 |
| История. РФ, РВИО | Анатолий Берштейн | 07.07.2005 |
Профессор математики из Дакоты
Одним из первых классических провокаторов был Сергей Дегаев. Молодой, вышедший в отставку офицер принял активное участие в революционной деятельности. Был момент, когда его кандидатура даже рассматривалась в члены Исполнительного Комитета «Народной воли». Но ему было отказано с любопытной формулировкой, что он не является «самостоятельным носителем идеи».
По одной из версий, Дегаев встретился с жандармским подполковником Г. П. Судейкиным по заданию революционного подполья с целью использовать его для пользы организации. Благо, опыт уже был — это внедренный в III отделение Пётр Клеточников. Почему бы не попробовать бороться с врагом его же методами. Но опасная игра — палка о двух концах. Так всё запутывается, что иногда и сами участники теряют её нить. Так вот, по одной из версий, Дегаев был завербован Судейкиным ещё во время тех самых первых нелегальных встреч по инициативе подпольщиков. Вместе они якобы строили далеко идущие планы по дестабилизации страны, в результате чего оба приблизились бы к власти. Но вот что доподлинно известно: после того, как Дегаев был арестован вместе с семьёй, он действительно приступил к своей активной предательской деятельности. Им была выдана легендарная революционерка Вера Фигнер — бесспорный лидер «Народной воли» после убийства царя и ареста основных руководителей организации. А также, по существу, вся созданная Фигнер, Сухановым и самим Дегаевым военная структура «Народной воли» (всего человек 200). После всех этих арестов Дегаев стал, по существу, лидером партии. Хотя на самой организации можно было уже ставить крест. От такого удара она больше уже не оправилась и не возродилась. К тому же об оставшемся на свободе Дегаеве поползли нехорошие слухи.
Что же делает Дегаев? Он неожиданно едет в Париж, где в то время находятся два могучих авторитета партии — Герман Лопатин и ещё не разочаровавшийся и не отошедший от революционный деятельности Лев Тихомиров (знаменитый «Тигрыч»). Дегаев не то сам приходит к ним с повинной и рассказывает, как было дело, не то его начинают подозревать и обвинять в провокаторстве. Но факт, что он всё рассказывает революционерам. Ему не прощают предательства, но ставят условием сохранения жизни вернуться в Россию, заманить Судейкина и убить его. Дегаев соглашается и вместе с боевиками едет обратно, встречается на собственной квартире со своим патроном и принимает участие в его убийстве.
После Лопатин даёт ему 48 часов на то, чтобы скрыться от преследования и мести, как одних, так и других. Дегаев исчезает. Через некоторое время распространяется слух, что он умер в Новой Зеландии. Но это был слух, распущенный самим Дегаевым, заметавшим следы. На самом деле он бежит в США, где поступает на математический факультет университета (с 1897 г. — доктор математики) и преподаёт после этого, став профессором, в одном из высших учебных заведений Южной Дакоты.
Умер Дегаев в США в 1921 г. и похоронен под именем Александра Пелла.
Кровавый маклер
Несколько часов на протяжении всего пути из Кёльна в Берлин бывший директор департамента полиции А.А. Лопухин молчал и слушал Владимира Бурцева. Тот рассказывал о легендарном лидере Боевой Организации эсеров, подготовившем многочисленные убийства высших сановников, в том числе министра внутренних дел Плеве и генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича. И только в самом конце пути, ошеломлённый «подвигами» Азефа, Лопухин произнёс: «Агент полиции Раскин и член ЦК эсеров „Иван Николаевич“ — одно и тоже лицо». Это стоило сенатору Лопухину Сибири. А для Азефа закончилось разоблачением и бегством.
Началось всё с анонимного письма, которое получил департамент полиции из немецкого города Карлсруэ в 1893 г. Некто предлагал за 50 рублей в месяц свои услуги -информировать полицию о настроениях и планах русской студенческой молодёжи за границей. Скоро выяснилось, что аноним — некто Евно Фишелевич Азеф, сын бедных родителей, в недавнем прошлом учащийся ростовской гимназии, а ныне студент немецкого университета.
Карьера этого молодого человека была стремительной. За несколько лет он стал самым ценным и высокооплачиваемым агентом охранки. (Его оклад будет составлять 16 тыс. рублей в год. Почти как у министра. Огромные деньги, если учесть, что пропитание в России тогда стоило буквально копейки.) За то же время он приобретёт громкое имя в революционной среде, став одним из лидеров партии социалистов-революционеров, главным её террористом. Он разработает успешные покушения на высших сановников империи, и его авторитет среди революционеров станет непререкаемым. Но одновременно он без зазрения совести выдаёт своих товарищей: по его доносам арестовывают лидера партии Гершуни, закрываются подпольные типографии, предотвращаются террористические акты. Долгое время этот «слуга двух господ» обманывает их обоих, ведя исключительно свою игру, упиваясь риском, исключительностью, а также прекрасно зарабатывая в двух местах.
Когда у «охотника за провокаторами» Владимира Бурцева возникнут первые подозрения, суду чести революционеров подвергнется именно он. А «Вера-топни-ножкой» (легендарная Вера Фигнер) предложит ему застрелится, потому что Бурцев, по её мнению, оклеветал товарища. Но Бурцев уже взял след. Финал охоты — разговор с Лопухиным.
И даже после того, как Бурцев представил суду чести показания Лопухина, судьи колебались: Лопатин сомневался, Кропоткин допускал двойную игру, Фигнер по-прежнему не верила. Не верили и Савинков, и Натансон.
Было проведено тщательное расследование: проверили последние поездки Азефа, ещё раз уже в Лондоне встретились с Лопухиным. Азеф был изобличён во лжи. Стало совершенно ясно, что подозрения Бурцева обоснованы: Азеф всё это время работал на два фронта.
Но он держался до последнего. И убить его сразу не решились, ибо общественное мнение в партии, среди её рядовых членов было ещё вполне стойким — за него. В результате, даже когда на квартиру Азефа в Париже пришли Чернов, Аргунов и Савенков и открыто допросили его — с неопровержимыми доказательствами в предательстве — он не соглашался. Ему было дано времени до полудня следующего дня. Эсеры ушли за полночь. Через час скрылся Азеф. Такое впечатление, что ему просто дали уйти. Только после этого (в 1909 г.!) было официально объявлено, что Азеф — провокатор.
Вслед за разоблачением лидера Боевой Организации громкая террористическая деятельность эсеров прекратилась. Савенков, к примеру, настаивал на её хотя бы временном продолжении, чтобы не подумали, что слава Боевой Организации связана исключительно с Азефом и поддержкой полиции. Но всё оказалось тщетно.
…Умер Азеф в 1918 г., в Берлине, просидев до этого более двух лет в Моабитской тюрьме по подозрению в русском шпионаже и подорвав здоровье. Он был похоронен по второму разряду на Вильмерсдорфском кладбище. Во избежание недоразумений («рядом тоже русские лежат») на могиле не значилось никакой фамилии. Только номер — 446.
К тому времени Евно Фишелевич Азеф, господин Неймайер, был обычным игроком на бирже, рядовым коммерсантом и примерным семьянином.
«Полицейский социализм»
Георгий Гапон, наверное, очень стремился попасть в историю. И ему это удалось. «Карьера» Гапона в чём-то напоминает карьеру Распутина. Никому не известный священник вдруг становится столичной знаменитостью. С ним встречаются сильные мира сего — Плеве, Зубатов, Лопухин, градоначальник Петербурга Клейгельс, Витте. Был он знаком и с Максимом Горьким. В эмиграции — с Лениным, Плехановым, Жоресом, Клемансо, Анатолем Франсом, тем же Азефом, Кропоткиным.
В чём причина такой популярности?
Гапон был талантливым организатором, прекрасным оратором, располагал привлекательной наружностью, т. е. был наделён всеми нужными для агента качествами — авантюрным складом характера, самовлюблённостью, амбициозностью, слабостями и страстями и, по большому счёту, беспринципностью. На него и сделал ставку Сергей Васильевич Зубатов.
Гапон и Зубатов в дальнейшем по-разному описывали свои встречи. (Надо сказать, что мемуары Гапона вообще мало подтверждаются другими источниками. Например, воспоминаниями инженера Путиловского завода, эсера Рутенберга, сначала близкого друга, спасшего Гапона 9 января, а потом палача, непосредственно принимавшего участие в его убийстве.) Зубатов описывает Гапона как человека неопытного и несведущего в политике и рабочем движении, который каждый раз в конце их беседы просил «дать ему почитать свеженькой нелегальщинки». В чём, к слову, отказа не получал. Гапон же описывал Зубатова лицемером, которого он раскусил, но использовал для пользы рабочих. Получаемые же от него и Лопухина незначительные суммы денег на библиотеку «принимал с отвращением».
…Сергей Васильевич Зубатов искренне верил, что стоит только оседлать рабочее движение, сделать более податливыми к уступкам и переговорам предпринимателей, дискредитировать политические лозунги революционеров и улучшить социально-экономическое положение рабочих, как революционная ситуация рассосётся. Он, пожалуй, не цинично, а наивно (или не наивно?) верил, что нужно только «цивилизовать» рабочих, открыть повсеместно библиотеки, наладить разъяснительную работу, как революционеры тут же получат отпор в рабочей же среде. Он убеждённо и энергично строил свой «полицейский социализм»: рабочие кружки и организации создавались сверху, направляли энергию протеста в нужное русло и контролировались полицией. У него были успехи: один из них — Гапон и «Собрание фабрично-заводских рабочих» на крупнейшем в столице Путиловском заводе. Но случилось то, чему было не миновать. Прокол! Выход из-под контроля! Это, в частности, произошло в Одессе, где начатая под руководством зубатовских агентов стачка вышла из берегов и грозила массовыми беспорядками в порту.
Зубатов был полностью отстранён от дел, уволен и до конца жизни прожил во Владимире. Ему предлагали вернуться в полицию сразу же после убийства Плеве, но он отказался.
Окончательно практика «полицейского социализма» потерпела крах после Кровавого воскресенья, где важнейшую и до конца не понятую роль сыграл агент Зубатова Георгий Гапон.
После событий 9 января судьба стремительно несла разжалованного священнослужителя к трагическому концу. Эмиграция, метание от социал-демократов к эсерам, деньги, карты, попытки вернуться на гребень революционной волны. В результате — обвинения в растрате партийных денег, неслучайное дезавуирование Рачковским его связи с полицией, приговор товарищей и казнь по приказу другого провокатора — Азефа. (Азеф, кстати, предупредил своё начальство о готовившейся акции, но каких-либо шагов, чтобы остановить убийство Гапона, охранкой предпринято не было. Мавр сделал — не сделал своё дело, но вышел из-под контроля…)
Бывшего народного трибуна убили как предателя 28 марта 1906 г. Георгий Гапон был повешен эсерами. Его «крёстный отец», Сергей Зубатов, покончил жизнь самоубийством, узнав об отречении царя.
Кто же всё-таки убил Столыпина?
Для ответа на этот вопрос традиционно выдвигаются три версии: Столыпина убил революционер, агент охранки, сионист. Потому что исполнитель убийства, Дмитрий Григорьевич Богров, был одновременно и анархистом, и агентом охранки, и евреем. На следствии он заявил, что действовал спонтанно, импровизировал. Поверить в это трудно. Как и в то, что он такой же одиночка, как Ли Харви Освальд.
Отец Богрова — юрист и владелец многоэтажного дома на Бибиковском бульваре. Сам Богров окончил юридический факультет, учился в Мюнхене. Был типичным представителем золотой киевской молодёжи, членом анархо-коммунистического кружка, но и, как было сказано, агентом охранки «внутреннего освещения». Притом услуги полиции предложил как будто тоже по личной инициативе. Во всяком случае, так зафиксировано с конца 1906 г. в его личном деле (полицейский псевдоним — Аленский).
…В конце августа 1911 г. Богров получил именной билет в Киевский оперный театр от начальника Киевской охранки Н.Н. Кулябко, с ведома вице-директора департамента полиции М.Н. Веригина, товарища министра внутренних дел П.Г. Курлова и начальника дворцовой охраны А.И. Спиридовича. Там должен был присутствовать царь и его приближённые. Естественно, должен был быть и Столыпин.
1 сентября Пётр Аркадьевич стоял во втором антракте, опершись на барьер оркестровой ямы, и, как и положено, смотрел на царскую ложу. Неожиданно к нему приблизился Богров и несколько раз выстрелил в упор. Белый китель Столыпина мгновенно был залит кровью. В панике молодого человека чуть-чуть не упустили. Столыпин же медленно сполз вниз и, по воспоминаниям самого Николая II, левой рукой в направлении царя «благословил воздух».
Через несколько дней он умер. Сбылось его собственное пророчество. Столыпин часто говорил: «Меня убьёт моя охрана».
Столыпина не любили при дворе. Говорят, что если бы не убийство, он всё равно был бы снят с должности в ближайшее время. Упоминается и про зловещую роль Распутина, кликушествовавшего накануне поездки царя в Киев. Тем не менее, Столыпин был не снят, а убит. Убийство, если можно так сказать, было странное. Кто стоял за убийством премьер-министра, так и осталось тайной.
В связи с убийством Столыпина и прямого или косвенного участия в нём спецслужб депутаты Государственной Думы направили запрос правительству. В нём, в частности, напоминалось, что в 1901—1911 гг. убийства, в подготовке которых принимали участие агенты охранки, были частыми и громкими. Вспоминался Азеф, убийства Плеве, уфимского губернатора Богдановича, великого князя Сергея Александровича и петербургского градоначальника фон дер Лауница. Далее писалось следующее: «…Культивируемая сверху система провокаций расцвела пышным цветом во всей охранной организации до самых её низов. Повсюду инсценируются: издательства нелегальной литературы, мастерские бомб, транспортировка из-за границы нелегальной литературы и оружия, подготовка террористических актов, покушения на представителей власти и т. д….Вся общественная жизнь приносится в жертву молоху русской полицейской государственности. Охрана стала государством в государстве….Охрана стала орудием междоусобной борьбы лиц и групп правительственных сфер между собой». Далее депутаты подробно останавливаются на, мягко говоря, «странностях» в убийстве Столыпина и в заключение обращаются к председателю Совета министров и министру внутренних дел со следующим заявлением: «Сознают ли они, что недавнее убийство в Киеве, равно как и другие убийства высших сановников, является естественным логическим следствием существующей организации политической полиции с широко развитой её системой провокаций, которая, естественно, разлагая правящие сферы, кладя на них пятно позора сотрудничества с наёмными убийцами, налагает на общество гнёт наглого, грубого насилия, парализующего живые силы народа? И намерены ли они что-либо предпринять для уничтожения организации политической охраны с её системой провокаций?».
…Богрова засудили за пять дней и в срочном порядке казнили. А когда сенатская комиссия, ведшая параллельное расследование, стала вызывать для дачи показаний основных должностных лиц из полиции, ответственных за порядок и охрану в Киевском театре, следствие было прекращено по прямому указанию Николая II. Из обвиняемых по этому делу попал под суд только Кулябко, но не за убийство Столыпина, а за раскрывшуюся во время расследования растрату казённых денег. Веригин и Курлов были уволены в отставку, а Спиридович, непосредственно отвечавший за благополучие здания театра, поскольку в нём присутствовал сам царь, по личному желанию государя не был отстранён от должности даже на время следствия.
Дело Богрова было закрыто. Но депутаты Государственной Думы ещё не подозревали, что близится новый скандал. На этот раз с участием их будущего коллеги, депутата от РСДРП, друга Ленина и Зиновьева, «русского Бебеля», рабочего Романа Малиновского. По основному месту работы — агента департамента полиции…
