 |
| Фома | Алла Митрофанова | 06.07.2005 |
Новая Зеландия. Благополучная страна, социально защищенная, с прекрасными климатическими условиями. Живут себе люди, живут, а потом раз — и решают прийти в церковь. Причем не в обеспеченную католическую, а в «проблемную» православную. В храм размером «в две советских кухни». Почему?
Евгений и Мария, молодые прихожане храма в честь святителя Николая Чудотворца, попытались об этом рассказать. Об их жизни за границей, о проблемах русской эмиграции, о приходе в Православие. Оказалось, что, несмотря на внешнее благополучие, проблем у наших бывших соотечественников в Новой Зеландии хоть отбавляй.
Говорят, рая на земле не бывает. Судя по пейзажам Новой Зеландии, в этом можно серьезно усомниться. Вряд ли где-то человек чувствует себя комфортнее. Рядом океан — бесконечная синева, с белыми гребешками на далеких волнах. Промышленных предприятий здесь нет — выхлопные газы не отравляют атмосферу. Сельское хозяйство развито — питание здоровое и разнообразное. Телевидение ориентировано на местную жизнь, новости из большого мира передают ограничено и выборочно — с нервами у населения все в порядке. Эмигрантов принимают хорошо: вид на жительство дают сразу, пока нет работы, платят социальное пособие (на которое действительно можно жить!). Приехав сюда после российской неуверенности в завтрашнем дне, наши ученые, медики, музыканты, учителя точно попадали в рай… Но потом начиналась настоящая ломка.
Укрепив здоровье, обзаведясь жильем, люди вставали перед вопросом: а что делать дальше? Продвигаться в профессиональном плане — не выйдет. Не верят новозеландцы нашему образованию. Будь хоть кандидатом наук, по должности станешь ниже простого специалиста. А захочешь подработать — яблоки, например, пособирать, — скажут: извините, у Вас для этого слишком высокое образование, не можем Вас взять. И куда идти? Пускай быт вполне благоустроен, но быт — это еще не жизнь. Чем заняться, какое применение найти своим силам и способностям? Вот и выходит, что человек невольно вслушивается в самого себя, задает себе вопрос: для чего я живу? Вспоминается Россия… И хочется в храм. К Богу. К своей вере. (Вот уж действительно идеальное поле для миссионерства!)
Вообще с эмигрантами так часто бывает. Хочется глотка родного воздуха на чужбине. Заходят люди в храм, «надышатся» — и уходят. Вроде бы душу отвели…
В Крайсчерче все было по-другому. Приходят люди в храм — а там пусто, неустроенно, не обжито. Все надо делать самим, а значит, именно на тебе, на том, кому все это зачем-то надо, лежит ответственность. Каким будет храм? И будет ли? Здесь уже не развернешься, чтобы уйти просто так: «Вы, ребята, молодцы, ну, мне пора, как-нибудь снова зайду». Здесь это становится твоим личным делом.
— Здесь к Православию приходят в меньшей степени под влиянием моды, традиций, в большей степени — в результате длительных размышлений, внутренних разговоров с самим собой, — говорит Евгений.
Как ребенок привел родителей в храм
Был в Николаевском приходе такой интересный случай. Мальчику дали прочесть книгу «Бабушкины стекла» Блохина. И он спросил: «Мама, а почему мы в церковь не ходим?» Дело в том, что он учится в англиканской школе, и у них там раз в неделю полагалось ходить в храм. Вот он и спросил, почему с классом они ходят в церковь, а с семьей — нет. Родители не знали, что ответить, задумались, стали появляться в православном храме. Потом они всей семьей крестились. Так ребенок привел родителей к Богу.
Путь Евгения к православию не был коротким. Теперь он, выпускник православной Свято-Троицкой семинарии в Джорданвилле (США), хочет стать священником. А несколько лет назад, обучаясь в университете Крайсчерча, он менял один факультет за другим: юриспруденция, психология, социология… «Хотелось быть полезным людям», — объясняет Евгений свои метания. По его словам, именно благодаря красоте Новой Зеландии он понял, чего хочет от жизни: много времени поводил на природе, любовался красотой мира, размышлял и — всерьез задумался о Боге и смысле жизни.
Мария пришла к вере еще в России. Познакомилась с Евгением у друзей, в один из его приездов в Москву, узнала, что он православный, заинтересовалась. Стала ходить в храм, исповедоваться, причащаться, появился духовник… Потом они с Евгением поженились, жить предстояло в Новой Зеландии. Это значило расстаться и со своим храмом, и с духовным отцом. Мария плакала, батюшка утешал: поначалу будет трудно, потом все образуется. Так и вышло.
Мария: Очень хорошо помню свои первые впечатления от Николаевской церкви. Живя в Москве, я привыкла к огромным соборам, храмам с богатой историей… И вот я приехала сюда и увидела совершенно крошечный храм, в котором священник бывает раз в три-четыре месяца, а значит, и причастие будет с такой же частотой. Это было самым трудным: я привыкла причащаться хотя бы раз в три недели. Но постепенно с этим смиряешься, вера и молитва укрепляют.
В приходе главное — священник. Он — отец духовный, отец-настоятель, часто «отец родной». Он и крестит, и причащает, и проповедует, и приходские дела ведет. Без него — никуда.
В Крайсчерче ни настоятеля, ни постоянно служащего священника долгое время вообще не было. А люди все равно приходили в храм, часами молились, простаивая за чтением богослужебных книг (читали те части богослужений, где можно обойтись без священника — часы, молебны, вечерню), а потом еще занимались бытовыми храмовыми делами. Такая сознательность лично каждого прихожанина у нас сейчас, увы, большая редкость.
Австралийско-Новозеландская епархия стала присылать в приход священников для совершения служб, сначала редко, потом чаще, а потом и настоятель в храме появился, отец Антоний. Со временем в приходе начались занятия с детьми, книги стали появляться, кассеты, видеофильмы… Друзья из России присылали церковную прессу, журналы, в том числе и «Фому». Приходская жизнь наладилась.
Евгений и Мария говорят, что хотя священник служит в храме редко — это не распустило приход. Напротив — все подходят к службе исключительно ответственно, все очень дружны между собой, помогают, подбадривают друг друга. В храме бывают знакомые, друзья нынешних прихожан, многие воцерковляются. В основном это русские эмигранты 90-х годов* (СНОСКА: Потомки первых эмигрантов, покинувших Россию в 20−30-е годы ХХ века, в православный храм не ходят. Некоторые из них стали католиками, некоторые вообще не религиозны. Большинство из них не знают русского языка.). Есть и одна новозеландка (правда, она жила некоторое время в Москве, изучала русский язык в МГУ, и муж у нее русский). Бывают на службах и православные сербы, изредка заходят болгары — церковнославянский язык, на котором служат в Николаевском храме, им понятен так же, как и русским.
Евгений: Наверно, стержень нашей общины — это сама совесть, личная ответственность каждого. Это некий барометр. Когда очень не хочется идти на службу, то задаешь себе вопрос: зачем все это надо? Зачем я иду в храм? И сам себе на него каждый раз отвечаешь. И служба для тебя уже — не машинальное делание. Это постоянная работа над собой. Русский человек всегда ищет глубокого общения, и ни одна религия не даст ему того, что дает Православие.
Статья опубликована в 3(26)-м номере «Фомы» 2005 г.
