах. И вообще высоко ценил германский порядок, военную организацию Третьего рейха и геббельсовские успехи в пропаганде.
Но все это не мешает признать, что Месснер был и остается одним из самых выдающихся русских военных теоретиков ХХ века. Ненависть не ослепляла его, он беспристрастно оценивал и успехи своих врагов, и провалы друзей. Истина была для него дороже идеологических догм. Поэтому его творческое наследие заслуживает внимательного изучения и прикладного использования. Тем более что сам автор работал именно для России будущей, какой он себе ее представлял, — без большевиков. Ну вот, большевиков уже нет, и наконец-то на Родине Евгения Месснера увидел свет сборник его трудов.
МЯТЕЖ — ИМЯ ТРЕТЬЕЙ ВСЕМИРНОЙ
Талант Месснера-аналитика особенно ярко проявился в его книге «Мятеж — имя третьей всемирной», изданной в Буэнос-Айресе в 1960 году. Уже тогда этот офицер-эмигрант понял и объяснил, какой характер приобретут войны к концу ХХ века. С необыкновенной прозорливостью он предсказал разгул международного терроризма и неготовность государственных силовых структур противостоять этой новой угрозе.
Уже во вступительной части Евгений Месснер дает ключевые понятия: «…создалась новая форма вооруженных конфликтов, которую назовем МЯТЕЖЕВОЙНОЙ, в которой воителями являются не только войска и не столько войска, сколько народные движения. Этот новый феномен подлежит рассмотрению с разных точек зрения, и в первую очередь с психологической: если в войнах классического типа психология постоянных армий имела значение, то в нынешнюю эпоху всенародных войск и народных воюющих движений психологические факторы стали доминирующими. Народное войско — психологический организм, народное движение — сугубо психологическое явление. Война войск и народных движений — мятежевойна — психологическая война».
В период холодной войны и в силу своих идеологических установок Месснер считал, что всемирная мятежевойна уже идет, что это столкновение «Всемирной Революции» и «революционной реакции» (ре-революции) западного мира. При этом к «революции» относил и антиколониальные движения в Африке, и «марши голодных» на Вашингтон, и акции европейских пацифистов, и вообще всякие проявления протеста, считая, что всем этим руководят из Москвы и Пекина. А к ре-революции относил, например, мятеж в Венгрии в 1956 году и деятельность «эскадронов смерти» в Латинской Америке.
В какой-то мере Месснер был прав: и Москва, и Пекин активно поддерживали народно-освободительные движения и оппозиционные движения в странах Запада, не особенно вдаваясь в их конечные цели.
С другой стороны, в то время еще не проявилась «третья сила» мятежевойны — исламский экстремизм. Но уже в начале 1971 года в книге «Вселенский тайфун» Месснер увидел все разнообразие мятежей: религиозные, расовые, общественно-организационные, общественно-этические, этнографические, племенные, идеологические, нелогические, беспринципные… И подчеркивал «одну целеустремленность: разрушение того мира и Мира, который одряхлел и не знает выхода из тупика, им самим созданного». Стоит отметить, что на первом месте у него стоят мятежи «религиозные», а «идеологические» отодвинуты далеко вслед за теми, что сейчас называются этническими.
Евгений Месснер сетовал, что «людям трудно… понять, что это — война, потому что она противоположна представлению о войне, сложившемуся в веках и тысячелетиях». Действительно, осознание этого пришло только после чудовищных терактов в США 11 сентября 2001 года и подрывов жилых домов в Москве и Волгодонске. Эти слова «Нам объявлена война» одинаково произносили Джордж Буш и Владимир Путин. После этого США вторглись в Афганистан, а Россия ответила второй чеченской войной, правда, только после нападения Басаева на Дагестан.
Надо отметить, что ни в Афганистане, ни в Чечне победа над экстремистами не одержана до сих пор. И причину этого следует искать в непонимании генералитетом сущности мятежевойны, войны «неправильной, еретической», как характеризует ее Месснер. Он обильно цитирует Мао Цзэдуна: «Сила партизан в их слабости: их малые партии могут проникать, куда не проникнуть войсковым соединениям», «Нападайте, как комары на великана, колите, отравляйте, высасывайте кровь, пока не свалится», «Партизаны должны менять место своих действий, как вода или быстрый ветер».
ПОДТВЕРЖДАЕТСЯ ЧЕРЕЗ 45 ЛЕТ
Как закованный в броню рыцарь бессилен против комаров, так и современная армия оказывается бессильна перед «комариными укусами» мятежников, партизан, террористов, растворенных среди мирного населения. Впрочем, Месснер не обольщается его мирностью, перечисляя, с кем еще приходится иметь дело во время мятежевойны: саботажники, агитаторы, провокаторы, вредители и так далее. При общей враждебности населения.
Иерархию целей мятежевойны Месснер выстраивает в таком порядке: «1) развал морали вражеского народа; 2) разгром его активной части (воинства, партизанства, борющихся народных движений); 3) захват или уничтожение объектов психологической ценности; 4) захват или уничтожение объектов материальной ценности; 5) эффекты внешнего порядка ради приобретения новых союзников, потрясения духа союзников врага».
Можно только поражаться, как еще 45 лет назад Месснер все это разглядел и осознал. Применительно к современности можно увидеть воплощение этих целей, например, в первой чеченской войне. Тогда моральное состояние россиян было действительно подорвано — многие были убеждены, что Чечне следует «дать свободу», результатом чего стала Хасавюртовская капитуляция, с радостью воспринятая многими — «война окончена!». Что касается «разгрома активной части», то здесь можно сравнить тяжелые потери начального периода первой чеченской и, напротив, поражение банд Басаева, вторгшихся в Дагестан. В первом случае это привело к бесчисленным командировкам в Чечню сотрудников милиции из всех регионов России, во втором — к продолжению со стороны Басаева войны уже не войсковыми, а более привычными партизанско-террористическими методами.
Захват объектов психологической ценности — один из ключевых способов давления на общество. Больница в Буденновске, «Норд-Ост», школа в Беслане — все это невоенные объекты, но удары по ним нанесли непоправимый моральный ущерб. Что касается уничтожения объектов материальной ценности, то ничто не сравнится с уничтожением «башен-близнецов» Всемирного торгового центра в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года. Материальный ущерб включая убытки страховых компаний достиг 3 млрд долл., а психологический не поддается учету. В то же время эта террористическая атака дала «Аль-Каиде» новых союзников, настроенных антиамерикански. Достаточно вспомнить массовое ликование палестинцев, индонезийцев и жителей ряда других исламских стран.
Из всего этого вытекает вывод, очень точно сформулированный Месснером: «В мятежевойне психология масс отодвигает на второй план оружие войска и его психологию и становится решающим фактором победы или поражения». Хасавюртовские соглашения стали возможны лишь благодаря психологической капитуляции общества и правящих кругов. Армия была готова раздавить чеченских мятежников, но ей это не позволили сделать. Оказался сломлен дух руководства страны. Премьер Виктор Черномырдин лично позвонил Басаеву, захватившему больницу в Буденновске, оговаривая условия выезда того в Чечню, а затем генерал Лебедь отправился в Хасавюрт. Это была чисто психологическая победа экстремистов. Затем последовал кратковременный «мирный» период, ознаменовавшийся массовыми похищениями людей и выплатой немалых выкупов.
В связи с этим очень важно такое замечание Месснера: «А эти выкупы похищенных иностранных дипломатов или местных богатеев свидетельствуют, что в торг с киднеперами вступающие правительства не сознают себя, свое государство находящимися в состоянии войны: ведь на войне не выкупают попавших в плен генералов, точно так не следует выкупать генералов от дипломатии или магнатов капитала и не следует нервничать при мысли, что злодеи убьют похищенного: на войне генералы „имеют право на смерть“ — это право надо распространить и на дипломатов во время мятежевойны, и на толстосумов. Если читатель найдет эту фразу жестокою, то отвечу: вся эта книга жестока, она говорит о наиболее жестокой из разновидностей войны».
Несмотря на риторические восклицания: «Международный терроризм объявил войну России!», — власти ведут себя так, словно никакой войны нет. На войну не командируют милиционеров, воевать должна армия. Если называть войну контртеррористической операцией, наведением конституционного порядка, а профессиональное войско противника именовать «бандформированиями», то победить в такой войне невозможно. Правоохранительные органы всегда действуют по факту преступления в отличие от армии, которая бьет врага, не дожидаясь пассивно, когда тот нанесет удар.
Пассивно-оборонительные действия силовиков в Чечне не могут привести к победе, как не принесли они победы американцам во Вьетнаме. Месснер в статье «Вьетнамская загадка» (1968 год) дал свое объяснение, почему мировая сверхдержава с 200 млн. жителей оказалась не в состоянии подавить «14 миллионов примитивных людей, примитивных воинов». Причины следующие. Во-первых, американцы слишком цивилизованны, привычны к комфорту, потому не могут противостоять «в джунглях полудикарю». Во-вторых, они слишком культурны, а «нынешняя культура сугубо пацифична, противоположна воинственности, необходимой на войне». В-третьих, граждане США пленены техникой, «на войне американец хочет быть человеком при боевой машине и не сознает, что воюет человек, имея при себе машину». В-четвертых, американцы слишком богаты, на выстрел противника отвечают шквалом огня. «В результате война оказывается невыносимо дорогой, ее успехи не оправдывают расходов, а это понижает дух граждан».
Но основным «затруднением» США Месснер считал «малую способность регулярных войск в борьбе неклассического стиля к борьбе против партизан. Регулярные войска ведут ее оборонительным способом, а это требует, по теоретическим подсчетам, семикратного, если не десятикратного превосходства над партизанами». Как это все применимо к ситуации в Чечне!
Еще одна причина неспособности победить во Вьетнаме — контроль политиков над военными. Стратегию Вьетнамской войны определяли «профаны из Белого дома», придумавшие «три абсурда»: при возможно меньшем напряжении доказать врагу, что он не в силах победить. «А это недоказуемо, — восклицает Месснер, — ибо противник, если он воинственен, не утратит надежды на победу, пока поражениями не сломлены его дух, его воинственность». Второй абсурд — не брать на себя инициативу, а только отбивать нападения врага. И третий — не добиваться окончательной победы, потому что она создала бы «рискованную международную ситуацию».
Что здесь можно сказать? Стратегию чеченской войны тоже определяют в Москве, а не в Чечне. Так, именно в Кремле принимались многие решения (например, об отмене применения авиации), отнюдь не способствовавшие победе над врагом. Причем сплошь и рядом в угоду мнению Запада…
ТРАГИЧЕСКИЙ КУРЬЕЗ
В 1972 году в небольшой статье «Безграничный террор» Евгений Месснер дал исчерпывающие характеристики этому бесчеловечному явлению. Время подтвердило правоту нашего соотечественника, и бесчисленные эксперты повторяют выводы, к которым русский военный теоретик пришел еще более 30 лет назад.
По мнению Месснера, терроризм долгое время носил местный, локальный характер, а к 1970-м годам «изменился в объеме, в сути, в своем характере». Во-первых, он стал «безграничным», то есть выплеснулся за пределы регионов, — палестинцы похитили израильских спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене.
Во-вторых, теракты «стали изобильно многочисленными, сделавшись главными операциями всемирной мятежевойны». Сейчас это очевидно любому.
В-третьих, современный терроризм отлично организован. Действительно, достаточно представить себе структуру «Аль-Каиды» или Талибана.
В-четвертых, «терроризм стал весьма интеллигентским», то есть интеллектуальным. С этим невозможно спорить: изощренность захвата «Норд-Оста» и школы в Беслане, атака пассажирских самолетов 11 сентября — все это свидетельствует о высоком профессионализме, стратегическом мышлении и незаурядном уме террористических «генштабистов».
В-пятых, современный терроризм «не просто революционен, анархичен, как в старину, а многолик». Этого до сих пор не желают понять многие зарубежные и отечественные «демократы и либералы», культивирующие двойные стандарты.
В-шестых, «терроризм вместо прежнего всеобщего отвращения вызывает к себе почтение». Месснер в качестве примера приводит почести, какие оказывали в Москве и на Кубе различным повстанцам. С другой стороны, на Западе с почтением встречают чеченских террористов Закаева и Удугова.
В-седьмых, «терроризм почувствовал себя правозаконным, имеющим права, как всякое иное общественное явление». Еще бы, на его стороне нередко выступают правозащитные организации: террористов, уничтожающих ни в чем не повинных людей, обеспечивают справедливым судом. И вот уже узники Гуантанамо сами подают в суд с требованием компенсации.
В-восьмых, терроризм «интернационализировался, образовав интерконтинентальное сотрудничество». Что ж, сейчас терроризм со всей очевидностью стал международным, мятежевойна получила воистину всемирный масштаб.
Почему же так долго мир не мог понять истинного размаха и опасности терроризма? Месснер дает ответ: «Стратеги мятежевойны избегают всего, что могло бы встревожить в народе (народах) инстинкт самосохранения, и для этого идут по лестнице постепенности, а нарастание военных событий изображают как нагромождение происшествий, мало кого тревожащих…» «Такими „криминальными происшествиями“, а не эпизодами мятежевойны, изображаются и понимаются захваты парков и университетских городков, увоз политических деятелей, дипломатов… многомиллионные ограбления банков и касс предприятий, нападения на полицейские станции и караулы, малоразумные или совсем неразумные демонстрации, которые считаются „мирными“, хотя демонстранты вооружены пиками, обрезами железных труб, камнями…»
Именно мирным протестом объявляют недалекие политиканы недавний мятеж в Андижане, организованный международными террористами. Чистым криминалом до сих пор считают многочисленные захваты заложников в 1990-е, выкуп за которых шел на финансирование незаконных вооруженных формирований в Чечне. Таким же криминалом считаются и аферы с поддельными банковскими авизо, в результате которых миллиарды рублей пополнили казну террористической Ичкерии.
«Происходит трагический курьез, — пишет Месснер во „Вселенском тайфуне“, — только одна сторона имеет в мятежевойне и цель, и стратегическое руководство. Другая же сторона стратегического руководства не имеет и противопоставляет вражеской стратегии войны свою стратегию мира, несмотря на войну. Этим нарушается одно из вековечных военных правил: сокрушительно предупреждать или отражать удар противника».
КРИПТОАРМИИ
Месснер предлагает взглянуть на мятежевойну с точки зрения психологии, чтобы понять ее принципы: «Резкие и радикальные изменения в психике людей — это революция». В отличие от индивидуума толпа всегда неуравновешенна, экзальтированна, нуждается в руководстве и позволяет себя вести. Важно только правильно сформулировать лозунги. «Народная масса мало восприимчива к логике ума, но легко поддается логике чувств».
«Чувствами», а не логикой руководствовались народные толпы в Киргизии, захватившие органы власти и свергшие пассивно взиравшего на все президента Акаева.
«Всяк, с основанием или без основания недовольный законом, властью, жизненными условиями, или своими личными обстоятельствами, или просто самим собою», тяготеет к протесту, как к надежде на перемену. Все равно к лучшему или худшему, лишь бы не стало того, что стало невыносимо. Так Месснер определяет психологический первоисточник мятежевойны в любых ее проявлениях. Именно недовольство аморфных человеческих масс позволяет выделить из нее активную толпу, которая, если дать ей вожаков и лозунги, готова на мятеж. И мы видим, как мастерски используются эти обстоятельства в различных условиях. Главное, разумеется, это бедность, желание жить лучше. Это использовалось режиссерами андижанских событий и режиссерами цветных революций. Но причиной могут стать и межэтнические конфликты, и религиозные, и борьба за территорию в перенаселенных регионах. Если есть недовольство, достаточно дать толпе лозунг и харизматических вождей.
В противоположность людям из мятежемасс, способных на действия только в состоянии массового аффекта, Месснер выделяет армию «тайноополчения, криптоармию». И очень точно каталогизирует типы современных террористов: «люди, одержимые местью, либо фанатики идеи, либо силачи воли, сознательно вступившие в столь опасную службу, либо, наконец, подневольные слуги той власти, которая требует от человека выполнения опасных заданий, держа в заложниках его близких». И активность боевиков криптоармии Месснер ставит в зависимость «от определенных психических качеств бойцов — решимость, жестокость — и от психического расположения населения». В Чечне все это имеется с избытком, поэтому и война там еще долго не кончится.
ЗАВИСИТ ОТ ДУХА НАРОДА
Месснер был убежден, что к концу ХХ века закончатся «войны по Клаузевицу», классического типа столкновения армий. Война примет формы мятежевойны без линии фронта, воинских колонн, а участвовать в ней будут народные массы всех воюющих сторон. «Успехи и неуспехи мятежеополчения зависят от крепости или слабости духа у народа», — такой вывод сделал Месснер, оценивая партизанское движение Второй мировой войны прежде всего на территории Восточной Европы. Датчане, например, сразу сдались Гитлеру и даже не пытались партизанить.
Уверенный, что прямого вооруженного столкновения сверхдержав не случится, Месснер считал, что они будут воевать «в стратегии „термоядерно“, то есть расщепляя не атомы водорода, но атомы вражеского народа, его духа, его психики. Не будет атомной войны, будет мятежевойна». Слова его оказались пророческими — мятежевойна разрушила Югославию, прошлась по некоторым республикам бывшего Советского Союза и не затихает на Кавказе до сих пор.
В книге «Мятеж — имя Третьей Всемирной» Месснер сетует, что Запад не готовится к мятежевойне. «Разбить живую силу врага» — это археология, а не современная стратегия. Нельзя уничтожить живую силу, если воюет весь народ. «Не об уничтожении живой силы надо думать, а о сокрушении психической силы», — пишет Месснер. И он глубоко прав, хотя не только Запад, но и Восток, как оказалось, не готовились к новой форме войны.
Американцы, правда, поняли значение психологической войны и создали соответствующие управления психологических операций вплоть до батальонного звена. Однако, несмотря на вьетнамский опыт, так и не осознали, в сущности, тактики и стратегии мятежевойны. Оккупировав территорию Ирака, объявив о победе и окончании войны, они только потом сообразили, что в действительности борьба не окончена, она продолжается в форме мятежевойны, где используются самые разные методы — партизанство, терроризм, саботаж, распространение слухов и пр.
При этом они уже поняли, что эпоха, когда сражались ради захвата территорий и их удержания, закончилась (чего не понимают генералы Минобороны РФ), главное теперь — установить контроль над стратегическими объектами, а цель — не разгромить противника, а принудить его к выполнению воли победителя. И ведется такая борьба всеми методами: военными, информационными, экономическими, дипломатическими. В такой войне бесполезны огромные войсковые массы с громоздкой техникой и неуклюжими тылами, поэтому Пентагон начинает внедрять концепцию сетецентрической войны, когда небольшие отряды самостоятельно действуют на обширных территориях, при необходимости объединяясь для выполнения общей задачи. Но этот принцип они пока не способны использовать в Ираке и Афганистане.
Главным средством ведения мятежевойны Месснер полагал агитацию: «нападательная агитация способствует ослаблению врага, оборонительная агитация усиливает наш дух». Он полемизирует с Вольтером, сказавшим: «Я совершенно не согласен с вами, но до конца своей жизни буду защищать ваше право высказывать мнение». Во время войны противник не имеет права на высказывание. Более того, Месснер уверен, что «агитация во время войны должна быть двуличной: одна полуправда для своих, другая — для врагов». Это, конечно, возмутит либеральных граждан, но «психологическая война требует применения искусства психологического воевания, воевания в четвертом измерении войны». Увы, психологическим воеванием Россия и ее Вооруженные силы не занимаются, поэтому и не могут победить в Чечне.
Мятежевойна не имеет линии фронта, нелепо думать, что чеченская война проходит лишь на территории Чечни. В Дагестане взрывы гремят уже гораздо чаще, чем в Чечне, в прошлом году Басаев совершил масштабный набег на Назрань, школа в Беслане — это Северная Осетия. Взрывы гремели в Москве, Волгодонске, Воронеже, Пятигорске, Астрахани и многих других городах. Чеченские террористы, маскируясь под чисто криминальные группировки, совершают преступления по всей России, более того, стремятся контролировать экономику страны. А нас по-прежнему убаюкивают «антитеррористической» операцией. Победить в мятежевойне, где идет психологическая война народных масс, можно только народными массами и методами психологической войны. У нас же практически все население уверено, что живет в мирной стране, а мобилизовать его власть не рискует. У нее нет вождей и понятных лозунгов, чтобы повести народ. Как нет стратегов психологической войны.
