Труд | Валерий Балабанов | 30.06.2005 |
Работы народного художника России Валерия Николаевича Балабанова можно увидеть в галереях и музеях России, Европы, Америки. Он — автор многих известных живописных полотен. А сейчас работает над грандиозным и весьма необычным проектом «Виртуальная вечеря».
— В своей мастерской я уже около 30 лет пытаюсь соединять божественное и земное. Мои работы — это не традиционная реалистическая живопись, это скорее фантастическая реальность. Я не пишу иконы, понимаю, что грешен. Пишу картины-молитвы, которые сбываются. Это не мои слова — так сказал Патриарх Алексий II, когда увидел картину «Пловец», предвосхитившую возрождение храма Христа Спасителя.
— Сближение земного и небесного ощутимо в вашем недавнем триптихе «Реквием», особенно в картине «Молитва о русском воине». Это творческий отклик на реальные события?
— Картина посвящена Евгению Родионову и всем известным и неизвестным сынам Отечества, отдавшим свою жизнь за Россию. Первой, кто увидел картину, была мама Евгения — Любовь Васильевна Родионова. С этой удивительной женщиной я познакомился 13 февраля 2001 года. Это день страшной годовщины: именно 13 февраля 1996 года Евгений вместе с тремя своими товарищами был захвачен в плен в Чечне, где они служили в погранвойсках. Евгений отказался снять нательный крест, с которым не расставался никогда, и был подвергнут мучительной казни. Евгения обезглавили 23 мая 1996 года, в день его рождения. В тот год на 23 мая пришелся и праздник Вознесения Господня. И храм возле кладбища, где лежит Женя, тоже носит название Вознесения! У Бога все живы!
В основании картины успение воина напоминает сюжет древних русских икон «положение во гроб». Еще один мотив заимствован из сербской иконописи: «Не рыдай мене, Мати!» Именно матери России приезжают на подмосковное Богородское кладбище, чтобы проводить в последний путь «груз 200» — останки сынов Отечества, погибших в чеченской войне. Именно они разыскивают своих сыновей, павших за Родину, среди мемориальных плит, на которых вместо имен только номера. До самого горизонта… Мать, потерявшая сына, бесконечно чувствует свою неразрывную связь с ним. Сын для матери никогда не будет мертв!
Мое сердце плакало, когда я работал над этой картиной. Надломленное сухое дерево символизирует погубленные жизни сынов Отечества и как бы совершает поклон Кресту. В небесах белый голубь не просто образ птицы как символа души человеческой, а как символ Святого Духа, нисходящего на крест Христов. И рядом «рябиновый салют» — гроздья рябины как символ святой крови наших воинов-героев…
— Сейчас, я знаю, вы работаете над темой «Тайная Вечеря», которая связана не только с евангельской историей, но и с творчеством Леонардо да Винчи…
— В 1989 году в Сан-Франциско я был потрясен гением Леонардо да Винчи, когда в музее восковых скульптур за стеклом впервые увидел мизансцену «Тайной Вечери» с обратной стороны. Мне довелось посмотреть в глаза великого Леонардо… Именно тогда мне была явлена «Виртуальная вечеря», над которой я работаю много лет.
Леонардо — левша, его записи можно было прочитать только при помощи зеркала. Я — правша, и композиция «Виртуальной Вечери» — это зеркальное воспоминание о фреске «Тайная Вечеря» Леонардо да Винчи в трапезной миланского монастыря Санта-Мария делла Грацие. Как и у Леонардо, апостолы расположены в четыре группы по три. Поэтому «Виртуальная Вечеря» состоит из пяти частей. В центральной части изображен Христос, обращенный к миру: «Аминь глаголю вам, ибо есть среди вас один, который предаст Меня».
Леонардо, работая над фреской «Тайная Вечеря», подбирал натурщиков. Вначале был создан образ апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Он нашел юношу, взгляд которого был удивительно чист и целомудрен, источал любовь к Богу и ближнему. Шли годы. Наконец необходим был натурщик для Иуды… В одной из тюрем он нашел приговоренного к смерти убийцу, лицо которого было перекошено от злобы и ненависти. Тогда Леонардо сделал с него в камере набросок. И когда он показал злодею эскиз «Тайной Вечери», тот разрыдался. «Ты не узнал меня? Десять лет назад ты рисовал с меня Иоанна!»
В каждом из нас и Иоанн Богослов, и Иуда! Человечество прекрасно и ужасно! «Виртуальная Вечеря» расколота пополам, как и весь мир.
— Слова Христа выведены на латыни?
— Эта тема — общечеловеческая, а не только внутрироссийская. Лицо Иисуса и его слова центр всего мироздания. Вверху, собирая мир Христа, я обращаюсь к теме Леонардо, его восприятию мира и бытия как гармонии. А внизу я собираю все изобретенное зло мира сего, написанное великими художниками, которые узнаваемы: и Босхом, и Дали, и Магритом, и современными художниками… Подчеркну, что я не пишу точные копии, не «цитирую» напрямую, — это мое видение. В светлой гамме будет написана верхняя часть, а нижняя — в темных, почти черных тонах. Причем четкой границы между ними не будет — она такая рваная, как синусоида, ее нельзя выверить. Своеобразная кардиограмма человечества получается… И на этой границе, на этой тонкой грани работали и работают многие художники. И не только в изобразительном искусстве, но и в музыке, и в поэзии, и в литературе, и в театре жизни…
— Говорят, что если берешься за большое, благое дело, то обязательно жди каких-то неприятностей, искушений…
— Как только я начал работать над темой зла — падаю, ломаю правую руку. Происходят еще некоторые неустроения в моей жизни — из мастерской хотят выселить, и так далее. Я уже по опыту знаю: когда пишешь добро — с тобой происходят одни вещи в этом мире, когда касаешься темы зла — возникают другие… Моя жизнь, как русские горки: вначале вверх взлетаешь, потом касаешься темы зла — падение. И в здравии, и в бытие… Потом снова взлет, восхождение, из самой нижней точки ты опять начинаешь карабкаться, как по лестнице, вверх, к духовной благодати, к Творцу нашему… Это вечное борение проходит и в этой картине.
Причем зло может быть написано очень красиво, что особенно привлекательно для молодых людей, но я предупреждаю: если ты касаешься темы зла, готовься к тому, что и на судьбе твоей человеческой это может сказаться… Это я знаю по своей жизни.
— Можете рассказать об этом подробнее?
— В 1991 году погибает мой единственный сын, с которым я писал триптих «Молитва о Романовых». Молодой художник, названный в честь моего отца, Николая Ивановича, погибшего в 1942 году на фронте. Ему было 22 года, он тогда уже вернулся из армии. И мы с ним вместе писали «Вознесенные Крестом», «Невесты Христовы», а потом и последнюю работу триптиха — «Светлый отрок». Все рисунки цесаревича на картине были сделаны рукой моего сына. А я писал Алексия. Он одет во все белое, обращен к зрителю взором, устремленным в вечность. И — выстрел… В стекло портрета. Маленькие трещины, разбегаясь, образуют вокруг головы светлого отрока нимб. А большая трещина перечеркивает надпись, сделанную рукой цесаревича: «да хранит Вас Господь Бог».
Внизу рукой моего Коленьки было написано: «Писал с покаянием Балабанов в конце 20 века». Картина закончена, и через полтора месяца погибает мой сын единственный. Опять вы скажете: мистика какая-то. Но есть вещи, которых художнику, может быть, и не стоит касаться…
Поэтому молитва «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа» для меня стала и жизненным духовным поручением: то, что отец мой, Николай Иванович, и сын мой, Коленька, не успели сделать в этом мире, я имею некое поручение исполнить. И поэтому не спрашивайте, сколько мне еще отпущено, над чем я работаю и успею ли это сделать… Если это по промыслу Божию — успею, если вопреки — значит иное. Сейчас я завершаю верхнюю часть полотна, нижняя — пока только наброски. Хотя академик Борис Викторович Раушенбах мне однажды сказал: «Вы не сомневайтесь, Валерий Николаевич, — напишете. Раз вам это явлено было, значит, напишете…»
— А о чем мечтаете?
— Хочу когда-нибудь преподнести в дар моему возлюбленному народу, России, городу Москве мои картины «Душа России» и создать музей «Путь к Храму» — храму нашей души и детей наших…
Стефанов Сергей.