 |
| Церковный вестник | Игумен Петр (Мещеринов) | 05.07.2005 |
Как сотрудник Центра духовного развития детей и молодежи при Даниловом монастыре я часто общаюсь с современными молодыми людьми, как правило, студентами. На каждой встрече меня спрашивают: «Батюшка, а как же…» — и дальше следуют вопросы, многие из которых связаны с отношением к Родине.
Сейчас много говорят о патриотизме, о возрождении патриотического воспитания. Но что такое патриотизм? Конечно, любовь к отечеству, но что именно любить? Место, где я родился, где живут мои родственники и жили мои предки? Родной язык? Отечественную культуру? Леса, реки и поля? Правительство, которое не заботится о своем народе? Милицию, которая не защищает? Скинхедов? Армию, в которую страшно отдавать своих детей? Какую Россию нам любить — Россию преподобного Сергия Радонежского и патриарха Тихона, Россию Пушкина, Менделеева и Шостаковича — или Россию Малюты Скуратова, Ленина и Демьяна Бедного?
От этих вопросов невозможно отмахнуться. Но если мы христиане, то мы не можем оценивать любое явление с иной точки зрения, чем христианская, евангельская. Если мы что бы то ни было оцениваем не с точки зрения Христа, то мы вовсе и не христиане. Из этого общего принципа отношения к жизни не должен изыматься и патриотизм.
Патриотизм — это естественная любовь к родине. Но что такое эта любовь с христианской точки зрения? Нужно ли любить что-либо исключительно по той причине, что оно — свое, родное, отечественное? Для христианина ответ ясен. «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек» (1 Ин. 2, 15). Родина для христианина — Горний Иерусалим: «наше жительство — на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа» (Флп. 3, 20).
Об отношении христианина к земному отечеству Церковь говорит устами неизвестного автора древнего церковного памятника «Послание к Диогнету»: «Христиане не различаются от прочих людей ни страною, ни языком, ни житейскими обычаями. Они не населяют где-либо особенных городов, не употребляют какого-либо необыкновенного наречия, и ведут жизнь, ни в чем не отличную от других… Но обитая в эллинских и варварских городах, где кому досталось, и следуя обычаям тех жителей в одежде, в пище и во всем прочем, они представляют удивительный и поистине невероятный образ жизни. Живут они в своем отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всем, как граждане, и все терпят как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество — чужая страна… Они во плоти, но живут не по плоти. Находятся на земле, но суть граждане небесные. Повинуются постановленным законам, но своею жизнью превосходят самые законы… Что в теле душа, то в мире христиане. Душа распространена по всем членам тела, и христиане — по всем городам мира. Душа, хотя обитает в теле, но не телесна, и христиане живут в мире, но не суть от мира… Бессмертная душа обитает в смертном жилище; так и христиане обитают, как пришельцы, в тленном мире, ожидая нетления на небесах… Так славно их положение, в которое Бог определил их и от которого им отказаться нельзя».
Церковь, хотя и существует в виде поместных национально-территориальных автокефалий, саму себя определяет как вселенскую, то есть ту, в которой «нет ни Эллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3, 11).
Итак, мы видим, что любовь к земной родине не является чем-то таким, что выражает суть христианского учения или входит в его состав как непременная и обязательная часть, без которой христианин — не христианин. Однако же Церковь, проходя свое историческое бытие на земле, не является противником патриотизма как здравого и естественного чувства любви. Другое дело, что Церковь не воспринимает ни одно естественное чувство как нравственную данность, ибо человек — существо падшее, и чувство, пусть даже такое, как любовь, предоставленное самому себе, не выходит из состояния падения, а в религиозном аспекте приводит к язычеству. Церковь принимает и благословляет любое естественное чувство не само по себе, но как задание, под условием проникновения его благодатью Святого Духа, под условием его «христианизации». С евангельской точки зрения любовь к чему-либо сама по себе — не самоценная вещь. «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником», — говорит Господь (Лк. 14, 26). Нравственное и духовное достоинство любви зависит не от нее самой, но от предмета любви (многие люди, например, беззаветно любят грех). А для христианина исключительным предметом любви является Господь. Поэтому главная забота Церкви — приобщение человека ко Христу. Так, Церковь благословляет семейную жизнь не для того, чтобы люди созидали совместную жизнь, растили и воспитывали детей и прочее — все это люди вполне успешно могут осуществлять и вне Церкви, — но для созидания домашней церкви, раскрытия во всех проявлениях жизни действий Святого Духа, обратных нашей «падшести», и в конечном итоге — для бессмертия, для жизни со Христом в вечности.
То же и с патриотизмом. Церковь не может признать это явление падшего мира абсолютным и самоценным. Патриотизм имеет достоинство с христианской точки зрения и получает церковный смысл тогда и только тогда, когда любовь к родине является деятельным осуществлением по отношению к ней заповедей Божиих. Из этого следует, во-первых, что патриотизм никак не может включать в себя ненависть, ксенофобию, превозношение своей нации перед другими и т. п., ибо всякая ненависть есть грех; во-вторых, нельзя рассматривать «пользу для страны» абстрактно, в оторванности от конкретных людей, живущих в стране, ибо заповеди Божии могут быть исполняемы только по отношению к людям, а не к государственным институтам, идеологическим схемам и т. п. Церковь поэтому не является и не может являться идеологическим инструментом для патриотического воспитания населения.
Непонимание этого приводит к неверному восприятию Церкви. В мировоззрении, основанном на абсолютности и самоценности патриотизма, Церковь перестает быть собственно Христовой Церковью, а становится лишь вместилищем для националистической идеологии, для которой хорошо только то, что хорошо родине (а точнее — людям, выступающим от ее имени), пусть даже это «хорошо» и противоречило бы прямым заповедям Божиим (яркий пример — государственная деятельность пресловутого Ивана Грозного). Трезвенное церковное мировосприятие в этом случае подменяется мифотворчеством, и за примерами далеко ходить не надо.
Вообще, подмена духовного человеческим, церковного — национальным («служил русскому народу — значит, православный») есть одна из самых распространенных экклезиологических ошибок нашего времени. Суть этой ошибки — абсолютизация человеческой деятельности самой по себе, вне христианских оценок ее.
Это вовсе не безобидная вещь: она в корне разрушает правильные (то есть подлинно православные) отношения человека и Бога. Несколько лет назад мне пришлось быть на открытии съезда студенческой молодежи, который проходил в одном из вузов крупного российского города. Среди официальных выступлений значительную долю занимали патриотические речи, содержание коих сводилось к убеждению слушателей в величии России и руганию Америки, непрестанно строящей в отношении нас ужасные козни. Затем в общении с преподавателями мне пришлось выслушать, как все плохо сейчас и как хорошо было прежде, когда советская школа осуществляла, помимо прекрасного образования, и замечательное воспитание, дружно пелись пионерские песни и т. д. Очень часто произносилось слово «святое»: «наше прошлое для нас — святое», говорили старые педагоги. На мое робкое замечание, что при этом им приходилось говорить, что Бога нет, они отвечали: «Но тогда был патриотизм». При этом мои собеседники с энтузиазмом декларировали свою приверженность православию.
И тут я задумался. Передо мною было очевидное религиозное явление — только религиозное чувство у этих достойных и уважаемых людей, подвижников своего дела, выразилось не в христианских, церковных формах, а в мифологическом сознании абсолютного патриотизма. Налицо — очевидная подмена: первая заповедь Божия — «Я Господь, Бог твой… да не будет у тебя других богов перед лицем Моим» (Втор. 5, 6−7) — отменяется и заменяется поклонением атеистической по сути идее земного агрессивного коллективистского благополучия. Увы, евангельская оценка такой подмены неутешительна для мифологизаторов: «что высоко у людей, то мерзость пред Богом» (Лк. 16, 15).
Из вышесказанного вовсе не следует, что я являюсь противником Великой России или настроен антипатриотически. И большинство молодых людей, с которыми мне приходилось говорить на эти темы, также искренне желают мира и процветания нашему отечеству. Но очень часто молодежь, желая разобраться, задает вопрос: а в чем, собственно, заключается величие России? Да, мы живем в самой большой и самой богатой стране в мире. Но это не наша заслуга — это дал нам Бог, и, следовательно, это естественное величие и должно возводиться к Богу, а не присваиваться себе. Так в чем? В атомной бомбе? В силе, остатками которой мы пока еще пугаем весь мир? Но один из «отцов» нашего отечества, св. князь Александр Невский сказал по этому поводу: «Не в силе Бог, а в правде». В чем же наша правда?
Ответ есть. Посмотрим, как созидалась Российская держава. Святой князь Владимир, святой князь Александр Невский, святой князь Даниил Московский; святые митрополиты Петр и Алексий — вот кто основа нашего отечества. Они святые не потому, что созидали и защищали державу (как воспринимает это мифологическое сознание), а наоборот, Россия созидалась и покрывалась Богом потому, что они — святые. Вот в чем единственное истинное величие нашего отечества: в пусть плохо воплощавшемся, но стремлении к идеалу святости.
Как же теперь нам, оставаясь христианами и в этом полагая главный смысл нашей жизни, послужить и нашему отечеству, беря пример с сонма праведников, в земле Российской просиявших? Возможно ли возвращение идеала Святой Руси в нашу жизнь? Здесь нужно осознавать, что этот идеал — вовсе не в том, что все стройно ходят крестными ходами, круглосуточно читая акафисты, но в понуждении себя на исполнение заповедей Христовых. Это основа всякого действия для христианина. Христианство велит все начинать с себя, созидать святость в себе; а вот как раз с этим у нас проблема. У нас «святость Руси» проявляется чаще всего в ностальгировании по давно ушедшим временам, воспевании монархии и войн, без трезвой и разносторонней их оценки, и еще в традиционном поиске врагов. Почему так? Потому что находить врагов гораздо легче, чем быть нравственным порядочным человеком, христиански созидающим свою жизнь.
Подлинный патриотизм, подлинная любовь к родине должна проявляться в делах, а не в словах. И дела эти не обязательно глобальные — «всех порвать на части, Господа хваля», как призывает певица Бичевская. Оглянемся вокруг себя. Вот наши подъезды — грязные, вонючие, изрисованные, с выбитыми стеклами, сожженными кнопками лифтов. Казалось бы — наш дом, чего уж ближе? А нам дела нет. Мы будем сквозь горы мусора аккуратно пробираться к своим железным дверям, и на кухне будем с горячностью говорить о кознях против России мировой жидомасонской закулисы, о том, что Запад развращает нашу молодежь… Простите, но эта молодежь — наши дети. Откуда они научились гадить в своих же собственных подъездах? Закулиса растлила? Не мы ли сами превратили нашу жизнь в грязь?
Итак, единственный путь к величию нашего отечества — это созидание его во Христе. Утопия? В объеме социума — безусловно. Наша сегодняшняя общественная жизнь не только далека от христианства, но агрессивно нехристианская; исчезающе мала «критическая масса» христиан. Но в своей жизни, жизни своей семьи, той части общества, с которой мы соприкасаемся, ничто не мешает нам быть христианами. Что же касается патриотизма, то тут особо многого и не нужно. Прежде всего, необходимо осмыслить нашу историю и нашу жизнь с точки зрения христианской нравственности: отказаться от нелепого мифотворчества, давать всему трезвую и правдивую оценку, не поддаваться на оболванивающую, столь традиционную для нас, агрессивную пропаганду. А с практической стороны — давайте начнем любовь к родине с наших подъездов и уборки мусора на улицах и дворах, где мы живем.
N 12 (313) июнь 2005
