 |
| Фома | Екатерина Васильева | 30.06.2005 |
Семья Васильевой живет в просторной квартире в центре Москвы и состоит из семи человек: сама Екатерина Сергеевна, отец Димитрий со своей женой матушкой Любовью и четверо внуков: Прасковья (7 лет), Федя (6 лет), Агаша (4 года) и Серафим (полтора года).
Справка «Фомы»
Екатерина Сергеевна ВАСИЛЬЕВА родилась 15 августа 1945 года в Москве. В 1967 году окончила ВГИК (мастерская В. Белокурова) и была принята в Московский театр им. М.Н.Ермоловой. Затем работала в театре «Современник», а с 1973 года — во МХАТе. С 1967 года снимается в кино.
Основная фильмография:
Война под крышами (1967)
Вас вызывает Таймыр (1970)
Бумбараш (1971)
Возвращение «Святого Луки» (1971)
Эта веселая планета (1973)
Егор Булычев и другие (1973)
Соломенная шляпка (1974)
Не болит голова у дятла (1975)
Двадцать дней без войны (1977)
Ключ без права передачи (1977)
Обыкновенное чудо (1979)
Экипаж (1980)
Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна (1981)
Проданный смех (1981)
Чародеи (1982)
Пацаны (1983)
Год теленка (1986)
Мой нежно любимый детектив (1986)
Визит дамы (1989)
Безумная Лори (1991)
Королева Марго (1996) сериал
Приходи на меня посмотреть (2000)
Горе от ума (2000)
Участок (2003) сериал
Легенда о Тампуке (2005) сериал
15 августа этого года Екатерине Васильевой исполняется 60 лет.
Птица феникс
— Когда-то Вы уверенно говорили, что больше не вернетесь в профессию, но за последние годы мы увидели несколько фильмов с Вашим участием.
— Такое желание у меня было. И вот мой духовник отец Владимир (ССЫЛКА: протоиерей Владимир Волгин, настоятель храма Софии Премудрости Божией на Софийской набережной.) наконец благословил меня уйти из актерской профессии. В то время я заканчивала съемки в сериале «Королева Марго» и просто летала: наконец-то я свободна! И эмоционально так сказала: все, ухожу, только если батюшка не благословит опять вернуться. Эта фраза попала в телевизионный фильм обо мне и в передачу «Сделай шаг» (а ведь она посвящена именно поступку) и моментально разнеслась по средствам массовой информации. А вторая ее часть про благословение утонула в самой этой мощной новости.
Потом было два-три года, когда я совсем не играла. Но однажды ко мне пришли Михаил Ефремов и Евгения Добровольская с предложением сыграть в антрепризе МХАТовский спектакль Кшиштофа Занусси «Игры женщин» о том, что нас ожидает, когда начнется расслоение на бедных и богатых. Материал был замечательный, философский, высокой содержательной и профессиональной планки.
К тому времени нашей семье очень не хватало денег, на моих руках были больная мама и сын, тогда еще студент. В общем, я обратилась к батюшке, но была уверена, что он откажет. А отец Владимир ответил мне: «Конечно, нужно зарабатывать. Сейчас Вам уже не опасно возвращаться в профессию» — и благословил. Я представила себе все эти скептические «Ну вот, так мы и знали. Никуда она не ушла, это был только красивый жест"… Но послушалась батюшку. Мне до сих пор приходится нелегко со слухами о моем категорическом уходе из профессии. Берут у меня интервью, согласовывают, вроде все хорошо. А потом этот материал выходит с такой «соленой», эффектной «шапкой», что она перечеркивает все, что я сказала. Конечно, у меня от этого портится настроение, теряется доверие к журналистам. Поэтому я очень редко даю интервью. А батюшка воспитывает меня: «Вы должны быть мертвы к тому, что о Вас думают или говорят другие — слухи ли это, критика или похвала. Так же, как и Вы не должны судить других». Конечно, я и сама виновата. Бывает, ляпнешь что-то в сердцах, артисты народ эмоциональный — и страдаешь потом из-за своего же тщеславия.
— Итак, Вы снова стали играть.
— Да, довольно редко и очень выборочно. Но если раньше я играла с любовью, с азартом, то теперь для меня это зачастую мучительная работа, я это делаю только из-за заработка. Все эти поездки, работа над ролью и так далее. Тем не менее, я должна помогать своей большой семье.
Либо, — но это, к сожалению, бывает крайне редко, — соглашаюсь на роль, потому что материал хороший, для души. Например, сериал «Участок» — ничего плохого не могу про него сказать, играть там было в удовольствие. Меня потом ругали друзья: «Ты с ума сошла! Что ты с собой сделала, зачем состарила себя?» Можно вспомнить также фильм Олега Янковского «Приходи на меня посмотреть», в театре — чеховскую «Госпожу NN» или мою новую роль, матери Вронского в фильме «Анна Каренина» — везде я играю очень пожилых женщин. Но это потому, что был очень хороший материал. Главное для меня — что несет картина, что несет моя героиня. Раньше я оценивала роли с профессиональной точки зрения, меня увлекал прекрасный материал, талантливый режиссер. Сегодня для меня практически нет такого материала, чтобы и суть была нравственная, и чтобы с профессиональной точки зрения было талантливо сделано. Будь такого материала больше, я бы чаще соглашалась. А так больше отказываюсь.
— Не так давно по телевидению прошел новый детектив с Вашим участием — «Легенда о Тампуке». И Вашу героиню там не назовешь благочестивой.
— Да, это многих смутило, ведь меня уже привыкли видеть в роли забавных блаженных старушек. Я долго не решалась на эту грубоватую роль, хотя когда прочитала сценарий, очень смеялась. А то, что меня не устраивало, попросила переписать — что и было сделано. Интеллигенцию очень задело то, что моя героиня — нечто вроде бывшего генерала КГБ или постаревшей НикитЫ из известного сериала. Они с героем Армена Джигарханяна этакие «старики-разбойники», которые мстят бандитам.
Понимаете, этот фильм — чистой воды комедия, пародия на детектив, большинство людей поняли это и восприняли его прекрасно. И как можно было кому-то отнестись к фильму серьезно, не знаю. Сегодня детективы всех мастей настолько заполонили экран, что воспринимать их всерьез уже невозможно. А наша «Легенда о Тампуке», мне кажется, приоткрыла щель для юмора, для возвышения над своим страхом. Потому что не может человек все время бояться бандитов и киллеров.
Я не жалею об этой роли, фильм сделан с тонким юмором и вкусом — просто надо приглядеться к нему. Тем не менее я хочу попросить прощения у тех православных людей, которых эта роль, может быть, смутила.
Дети в семье Екатерины Васильевой веселые и непосредственные. В храме у них много друзей (этот приход — богатый на детей), для игр и прогулок собирается большая компания. Старшие внуки Екатерины Сергеевны с радостью и ревностью соблюдают посты и молятся наравне со взрослыми.
Пока мы беседуем с Екатериной Сергеевной, ее сын священник Димитрий занимается с детьми: читает им «Денискины рассказы» Драгунского и играет с ними в футбол. Агаша и Федя забивают мячи, а младший Серафим кричит: «Гол!»
Игровое православное кино
— Что для Вас сегодня кино- и театральное искусство?
— Если увлекаться кино и театром, можно запутаться, где белое, а где черное — потому что это искусство очень многолико, особенно визуально. Знаете, я сыграла множество драматических, трагических ролей в театре, был очень сильный репертуар, с надрывом. Мне казалось очень важным вызвать ответную реакцию в зале. Я думала, что если мне не сострадают зрители, если меня не жалко, то все это не имеет смысла. Это было моим актерским кредо. И люди уходили из зала со слезами на глазах. Но зачем все это? Что это дало людям с духовной точки зрения?..
— Разве искусство не может играть возвышающую, воспитательную роль?
— Разве что на человеческом, душевном уровне, но не на духовном. Если говорить о кино, да, есть хорошие, полезные фильмы — в том числе и советские. Смотришь иногда и думаешь, сколько же там добра или мощи, патриотизма, как, например, в фильме «Адмирал Ушаков», который я недавно случайно посмотрела. Но таких фильмов немного. А вообще, если додумать до самого донышка, то в конечном итоге лишь Церковь может играть воспитательную роль, искусство не должно заслонять самое главное — веру в Бога.
При этом я очень рада, что есть кинофестиваль «Золотой Витязь» Николая Бурляева, который ставит своей задачей борьбу за нравственные христианские идеалы, за возвышение души человека. В этом году я стала там председателем жюри игрового кино, увидела прекрасные фильмы. Это просто свежая струя в кинематографе.
На том же «Золотом Витязе» есть отдельная номинация, посвященная документальному кино, которое для меня значит даже больше, чем игровое. К сожалению, этот фестиваль — скорее исключение. Обычно хорошие документальные фильмы редко показывают по телевидению и на кинофорумах.
В этом смысле, кстати, для меня гораздо больше значит документальное кино, а не игровое. Его почти не показывают по телевизору и на фестивалях. Я очень рада, что есть такие исключения, как «Золотой Витязь» Николая Бурляева. Там есть отдельная номинация, посвященная документальному кино, где каждый год участвует много интереснейших фильмов. Несколько лет назад я была на этом форуме, это просто свежая струя в кинематографе.
— Но возможно ли снять игровое православное кино, как Вы считаете?
— Думаю, больше всего подошли бы жития святых. Конечно же, до того момента, как человек стал святым — тогда смог бы играть человек, актер. Эта идея носится в воздухе, но пока еще не реализована. Такое кино могло бы быть открытием в кинематографе, уникальным опытом, потому что таких святых, как на Руси, больше нет в мире.
— Доводилось ли Вам смотреть спектакли театров, которые заявляют себя как православные?
— Да, когда только образовался театр «Глас», меня пригласили на спектакль. Названия не помню, но он вызвал у меня недоумение: то, что я увидела на сцене, очень напоминало богослужение… Не знаю, может быть, потом опыты «Гласа» были более удачными, — я больше не видела их спектакли. И до сих пор не решила для себя вопрос, может ли существовать православный театр. Удачных примеров я пока не встречала. Думаю, лучший материал для постановки — это все же старая добрая классика. Я вообще отношусь к театру как таковому с недоверием, но классика была бы достойным компромиссом.
«Это было еще до моей смерти»
— В связи с профессией Вы часто путешествуете. Как Вам кажется, много ли людей в нашей стране сегодня приходят к вере, или особых духовных перемен не видно?
— Я бы назвала это скорее возвращением к вере после 70 лет атеизма, когда у людей была искусственно отнята вера. Ведь до революции наша страна была православной. Вот если, например, католик или мусульманин становится православным, может идти речь о том, как он пришел к вере.
Да, я вижу большие перемены к лучшему. Полные храмы людей, которые читают православную литературу, больше узнают о вере. К сожалению, на телевидении это почти совсем не заметно — жаль, потому что тогда этот процесс проходил бы несравнимо быстрее. Но при этом даже многие неверующие стали с большей симпатией относиться к Православию.
— Что для Вас — возвращение к вере?
— То же, что и для любого воцерковленного человека. Понимаете, мне нужно было переосмыслить, изменить всю свою жизнь на корню. Как говорят священники про событие, которое случилось до того, как они стали верующими, «это было еще до моей смерти». Я сначала пугалась, а потом поняла, что они имеют в виду. В той жизни было много радости и много хороших людей, праздников, но с точки зрения меня сегодняшней, не хватало главного — все это было душевное, но не духовное. Потому что ценности и задачи были другие, мирские. Господь терпел меня и мои безобразия. Он привел меня к вере путем скорбей — только падения могли заставить меня задуматься, что я живу неправильно, пробудить мою совесть. И потом для меня началась иная жизнь, которая не имеет отношения к прежней.
— А что лично Вам дали духовные перемены?
— Огромную радость и счастье, которыми очень хочется поделиться с теми, кто еще не вернулся к Богу. Но многие не понимают меня, раздражаются. Кто-то считает фанатичкой, кто-то «записал» в монахини. Им хочется, чтобы я была такой, какой они привыкли меня видеть: «Пожалуйста, веруй, но не меняйся для нас». Нельзя веровать и не меняться. Это абсурд.
День семьи Екатерины Васильевой обычно проходит так. Отец Димитрий уходит в храм, когда дети еще спят. Проснувшись, они читают утренние молитвы, завтракают. Старшую Пашу отводят в православную гимназию (она перешла во второй класс), а с младшими матушка Любовь занимается дома. Она старается всячески разнообразить жизнь своих детей. Они вместе гуляют, играют, рисуют и читают книжки. С утра до ночи стоит шум, гам, детский смех и плач — семья-то большая.
Днем обед, и у детей настает «тихий час». После сна — прогулка, игры, занятия лепкой, музыкой и так далее. В это время отец Димитрий принимает своих духовных чад, среди них очень много молодежи. В этой семье вообще постоянно бывают гости, всегда полный дом народу. Кто-то пьет чай, кто-то разговаривает с батюшкой, кто-то помогает по хозяйству, кто-то разговаривает по телефону — квартира большая и всем хватает места.
Перед сном матушка Любовь читает детям Евангелие, они молятся и берут у отца Димитрия благословение на сон грядущий. А у взрослых все затихает часам к 12 ночи. Позже всех ложится матушка. И раньше всех встает.
Когда сердце бьется
— Вы как-то говорили, что читаете только духовную литературу. Это было только в период Вашего воцерковления или продолжается и до сих пор?
— До сих пор. Я люблю читать толкования на Евангелие, Игнатия Брянчанинова, Иоанна Златоуста, Иоанна Лествичника, Феофана Затворника и многих других. Какую-то одну любимую книгу назвать не могу, их много. У меня всегда лежит несколько книг, я их читаю по очереди. Сейчас, например, читаю об Иисусовой молитве, для меня это очень важно.
Светскую литературу да, не читаю. Хотя… недавно произошел такой случай. Когда вышли первые книги Бориса Акунина, мы как раз жили летом на даче. Зачитались, нам очень нравилось. Мастер он, конечно, великолепный, оторваться от книги невозможно. И казалось, что это верующий, патриотичный человек. Но все это печально закончилось. Появилась «Пелагия и красный петух». Помню, батюшка вышел из комнаты с книжкой в руках, на лице сначала недоумение, потом гнев…
В этой книге одним из героев является некий таинственный пророк Мануйло, который потом оказывается самим Христом. Но не Богом, а самым обычным человеком, который попал в пещеру с некоей пространственно-временной аномалией и оказался в России конца XIX века. Соответственно, не было ни казни на Голгофе, ни Воскресения… Для Акунина эта книга была просто игрой ума. Задумывался ли он о том, что для нас такие «игры» — надругательство над нашей верой? Больше я ему не верю и перестала читать его книги. Мне его жаль. Помоги ему, Господи.
К нам заглядывает взъерошенная после футбола четырехлетняя Агаша, за ней семенит маленький Серафим с соской во рту. Длинные русые волосы Агаши по-славянски перехвачены разноцветной повязкой, карие глаза озорно улыбаются.
— Агаш, ты в храме не устаешь?
— Нет, я хожу с моими подружками Глебом и Филлипом погулять во двор или в детскую комнату.
— «Подружками», — с усмешкой поддразнивает Екатерина Сергеевна. — Агаша берет с собой в храм игрушки, куклы. Когда устает стоять, играет в детской комнате.
— А тебе нравится молиться?
— Да, очень нравится. Я уже много понимаю — мы учимся с учительницей по славянскому. А еще я люблю причащаться. Я тогда чувствую, что сердце бьется, — Агаша сосредотачивается, чтобы подобрать слово. — Что Господь делает меня лучше. А наш Федя одевает этот…
— Стихарь, — подсказывает Екатерина Сергеевна.
— Да. И ходит в алтарь. Он там служит, серьезный такой. Я когда стою впереди, вижу: он выходит с двумя алтарниками, свечки в руках. И священники с чашей.
В комнату с несмелым любопытством заходит русоволосый Федя, на лбу царапинка, намазанная зеленкой.
— Тут Агаша как раз про алтарь говорит, — сообщает ему бабушка.
Федя с Агашей наперебой начинают рассказывать, как там, в алтаре.
-…И там все золотое и свечи, — заканчивает Агаша. — И стол такой в центре.
— Престол, — по-мужски снисходительно поправляет шестилетний Федя-алтарник. — Ты же внутри никогда не была. Женщинам нельзя.
— А я видела снаружи, — не сдается Агаша. — Когда я пойду в монастырь, то стану монашкой. И тогда меня пустят в алтарь.
— Монашкам можно туда только после 60 лет, — разочаровывает ее бабушка.
Детей зовет матушка Любовь — и они гуськом выходят из комнаты.
— Екатерина Сергеевна, Вы — счастливый человек?
— Да, очень. Даже неловко от того, как много у меня счастья… Мы живем все вместе, растут четверо внуков — а они такие радостные, светлые, чистые. И у них удивительная вера, не такая, как у нас, неофитов, — потому что они растут в храме. Меня поражают некоторые суждения внуков о том, что написано в Евангелии. Конечно, они балуются, как и все дети. Я могу поругать их, немного пригрозить. Дети не боятся, но затихают: они умеют держать дистанцию. У них вообще существует большое почтение к старшим, думаю, здесь имеет значение православное воспитание.
Конечно, многое изменилось в наших отношениях с сыном с тех пор, как он принял сан. В доме появился священник, у которого мы берем благословение. Я остаюсь матерью, но при этом и сама многому учусь у своих детей и внуков. То есть процесс двусторонний и очень интересный. Это то, о чем я мечтала.
Елена МЕРКУЛОВА
