 |
| Известия | Ирина Петровская | 01.07.2005 |
В былые времена бабушка бы стыдом умылась, а беременную малолетку на весь срок до родов в принудительном порядке упекли бы в клинику под строгий надзор медиков. Шутка ли! Одиннадцатилетняя мамочка!
Изменились и времена, и нравы. Сегодня бабушка с внучкой — желанные гости на телевидении, они, что называется, ньюсмейкеры, то есть люди, поставляющие для телевидения горячие новости и темы. На этой неделе они второй раз побывали на «Пяти вечерах», у которых снова изменилось время выхода в эфир: теперь «Пять вечеров» начинаются в 18.40 и заканчиваются ближе к 20 часам, когда у телевизоров собирается многочисленная и разнообразная аудитория. Зрители, вернувшись с работы и включив «ящик», садятся ужинать вместе с чадами и домочадцами, и тут вам эдакий сюрприз: соплюшка, вот-вот собирающаяся рожать, ее не старая еще бабушка, ничуть не подавленная семейной драмой, юный папаша, почти не говорящий по-русски, и разные дяди-тети, с жаром обсуждающие случившееся.
Часть гостей студии настроена радикально: бабушку расстрелять, растлителя малолетней посадить. Другая часть, напротив, в умилении: это же современные Ромео и Джульетта. Совет им да любовь! С помощью телемоста связываются с отцом Ромео. Тот, с трудом подбирая русские слова, говорит, что готов принять у себя в Душанбе сына с молодой женой.
Ведущий Андрей Малахов, сунув в руки Ромео букет цветов, подталкивает того к малолетней избраннице, предлагая немедленно сделать ей предложение. Тот (а куда ему деваться? Варианты один хуже другого: тюрьма, депортация, женитьба), запинаясь, произносит требуемое. Девочка, едва живая, встает и обнимает своего суженого, прижимаясь к нему и словно пытаясь спрятаться за его спиной от жадных глаз и злобных речей. Кажется, еще немного, и она, бедная, родит прямо в студии — кто его знает, как справляется неокрепший детский организм и с беременностью, и со стрессом, который она явно испытывает, слушая призывы зрителей покарать ее любимого как можно строже.
Хеппи-энд, однако, растапливает жестокие до того сердца. Публика горячо аплодирует. Одна из зрительниц, чуть не рыдая, признается: «Когда шла на передачу, была за то, чтобы его расстрелять, а сейчас совершенно переменила свое мнение».
А Малахов уже анонсирует новый эксклюзив: уникальные кадры шестилетней девочки, родившей в 1930 году. При этом он, проявляя такт и деликатность, просит увести из студии одиннадцатилетнюю Валю: это, мол, не для детских глаз и ушей.
Валю уводят. Ее ровесники по ту сторону экрана, напротив, развешивают ушки, пошире открывают глазки и разевают рты. Пожилой акушер-гинеколог комментирует кадры, сделанные в 1930 году и надолго засекреченные. Шестилетняя девочка с преждевременным половым созреванием забеременела от собственного дедушки. Младенец погиб во время родов. Девочка-мать выжила. Старый доктор тактично, но решительно пресекает эйфорию, в которую впала большая часть участников программы после трогательной сцены предложения руки и сердца: беременность в раннем возрасте крайне опасна и для матери, и для ребенка, это патология, и девочке надо не в студии красоваться, а в клинике лежать.
Бабушка беременной все это время гордо восседает в кресле героини. Похоже, она уже вкусила телевизионной славы и теперь, как может, пиарит себя и внучку, которую официально опекает.
Прости им, господи, они по своей дремучести и душевной неразвитости не ведают, что творят. Но телевидение-то вполне ведает. Больше того, оно намеренно выбирает такие темы и таких героев, заранее прогнозируя, что на них, словно мухи на мед (употребим для приличия это слово, хотя напрашивается, естественно, совсем иное, к меду никакого отношения не имеющее), слетятся жадные до подобных историй обыватели.
Совсем недавно в программе «Окна» они и не такое слушали и смотрели. Но там дикие ситуации разыгрывали актеры. И зрители в конце концов это просекли. И ушли, отказав «Окнам» в доверии и интересе. Даешь правду жизни!
«Пять вечеров» отныне эту правду дают. Рейтинги растут. Но ведь живым-то людям после этой правды жить. Допустим, злосчастная бабушка, купающаяся сегодня в сомнительной славе, взрослый человек и сама как-нибудь справится со злорадством и сплетнями соседей. А внучка? Она хоть и беременная, но маленькая еще девочка, не понимающая, что на нее свалилось и что ее ждет завтра. Ее-то пошто выставлять на всеобщее обозрение и грядущее за ним порицание, осмеяние, тыканье пальцем? О том, что может ждать таджикского Ромео после подобной славы, и подумать страшно в связи с разгулом ксенофобии в России и безнаказанностью скинхедов, борющихся за чистоту славянской крови.
Да шел бы к чертям собачьим этот треклятый рейтинг, если в жертву ему ТВ готово приносить живых людей, пусть даже и неразумных, пусть убогих, пусть оступающихся, но живых: по-своему страдающих, по-своему любящих.
Впрочем, и знаменитые, совершенно разумные и, казалось бы, своей славой защищенные от беспардонного вмешательства ТВ в их жизнь люди не застрахованы от роли агнцев на заклание в угоду рейтингу. Их личные истории и драмы пользуются зрительским спросом даже больше, чем личные драмы «простолюдинов».
В другом выпуске «Пяти вечеров» устроили своего рода очную ставку матери и сына, у которых сложились весьма непростые отношения. Так часто бывает в жизни, и грош цена была бы всей этой истории, если бы матерью была какая-нибудь пенсионерка Марьванна Пупкина, а сыном — сантехник Вася. Но в гостевом кресле восседала «царица зверей» Наталья Юрьевна Дурова, а рядом — ее великовозрастный сын Михаил. Ему зачем-то понадобилось на глазах всей страны предъявлять матери свой суровый сыновний счет: за то, что была-де неласковой, что не уделяла ему в детстве должного внимания, что своих зверей всегда любила больше родного дитятки, а когда он, проигравшись в карты, украл из дома и продал букинисту ценные книги, не стала сама вразумлять отрока, а попросила сделать это знакомого милиционера. Ну прям не мать, а мегера.
На Дурову, признаюсь, было страшно смотреть. Казалось, что она держится из последних сил и вот-вот упадет в обморок. За нее пытались вступаться гости в студии — знаменитые дети знаменитых родителей (в программе как раз обсуждали, каково это — жить под гнетом родительской славы). Но сынок упорно гнул свое, изливая на мать и на зал волны застарелой обиды и ненависти.
Потрясенный и растерянный происходящим Малахов попытался исправить ситуацию. Он едва ли не насильно всучил сыну букет цветов и попросил вручить его маме «в знак примирения и согласия между близкими людьми». Сын, скривясь, вручил.
Потом уже я спросила Наталью Юрьевну, зачем она согласилась на это жуткое аутодафе, зачем, в конце концов, не ушла из студии, поняв, какое испытание ей уготовано. Она сказала: «Я ведь не знала, что это произойдет. Мне не сказали, что там будет Миша. А когда я поняла, было поздно. Я человек ответственный и не могу позволить себе сорвать эфир. Но вы не представляете, что я пережила. Мне плохо. Я не хочу выходить на улицу — ко мне бросаются люди с вопросами. А про Мишу не думайте плохо, он сложный и очень талантливый. У него это пройдет…»
Экстравагантная Дурова по традиции пришла на передачу с одним из своих любимцев — волосатым поросенком, который сидел, прижавшись к ее ногам. Вряд ли, зная, что ее ждет, она бы захватила с собой именно это животное. Уж больно наглядная получилась метафора: типа — вырастет из сына свин.
Ну и, конечно, нечеловеческое свинство — весь этот публичный скандал, устроенный на потребу обывательскому любопытству ради того же рейтинга. Но именно ради него на ТВ не жалеют ни мать, ни отца, ни заезжего таджикского молодца, ни даже одиннадцатилетнюю красну девицу на восьмом месяце беременности.
