Патриархия.Ru | Михаил Моисеев | 06.07.2005 |
В частности, в обращении был упомянут факт продажи с аукциона (!) зданий бывшего монастыря в честь св. Петра царевича Ордынского. Об этом же не так давно писали, например, «Новые известия». Напомним, что конфликт в Ростове Великом благополучно разрешился при содействии В.Л. Назарова, руководителя Федерального агентства по управлению федеральным имуществом, Д.Б. Арнатского, первого заместителя министра имущественных отношений РФ, а также благодаря благотворительной помощи московского мецената В. Тарышкина.
Скандальный «лот» не был выставлен на торги, и храм древней обители, основанной еще в XIII веке, останется в собственности Ярославской и Ростовской епархии, которой он, собственно, и был передан более года тому назад. Однако сделка все-таки состоялась — с той лишь разницей, что в качестве объекта продажи теперь значились постройки вокруг храмового здания (подробнее см. интервью архиепископа Кирилла порталу Патрархия.ru).
Несмотря на это, проблема статуса невозвращенного Церкви имущества по-прежнему не решена. И в этом смысле опасения, прозвучавшие в обращении Ярославского архиерея, совершенно обоснованы. Прежде всего, конечно, сама юридическая возможность оформления сделки купли-продажи монастыря (?!) вызывает совершенно оправданное возмущение.
Одно дело — европейский рынок недвижимости, на котором в качестве объектов продажи фигурируют монастырские здания и более древней, нежели в Ростове, постройки. Во Франции, стране с теперь уже вековыми антиклерикальными традициями, никого или почти никого, видимо, не удивит рекламное объявление следующего содержания: «Уникальное предложение! Монастырь в отличном состоянии. Часовня XII века, дополнительные постройки. Площадь: 1000 кв.м. На территории — парк, пруд, лес. Пригород Парижа. Цена? 1 800 000». Добавим от себя: это — не выдумка, это — рекламная информация, взятая нами с сайта одной риелторской фирмы.
Но в России, в стране, чья история на протяжении тысячи лет была теснейшим образом связана с Православием, само предположение о продаже или приватизации монастыря звучит дико и кощунственно.
С одной стороны, за последние несколько лет приняты некоторые законодательные акты, позволяющие более или менее благополучно возвращать бывшие храмовые и монастырские постройки их законным владельцам — приходам и монастырям. С другой — и об этом говорил в своем комментарии порталу Патриархия.ru митрополит Калужский и Боровский Климент — остаются не проработанными некоторые принципиальные вопросы, без решения которых процесс возвращения имущества Православной Церкви не может проходить без инцидентов, подобных имевшему место в Ростове.
Так, например, из-за юридической казуистики до сих пор имеются разночтения в порядке признания храмового здания памятником архитектуры. Но и даже если заключение комиссии принято, это еще вовсе не означает, что здание будет возвращено Церкви. Из-за бюрократических проволочек и бесконечных формальностей процесс передачи объектов на практике затягивается, а порой совсем тормозится. А иногда происходят и вовсе необъяснимые с точки зрения юриспруденции вещи: бывшие храмовые здания, которые официально признаны памятниками истории и архитектуры, Церковь просто не может вернуть. Не может — в силу того, что в период «дикой приватизации» начала 90-х некоторые здания были оформлены в собственность организациями или предприятиями.
Многие помнят, как еще в середине 90-х годов началась эпопея по возврату Церкви храма Рождества Богородицы в столичной Бутырской слободе. Уникальный памятник русской храмовой архитектуры и зодчества еще в советское время был превращен заводом «Знамя» в производственный цех со всеми вытекающими из этого губительными для здания последствиями. «Цех» был приватизирован и назван «строением N9».
Одно только перечисление имен тех руководителей, которые в разное время принимали совершенно недвусмысленные решения в пользу возврата здания Церкви, может служить своеобразным кратким изложением нашей новейшей истории. Распоряжения вернуть «строение N9» Церкви принимали и Президент Б.Н. Ельцин, и вице-премьер В. Матвиенко, и министры культуры (см. интервью М.Е. Швыдкого) и госимущества. Наконец, в 2000 году соответствующее решение подписал тогда еще премьер В.В. Путин.
Тем не менее, положение до сих пор остается по-прежнему катастрофическим для разрушающегося храма и выгодным для предприятия, эксплуатирующего «строение N9» с полной нагрузкой.
Примерно та же ситуация сохраняется и на местах. В обращении архиепископа Кирилла говорится о том, что верующие до сих пор не могут свободно совершать богослужения в храме Ильи Пророка и Спасо-Преображенском монастыре. «Каждому богослужению, — пишет архиерей в своем обращении, — предшествуют унизительные согласования с музейными работниками».
Позиция сотрудников музеев обычно проста: Церковь не в состоянии обеспечить необходимый уровень содержания храмов-памятников истории и архитектуры. Кроме того, высказываются опасения, что «выселяемые» из храмовых зданий организации не смогут подыскать себе адекватную замену оставленным помещениям.
По поводу последнего довода можно только привести пример конструктивного разрешения проблемы с переселением из трех московских храмов — Воскресения Христова в Кадашах, Екатерининской церкви и храма в Марфо-Мариинской обители — Реставрационного центра им. Грабаря. Сейчас Центр получил новые помещения на улице Радио, площадь которых значительно превышает прежнюю. Отметим, что подобный подход Московская Патриархия считает единственно возможным в разрешении спорных проблем, связанных с имуществом.
Надо признать, что на этих двух пунктах (неспособность содержать храмы-памятники и сложность в поисках новых помещений для выехавших организаций) доводы противников возвращения храмов Церкви заканчиваются, и начинается чистой воды демагогия: Церковь якобы стремится стать крупнейшим в стране собственником недвижимости, получать с этого какие-то баснословные доходы и т. д.
На это можно ответить примерно так. Стоит обратить внимание на то, что Русская Православная Церковь никогда, ни при каких обстоятельствах не продавала церковное имущество. А вот желающих поживиться за счет Церкви всегда было достаточно. История нашего государства знает примеры чудовищного по масштабам и потрясающего по своему цинизму грабежа Церкви — ведь теперь уже достоверно известно, что кампания по изъятию церковных ценностей в 20-х годах прошлого века была почти на сто процентов грабительской, на нужды голодающих в Поволжье пошло около одного (!) процента от собранных тогда сумм.
Несмотря ни на какие трудности, с которыми пришлось столкнуться Православной Церкви в XX веке, представить себе торговлю церковным имуществом, движимым или недвижимым, просто невозможно. Извлечение прибыли из церковной собственности для Русской Православной Церкви неприемлемо.
И, когда Церковь обвиняют или подозревают в стремлении стать «крупным собственником недвижимости», в желании получать от церковного имущества какие-то суперприбыли, хочется успокоить блюстителей чистоты чужой веры: Православная Церковь единственной своей целью видит возвращение (и возрождение, порой из руин) храмов и монастырей — для того, чтобы они никогда более не фигурировали в чиновничьих документах как цеха или строения, но исполняли свое единственное предназначение — служили домом молитвы, по слову Спасителя.
Михаил Моисеев,
главный редактор отдела новостей
5 июля 2005 г.