 |
| Парламентская газета | Александр Шаршунов | 08.07.2005 |
Религиозные верования вынуждены время от времени видоизменяться, адаптируясь к современности. И только сохранившиеся в российской провинции острова язычества живут по многовековым неизменным канонам. Исповедуя простую истину: ничто новое не может заменить вечное, издревле предназначенное к поклонению.
На юге Нижегородской области, где нередки врачующие источники и где прославился своими исцелениями преподобный старец Серафим Саровский, 100-летие канонизации которого два года назад справила православная Русь, не мог не сохраниться дух особой заповедности, той чудотворной ауры, что сказывается и поныне.
И сберегли в одном из поселений Первомайского района древнейший обычай, именуемый обрядом похорон Костромы. Пусть соседи нижегородцев из расположенного рядом, на севере, региона не подумают чего плохого про свой край и его город-центр — семантика слова совершенно иная
Село Шутилово (имя-то какое — в масть теме!) — единственное место в России, где ежегодно жарким летним днем проходят бесподобные языческие игрища-гульбища, о которых не приходилось слышать даже от фольклористов и краеведов, ведь знатоки народного творчества убеждены: этот удивительный обряд канул в Лету.
Казалось бы, эти края знавали немало просветителей, среди них — автор «Бедной Лизы» и «Истории государства Российского» Николай Карамзин, имевший здесь поместье, оставленное сыну Александру Николаевичу, поставившему до сих пор действующее крупное металлургическое производство. Это прослывший народным заступником писатель Владимир Короленко и многие другие. И все же не смогли они переломить традицию — обряд остался на берегах местной реки Алатырь, прежде богатой рыбой и оглашаемой в половодье криками плотовщиков, сплавлявших строевой лес.
А происходит следующее: как только наступают теплые деньки, куклу, изображающую Кострому, сотворенную всем миром из соломы, сорных трав, репейника, прутьев и наряженную в пестрое тряпье, с приговорами и припевками поначалу восхваляют, как бы поощряя ее на буйное веселье и пляски.
Костромушка расплясалась,
Костромушка разыгралась,
Вина с маком нализалась
И на землю повалилась —
Костромушка умерла
Стыд и срам с Костромой, потому шутиловцы и называли ее по-своему — Стромой, а то и Соромой. И клали ее в гроб-корытце, и лили над нею «понарошные» слезы, и причитали, и «отпевали», и вместе с ряжеными бабками несли через все село хоронить.
Пестр и красочен этот карнавал-шествие, причудлив и потешен, горазд на выдумки и сочное словцо, на веселое невинное озорство и удалую, подчас непристойную частушку.
Все здесь одновременно: и зрители, и участники скоморошьего действа, которое сегодня никто толком и не понимает. Но нелегка ныне жизнь: главное — вволю натешиться да нагуляться, чувствуя себя своим среди своих.
И вот наступает момент, когда Кострому лишают всякой милости, начинают издеваться над нею и ее кончиной, непотребно бранят. И, вынеся в поле, повергают оземь, срывают с нее одежку, по соломке, по стеблю, по пруту растаскивают и разбрасывают вокруг: есть такая примета, что поле, где похоронена Кострома, даст добрый урожай.
А в принципе разве сей спектакль — не прошедшее сквозь века свидетельство того, как наши прадеды расставались с язычеством? Известный этнограф Аполлон Коринфский, которому эти места чуть ли не родные, указывал в своей книге «Народная Русь»: «Некоторые народоведы видят в потоплении (прежде ее бросали в реку. — Автор.) — похоронах Костромы тень того отдаленного былого, когда прошедшие христианскую купель киевляне-язычники тем не менее бежали по течению Днепра — Славутича вслед за уплывавшим дубовым Перуном с кличем: «Выдыбай, боже!»
Так что ритуал спектакля в селе Шутилово не столь бездумен, как кажется: «кончина» Костромы означала не ее бесследное исчезновение, а порождала новую жизнь — более благодатную, чем была, более щедрую на тепло и урожаи.
Вот таков он, алтарь Алатыря
Мнение
Епископ Нижегородский и Арзамасский Георгий
Русская православная церковь исповедует веротерпение. Иначе и быть не может в нашем многоконфессиональном Отечестве. Что касается сохранившихся языческих обрядов, то, если люди находят в них душевную отдушину, ничего плохого нет. Главное, чтобы они не нарушали законов человеческого бытия.
