Русский журнал | Владимир Каганский | 02.07.2005 |
Сравнение и сходство — разные вещи. Сравнивают часто и совсем несходное. Во времена существования СССР его чаще всего сравнивали с США (хотя почти так же часто и с Китаем); современную РФ хотя сравнивают с США значительно реже, но все же достаточно часто, чтобы всмотреться в это сравнение.
Военно-стратегическая мощь, равновесие сил, соперничество и партнерство, переплетение истории (все же две мировые войны были союзниками, а всю третью мировую — «холодную»1 — противниками), откровенная зависть и страх — эти мотивы могут быть исходной проблемой сравнения, но не его содержанием. Содержанием моего сравнения России (здесь можно пренебречь ее нетождественностью с РФ) и США будет культурный ландшафт.
Именно в этом отношении различия стран наиболее велики — а не в мирной или военной истории, опасном или безопасном геостратегическом положении, благоприятности или неблагоприятности исходного природного ландшафта для освоения, что бы ни фантазировали ныне модные геополитики-графоманы (впрочем, среди фантазеров-геополитиков есть не только графоманы — разницы никакой, только читать скучней). Я не буду здесь заниматься различиями географического положения наших стран в прошлом и настоящем (вещь и известная, и понятная), благоприятностью либо неблагоприятностью природной основы для жизни (вот она, основа спекуляций), богатством природных ресурсов и т. п. Все это уже было поводом и предметом для сравнения. Я же возьму предмет иной.
Россия и США радикально различаются своим культурным ландшафтом.
Представим мысленно, что мы делаем такую вещь: вначале переносим в Нью-Йорк столицу страны и все-все ведомства, весь пристоличный мир полигонов и закрытых НИИ, всю бюрократию перебрасываем в Нью-Йорк. Потом в Нью-Йорк мы перебрасываем, разумеется, Голливуд, центр образов, важнейший идеологический институт страны. Потом, разумеется, в окрестности столицы мы перебросили всю Силиконовую долину и многие инновационные районы. Потом мы перебросили поближе к Нью-Йорку Ниагарский водопад, техника дозволяет такие вещи делать. Потом еще мы все — все! — лучшие колледжи Новой Англии, так называемой Ivy League, «Лиги плюща», Массачусетский технологический, знаменитый Калтех тоже перебросили в центр этого странного образования. Развиваем в Нью-Йорке разнообразную промышленность — автомобилестроение, химию, даже металлургию и нефтепереработку. Разумеется, штаб-квартиры всех крупнейших компаний США независимо от мест их производства также размещены теперь в Нью-Йорке. Что мы получим? Мы получим только некоторое — очень слабое — приближение к той централизации, которая была характерна для советского пространства и остается характерна для нынешнего пространства российского.
Пространство России почти все десять веков ее существования — централизованное и моноцентричное. Страна строится как моноцентрическое пространство, совокупность центров, которым всецело подчинена территория. Пространство США всю ее не такую уж короткую историю (города за Волгой — ровесники американских, если не моложе) — пространство полицентричное. Российские города обрастают связанными с ними территориями, ландшафтами, — американские города из территории вырастают.
Американские географические реалии — будь то поселения или институциональные структуры — вырастали из территории и лишь потом оформлялись, институционализировались (не вполне так было только с исходной нарезкой первых 13 штатов). Российские географические реалии назначались, получали в директиве функцию и роль и лишь потом становились городами (а нередко и не становились, история полна пожалований и разжалований городского статуса), губерниями и местностями. В старой географической антитезе культурный ландшафт США — триумф подхода снизу, России, а особенно СССР, — сверху. Американский культурный ландшафт рос и развивался спонтанно (крупных проектов, в том числе и частных, это не отменяет), российско-советский ландшафт проектировался и создавался. Ландшафт СССР — триумф проектного подхода и для сторонника, и для противника проектного подхода; но и тот, и другой не могут не отметить доведение многих (все же не всех) проектов до радикального конца. Советско-российское пространство — пространство воплощенных, недовоплощенных, частью воплощенных, только начатых воплощением проектов, проектов будущих проектов; опасная свалка конфликтующих проектов, если говорить жестче. Советско-российский ландшафт — ландшафт проектов. Американский культурный ландшафт — сколько можно говорить о нем, не посетив страны (вины автора тут нет, предложения посетить не отвергались) — пространство самоорганизации; что не синоним благостного политкорректного саморазвития. Американское саморазвитие ландшафта бывало жестким, а порой и жестоким (участь многих индейских племен). Русское покорение Евразии также знало разные модальности приведения новых подданных к лояльности. Различие в ином: освоение новых территорий — к чему в определенном ракурсе и сводится вся массовая история Америки и России — в Америке была более частным делом, в России — государственным.
В России и сложился государственный или, по крайней мере, огосударствленный культурный ландшафт; один-единственный ландшафт. В США сложился иной ландшафт, куда более сложный, включающий равно частные и государственные компоненты. Если — в первом приближении — все районы России совпадают и дают единое единственное универсальное районирование, чей институциональный статус очевиден, то в мозаике районов США мы видим совсем иную картину, отличающуюся по крайней мере в трех отношениях: 1) систем районов не одна, а много (несколько), они территориально не совпадают и сопоставимы по «силе»; 2) система государственных районов отнюдь не является универсальной, ведущей или доминирующей основой систем иных районов; 3) она сама представляет совокупность многих и разных районных систем. Главные системы районов США — это немногочисленные крупные плавно переходящие один в другой культурные регионы вроде Новой Англии или Глубокого Юга (но у них есть и экономическое измерение), многочисленные — сотни — узловые районы на основании тяготения территории и населения к крупным городским агломерациям, собственно универсальные институциональные районы — штаты и округа (графства). Принципиально, что первые три типа районов ни в коей мере не совпадают ни по содержанию (объему функций в устроении культурного ландшафта), ни территориально, пространственно, резко различаются контурами своих границ. Есть еще и многочисленные специальные районы правительственных ведомств, не совпадающие с универсальными; отдельные районы — не покрывающие всей страны — формируют некоторые отрасли хозяйства, расселение культурных меньшинств и т. п. Именно за счет множественности систем районов — даже если не обращаться к таким факторам, как частное землевладение, — разнообразие культурного ландшафта США огромно и во много порядков превосходит все то, что мы имеем в нашей стране.
Разные территориальные уровни в России-СССР — страновой, областной, районный — структурно сходны; всякий район — маленькая область, всякая область — малая страна. Именно поэтому так легко распался СССР, блочная структура из однотипных блоков2. Россия — страна унификации районных систем. США — страна диверсификации районных систем. Отдельные места, области, районы России структурно чрезвычайно сходны. Между разными уровнями районов царит, напротив, различие. США — страна диверсификации районных систем. В СССР-России главные территориальные различия — различия внутрирайонные, главным образом между центром и периферией района и разными секторами его перифериии; напротив — и в соответствии с естественной логикой мышления, — в США (и большей, подавляющей части мира) главные различия — различия межрайонные. Можно сказать это и по-другому: в России-СССР все главные районы — сходные (а в идеальном замысле — тождественные), а в США — разные.
Именно потому, что в основе пространственной организации общества (если только она существовала) и государства лежала одна-единственная система районов, пространственная структура России-СССР носила плитчатый характер; эти плиты хорошо читаются на космических снимках. Одна система районов означает резкую неоднородность ткани культурного ландшафта и его районную поляризацию. В рамках каждого района действует правило «центр — периферия», вся значимое и важное стянуто в центр, а периферия — зона упадка и — сейчас — нарастающей разрухи3. Границы плит — это ветхие и рваные ткани культурного ландшафта. По административным границам в России-СССР культурный ландшафт не только ветшает и его слой становится тоньше, он рвется и распадается, вторично дичает (хотя там бурно возобновляется «дикая природа»). В медвежьих углах (на стыках границ трех регионов действительно живут медведи). Границы административных районов разных рангов в России-СССР выражены физически как широкие полосы-зоны запустения культурного ландшафта. Культурный ландшафт США, во-первых, лишен столь ярких разрывов и полос запустения, и, во-вторых, они гораздо менее связаны с административной географией.
Так как в США имеют место несколько равных по силе и разных по природе районов, всяких универсальных центров и границ и, следовательно, всяких универсальных периферий территориальная ткань ландшафта США совершенно лишена. Культурный ландшафт США знает резкие различия, но эти различия преимущественно качественные (а не количественные, как в СССР); это различия разных по культурной специфике и хозяйственному профилю территорий; хотя, разумеется, огромны контрасты плотности заселенности и деятельности мегаполисов Северо-Востока и пустынь Юго-Запада. Как ни парадоксально, границы основной части районов США разделяют разные районы; границы основной части районов СССР-России разделяют районы одинаковые, административные. Культурный ландшафт США, где также действует неуклонное правило «центр — периферия», не вырождается потому, что самих центров много в самых разных отношениях. Полицентричность гарантирует сплошность и связность ландшафта. Помимо прочего, еще и его надежность и креативность.
Итак, станет ли Россия когда-либо Америкой? Ответ ясен4. Сможет ли Россия когда-либо воспользоваться опытом США? — и тут проблема ответа: ограничения на использование культурного опыта лежат вне культурного ландшафта, в исходном — и, наверное, труднопреодолимом — культурном наследстве. Смогут ли отдельные территории России (или всего бывшего СССР) в ходе реконструкции, ревитализации, а вернее — реанимации своего культурного ландшафта обратиться к опыту США? А почему бы нет. Был же Петербург.
1 Почему же все-таки «холодную» — десятки стран-участниц, многомиллионные армии, потери с десятки миллионов?
2 Каганский В. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М.: Новое литературное обозрение, 2001; Советское пространство — наше наследство // «Русский журнал», 20.08.04.
3 Каганский В. Мерзость запустения // «Политический журнал» от 25.10.04., # 39.
4 В определенном смысле и частично этого отвергать нельзя: когда будет решаться мировая геополитическая судьба Сибири и Дальнего Востока России в контексте имперской агрессии Китая, переход некоторых территорий Сибири (не обсуждая, в каком смысле это территории России, а не РФ) под протекторат США совершенно нельзя исключать.
28 Июня 2005