 |
| Трибуна | Владислав Плаксин | 28.06.2005 |
— Уверен и могу еще раз это подтвердить. Напомню, что вначале идентификация обнаруженных в Екатеринбурге останков была проведена методом фотосовмещения, автор которого — известный специалист в этой области профессор Абрамов. В части работы по екатеринбургским останкам методика была разработана совместно с Институтом космических исследований. Результат был, что называется, налицо. Но руководство Русской православной церкви настояло на более детальном исследовании. Тогда по решению правительства РФ создали специальную комиссию, которую на первом этапе возглавлял Юрий Яров, а впоследствии — Борис Немцов. Мне же на правах главного судмедэксперта России выпало возглавить специальную экспертную группу, которой предстояло сравнить ДНК найденных останков и ДНК, взятых из крови установленных родственников царской семьи.
— Если не ошибаюсь, работа началась в 1994 году, и тогда еще не было оборудования для выделения ДНК из костей. Но и царской крови тоже не было. Как же решали головоломку?
— В России тогда действительно его не имелось. Но такими экспертизами уже занимались английские ученые на бывшей американской базе Олден-Мастен. Они-то и взялись предоставить свои возможности. Экспертиза весьма дорогостоящая, но роль спонсора взяла на себя компания Би-би-си за право эксклюзивного интервью. В общем, ДНК из костных останков мы все-таки вытащили. И вывод был однозначный: останки принадлежат пяти членам одной семьи. После этого комиссия взяла кровь на анализ у членов королевской семьи Великобритании с их добровольного согласия. Ведь то, что монарший двор Соединенного Королевства состоит в родстве с царской династией Романовых, — факт исторический. Результат, который мы получили, известен: ДНК екатеринбургских останков и ДНК, взятые из крови членов королевской семьи, полностью совпали! Потом Патриарх Алексий Второй задал мне один-единственный вопрос: «Это точно останки царской семьи?» Я ответил, что готов подтвердить хоть с трибуны ООН. Ведь иначе пришлось бы поставить под сомнение принадлежность к королевским кровям и всех членов монаршего двора Соединенного Королевства.
— Ваши оппоненты ссылаются на недавний вывод независимой экспертной комиссии из числа российских и американских ученых о том, что результаты анализов ДНК предполагаемой императрицы и ее родной сестры Елизаветы Федоровны, тело которой в 1920 году было вывезено из уральского Алапаевска в Иерусалим, не совпадают. Чем возразить на этот довод?
— Прежде всего по поводу независимой экспертной комиссии. Звучит красиво, но в данном случае это понятие, лишенное смысла. Дело в том, что руководитель комиссии несет ответственность за дачу заведомо ложных показаний. Так что перед законом все комиссии равны. К слову сказать, после выводов нашей комиссии губернатор Свердловской области Эдуард Россель для перестраховки пригласил известного американского ученого Мекалса, признанного корифея в вопросах генетики. И он полностью подтвердил наши результаты. Они также были подтверждены и сравнением ДНК найденных останков с ДНК других родственников царской семьи. Например, на анализ была взята кровь племянника государя — Николая Куликовского, проживавшего в Канаде. Он сам вышел с таким предложением на нашу комиссию, но, почувствовав, что может не дожить, оставил образцы крови в специальном контейнере в медицинском центре. Исследование его крови стало еще одним аргументом в пользу нашей позиции. И, наконец, по высочайшему дозволению РПЦ была произведена эксгумация останков родного брата Николая Второго — Георгия Александровича, захороненного в Петропавловском соборе. И здесь ДНК тоже полностью совпали.
— Идентификация на основе сравнения ДНК гарантирует 100-процентный результат?
— Я бы сказал, что показатель приближается к 100-процентному. Например, при определении отцовства и при проведении различных судебно-медицинских экспертиз в уголовных делах наши специалисты выходят на цифру вероятности 98,5%. Среди факторов, которые могут внести коррекцию в структуру ДНК, известны, например, иммунные заболевания.
— А можно ли не сомневаться в том, что останки, обнаруженные недавно в Костромской губернии, действительно принадлежат Ивану Сусанину? Все-таки их возраст на несколько веков побольше царских. Да и разыскать прямых потомков Сусанина не так просто. С чем же сравнивать ДНК?
— Идентификацией костромских останков занимался мой коллега профессор Звягин. Он — основоположник метода антропологической идентификации. Применительно к той конкретной ситуации был применен способ астеологической экспертизы. Ее результаты — вещь не менее упрямая, чем метод ДНК. Так что, полагаю, в заявленной принадлежности тех останков сомневаться не приходится.
— В 1983 году вы возглавляли комиссию судмедэкспертизы по идентификации тел погибших пассажиров теплохода «Адмирал Нахимов». Скажите, почему тогда, 20 с лишним лет назад, проблем с идентификацией не возникло, а прошлой осенью в Беслане этих проблем было хоть отбавляй? Многие родители до сих пор не признали в погибших своих детей…
— По бесланской трагедии, как и по авиакатастрофам в небе под Тулой и под Ростовом-на-Дону, работали ведомственные эксперты. Комментировать их работу неэтично. Скажу лишь, что, на мой взгляд, во всех трех этих случаях наблюдалась необычная спешка. Организация работ также отличалась от той методики, которая разработана в памятном для меня 1983 году. Тогда правительство страны впервые приняло решение о проведении полной идентификации тел погибших при столкновении теплохода «Адмирал Нахимов» с болгарским сухогрузом. Председателем комиссии был назначен Гейдар Алиев. Возглавленная мной группа экспертов работала в Новороссийске два месяца буквально круглые сутки. Идентифицировать удалось 264 тела — это все, что смогли поднять водолазы. Экспертные работы по вскрытию проводились прямо в море, на специально оборудованных сейнерах. Многочисленные родственники погибших, съехавшиеся в Новороссийск, от работы комиссии на том этапе были как бы отсечены. С психологической точки зрения это было правильное решение Алиева. Для опознания жертв катастрофы мы изготовили планшеты, повторяющие расположение кают по палубам. На планшетах прикрепляли личные вещи погибших. По ним и шло опознание. Метод оказался эффективным: выяснилось, что люди подсознательно очень крепко держат в памяти все, что так или иначе связано с их близкими: когда-то подаренные часы, кольца, зажигалки…
-Во время работы по погибшему «Курску» тоже делали такие планшеты с личными вещами?
— По подлодке «Курск» ситуация была несколько иной, более тяжелой. Отдельные экспертизы продолжаются до сих пор. Как председатель медэкспертной комиссии, пока что не могу комментировать ход работ и их результаты.
— Техногенные катастрофы и террористические акты с многочисленными жертвами, к сожалению, стали одной из примет нынешнего времени. В связи с этим как вы в целом оцениваете готовность специальных медицинских служб к масштабным идентификационным экспертизам?
— Судмедэкспертная служба Росмеднадзора на сегодняшний день укомплектована на 48%. Это компенсируется качеством кадров. У нас очень толковые и прекрасно подготовленные специалисты, в том числе и на местах. Практически в каждом регионе имеется дежурная группа. Создана и действует специальная программа «Диспетчер катастроф»: в случае необходимости экспертная бригада готова в самые короткие сроки прибыть на место происшествия и сразу же приступить к работе в полевых условиях.
К сожалению, не всегда бывает налажено взаимодействие экспертной службы и других ведомств или же структур местной власти. Взять памятную авиакатастрофу Ту-154 под Иркутском. Там представители местной исполнительной власти, не дожидаясь прибытия экспертов и прокурорской бригады, приняли самостоятельное решение о сборе останков и фрагментов лайнера. Когда мы прибыли на место падения самолета, все, что от него осталось, было заботливо собрано одной горкой. Те, кто принимал такое решение, разводили руками: мол, хотели помочь, проявили инициативу. Но при этом был нарушен принцип идентификации, что осложнило работу.
— Вот в аэропортах на период борьбы с терроризмом введен особый режим досмотра. А почему бы заодно не надевать на шеи пассажиров перед полетами специальные жетоны с индивидуальными номерками?
— Таких жетонов не было даже у солдат, воевавших в первую чеченскую войну, почему и выпало столько работы на долю знаменитой ростовской лаборатории, где проводится геномная дактилоскопия останков бойцов. Я уже не раз ставил вопрос о введении так называемого геномного паспорта для представителей профессий, связанных с риском. У американцев, например, такие геномные паспорта введены. У нас тоже пришло время для реализации такой федеральной программы. Технически это будет выглядеть просто: штамп в паспорте, отображающий структуру ДНК, и все. Конечно, есть и другие способы. Японцы, например, проводят идентификацию по зубам. Но у них практически все население находится под стоматологическим патронажем. У нас же иной менталитет.
— А каким путем проводилась идентификация человека, похожего на Аслана Масхадова? Захваченное в ходе весенней спецоперации тело действительно привозили на экспертизу в Москву?
— Зачем? В ростовской лаборатории хорошие специалисты. Они взяли кровь на ДНК у трупа и родственников Масхадова. Результаты совпали. Так что можно смело говорить, что показанный по телевизору убитый человек не просто похож на лидера чеченских боевиков, но таковым до своей гибели и являлся.
— Что вы можете сказать о своей профессии? Посмотреть со стороны: скорбное это дело — вторгаться в мир мертвых…
— Но ведь если разобраться, это нужно живым. Хотя, если честно, был бы счастлив, если бы у меня и у всех наших специалистов работы хоть малость поубавилось. Но, увы, происходит ровно наоборот. Катастрофы, теракты, убийства… Самолично берусь за скальпель каждую неделю по понедельникам и субботам.
— С кем из известных при жизни людей доводилось иметь дело?
— Когда из года в год работаешь в этой области медицины, как-то уже и не делаешь различий между известным в прошлом человеком и неизвестным. На столе под инструментом все равны. Могу сказать, что, например, возглавлял экспертную группу в рамках уголовного дела по убийствам Влада Листьева, Галины Старовойтовой.
— Недавно в Москве судили врачей больницы N 20, которые обвинялись в том, что якобы преждевременно изъяли донорские органы у пациента. Правда, подсудимых оправдали. А какова ваша точка зрения на эту деликатную проблему современной трансплантологии?
— Детали процесса, о котором вы упомянули, мне хорошо известны. Сам участвовал в нем в качестве консультанта. Кстати, уголовное дело еще не закрыто. Вопрос в том, что констатация смерти пациента в том конкретном случае проводилась без участия судмедэксперта. Я знаю позицию по этому делу глубоко уважаемого мною корифея трансплантологии академика Валерия Ивановича Шумакова. Но думаю, что для снятия проблемы необходимо тщательно выверить законодательство с социальной точки зрения. К сожалению, законы у нас написаны так, что не исключают разночтения…
Беседовал Дмитрий Севрюков
