Мы, русские, консолидировано, всем народом, принимаем только один праздник безоговорочно — вне политики, вне сословий и возрастных отличий — День Победы. Причину этого трудно понять до конца нам самим, а тем более — сторонним наблюдателям. Безусловно, русским есть, чем гордиться в этот день, — они сломали хребет самому мощному сверхвооруженному тоталитарному чудовищу ХХ века, Третьему Рейху, поставившему себе на службу ресурсы практически всей Европы и призвавшему в помощники древнегерманский языческий пантеон. Но только военной победой трудно объяснить радость этого дня. 9 мая мы неизменно празднуем духовное и душевное единство нашего народа. Именно это единство даровало нам победу, но путь к нему не был простым, и он до сих пор сокрыт от нашего понимания.
Социалистическое содружество наций не могло победить в войне Отечественной. У пролетария нет Отечества и быть не может. На алтарь этой истины в Брест-Литовске были положены большевиками огромные территории и тысячи русских жизней. Идеология пролетарской солидарности не помогла защититься от наступающей свастики, и первым, кто прозрел смысл совершающегося столкновения, был Митрополит Сергий, призвавший общество к единению: «…Тут есть место всем, и мужчинам и женщинам, юношам и старикам, рабочим и крестьянам. Всякий может и должен внести в общий подвиг свою долю труда, заботы и искусства». Местоблюститель Патриаршего престола призвал к единению на основе исторической памяти и заветов предков: «Вспомним святых вождей нашего народа — Александра Невского, Дмитрия Донского… и безвестные неисчислимые тысячи православных воинов… Не посрамим же их славного имени и мы — православные, родные им по плоти и по вере».
Эти слова прозвучали 22 июня 1941 года — в День Всех Святых в земле российской просиявших. Это слова духовного пастыря. «Братья и сестры» Сталина были еще впереди. Духовное победное единство народа стало возможным на пути возврата к исконному, историческому пониманию основополагающих ценностей — истории Отечества, веры отцов, Добра и Зла, долга. Все это имеет мало общего с большевизмом. Первую мировую войну, трансформированную Октябрьским переворотом в войну Гражданскую, называли Отечественной. С началом Великой Отечественной войны продолжилась и пробрела новую силу «война гражданская» в душах людей. За какие идеалы мы идем умирать? За то, «чтобы землю в Гренаде крестьянам отдать»? И за это тоже, но все-таки в первую очередь — за «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Именно в эти годы развернулся тот процесс, который В.Г.Распутин назвал «перевариванием Россией коммунистической идеологии». В годы войны осуществился, как пишет Н.А.Нарочницкая, «возврат к великодержавию», настолько напугавший наших вчерашних союзников, что началась холодная война, — не с коммунистической идеологией, а с победившей в мировой схватке исторической Россией.
В этой внутренней «гражданской» войне, начавшейся в душах людей, огромное значение имел возврат к вере отцов. Чрезвычайно сложным в этот период оказалось положение Русской Православной Церкви. Манипулировать церковной организацией стремились все политические силы. Не секрет, что в Германии в 30-е годы заигрывали с эмигрантскими иерархами, которых нацисты стремились поставить на службу своим экспансионистским целям, чтобы через них воздействовать на умы и сердца русских прихожан в оккупированных областях. Многие заблудились в этих дебрях, а некоторые бродят до сих пор, морально поддерживая линию генерала Власова. Но нельзя было восстановить Россию историческую на пути предательства. Пути настоящего возврата лежали через огонь «искупительной жертвы всего народа».
Политика Германии в отношении к Православию была лукавой и коварной, и подлинную ее сущность предельно ясно сформулировал Гитлер, который в кругу приближенных так изложил свое видение религиозной политики в оккупированной России: «Нашим интересам соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о Боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы».
Гитлеровским идеологам было трудно понять процессы, происходившие в социалистическом обществе, — атеистическом по своему замыслу. По логике вещей все «церковники» должны были стать их скрытыми союзниками. Но этого не произошло.
Кремль по своим, до конца нам сегодня еще не известным причинам (политические расчеты были только их частью), изменил отношение к Церкви как институту и к вопросам исповедания веры. Был закрыт агитпроп им. Емельяна Ярославского. 8 сентября 1943 года — в разгар войны — в Москве на Соборе епископов митрополит Сергий был избран Патриархом Всея Руси. В минуту смертельной опасности и для Отечества, и для каждой души, все ощутили себя «в первую очередь рабами Божьими».
Есть множество свидетельств об этих необыкновенных днях преображения душ, когда в прифронтовой черте служили молебны, когда «Казанская Божья Матерь» кружила над Москвой, когда от смерти спасала материнская молитва и ладанка на груди, когда Господь хранил всю войну тех, кто дал обет посвятить себя в мирные дни Богу.
Удивительными по силе и осмыслению увиденного являются свидетельства одного из иерархов Русской Православной Церкви за рубежом — архиепископа Иоанна (Шаховского), всю войну бывшего в Германии, но не примкнувшего к «прикормленным фашистами приходам». Об этом времени Владика писал: «Библейская и святоотеческая вера наша исключала для нас возможность благословения каких-либо языческих движений, пытавшихся лишь использовать Церковь для своих целей. Мы указывали на нехристианский характер их идеологии… Это была борьба за сущность Христовой веры».
Владыка Иоанн запечатлел встречу с той частью русских (шире — славянских) людей, которых немцы эшелонами вывозили на принудительные работы, — с военнопленными. Это не просто слова очевидца, это глубинное проникновение в исторический и сакральный смысл происходящего. Вот как он передал свое впечатление от той встречи: «Псевдохристианство Европы уже восприняло в огне войны „меру свою“, и теперь эти, обоготворявшие самих себя и надсмехавшиеся над святой святыней идеи и силы материализма и тоталитаризма, призывались довести друг друга до огненного умаления. Гром грянул как бы внутри самого грома войны. И — началось это взаимное сокрушение двух самых ярких в истории сил антихристианства… Европа сейчас же поняла, что совершилось чудесное ее спасение. Оно стало прозрением и спасением многих душ…. Метаисторическую глубину этого не все могли понять. Сила религиозного понимания истории открылась в словах первоиерарха Русской Церкви Митрополита Сергия…. Сквозь огонь горящей соломы начало очищаться и открываться золото. И на Западе и на Востоке».
Слова Владыки Иоанна о столкновении двух материалистических догм вовсе не стоит подверстывать к политической и философской доктрине столкновения двух тоталитаризмов, двух якобы равновеликих зол — Сталина и Гитлера, — сформулированной немецким историком Эрнстом Нольте. Сейчас эта доктрина взята на вооружение Евросоюзом, которому нужна идеологическая база для политкорректного сосуществования объединенной Германии и ее сателлитов во Второй мировой войне с бывшими противниками по «второму фронту», — Англией и Францией (Францией не Виши, а Сопротивления).
Владыка Иоанн говорил об общем отходе Европы от Бога, от христианских ценностей и об общей участи, очищенного страданиями военного поколения. Но новая Европа наших дней — Европа формата «уни-секс», Европа однополых браков и священников-гомосексуалистов, Европа, аплодирующая бомбам на головы сербам, продолжает нести на себе тот грех, который обличал Владыка, — «грех возвышения плоти и крови над Духом Божьим». Лукавство доктрины «двух тоталитаризмов» состоит еще и в том, что ее главные адепты — «прибалтийские хутора» (по определению В.Т. Третьякова), которые с радостью склонили «выи» перед гитлеровским тоталитаризмом, и сегодня прославляют пособников фашизма как героев. Врага видят не в «сталинском режиме», а в России исторической. Горнило войны не очистило Европу от скверны.
Для нас, однако, значительно важнее те процессы, которые в Отечественную войну происходили в нашем народе. Архиепископ Иоанн (Шаховской) пишет о встрече русских эмигрантов с русскими рабочими, — в основном, молодежью, рожденной уже после Октября, как о самой большой радости, как о встрече дух частей расколотого тела. «И части эти, к неожиданной радости, смогли соединиться, срастись, окропленные живой водой общей православной веры. Россия, молящаяся, верующая, добрая, жертвенная Россия, — к которой мы так стремились 20 лет, — сама пришла к нам. Вдруг великим потоком она заполнила наши беженские храмы. Сколько юношей и девушек, взрослых, младенцев было нами в те дни в Германии исповедано, причащено, крещено, приобщено к церкви».
«Наряду с великими грехами и преступлениями война открывает и несравнимое с мирным временем самоотвержение и одухотворение людей». Не меньшей неожиданностью, чем для Владыки, становится для нас сейчас его свидетельство о посещении лагеря для военнопленных офицеров под Бад-Киссингеном в 1942 году, где содержались около 3 тысяч советских командиров. «Можно представить себе мое удивление, когда среди этих советских офицеров сразу же организовался церковный хор, спевший без нот всю литургию…».
Годы войны показали, что вера в народе жива, несмотря на все старания воинствующих безбожников, на заверения Багрицкого: «золоченый, маленький крестильный крест» многие комсомолки и комсомольцы, особенно из крестьянской среды, сохранили. Об этом свидетельствуют и письма из архива Владыки Иоанна.
Лето 1944 года. «Я еще очень молод, мне будет в сентябре 21 год. Я окончил 9 классов советской средней школы. В эти годы обычно начинают сильно бить молодые силы, велико стремление насытить вопросы ищущего, пытливого… молодого ума… Первые семена добра упали еще в детстве через мою маму рабу Божью Феклу и дали всходы. Мирские идеи служили ранее мне идеалами…, я искал среди людей в рвении сделать добро, но заблуждался, грешил и вновь искал… Православие есть самая великая духовная сила русского народа…». Это писал юноша, только что прибывший из Советского Союза… Молодежь, привезенную из России, заставляли носить на груди голубой четырехугольник с буквами «OST» (Восток). Их и называли «ОСТами». Архиепископ Иоанн увидел в этом метафизический смысл, вспомнив слова: «Исайя ликуй, се дева име во чреве, и роди сына Эммануила, Бога же и человека, Восток — имя ему».
… «Это новая евангельская притча Твоя, Господи, сказанная в одном только слове русскому народу, лишенному апостолов и пророков…. В этой притче голос высшего утешения».
http://www.rustrana.ru/print.php?nid=9330
