 |
| Красная звезда | Александр Бондаренко | 27.06.2005 |
Отряд «Демянск» из одноименного поселка
Урок истории:
25 февраля 1942 года в ходе Демянской операции войск Северо-Западного фронта был взят в кольцо 2-й армейский корпус противника (шесть дивизий, ок. 95 тыс. человек). Бои по ликвидации группировки затянулись — противник по воздуху доставлял в «котел» пополнение, боеприпасы и продовольствие. 23 апреля в результате непрерывных боев немцы сумели разорвать кольцо окружения, создав «Рамушевский коридор». Бои по ликвидации этой группировки продолжались до 20 мая, но успеха не принесли. Однако противник понес серьезные потери, его силы оттягивались от блокированного Ленинграда. К тому же впоследствии гитлеровское командование переоценило опыт снабжения окруженной группировки по воздуху, и это сыграло с немцами злую шутку в Сталинграде.
В бывшем «Демянском котле» уже много лет работает отряд «Демянск» из одноименного поселка. Руководит им Анатолий Павлов — наш коллега, заведующий отделом районной газеты. За время своей работы отряд схоронил более 8.200 человек — можно сказать, целую очень хорошо укомплектованную дивизию военного времени, потому как в соединениях тогда нередко бывало и по 5−6 тысяч человек…
— Работая в архиве, я узнал, что самая большая по численности дивизия прибыла сюда с Карельского фронта — чуть больше 9 тысяч, — рассказал Анатолий. — За месяц боев от нее остались всего три тысячи человек…
Первое захоронение провели ещ
е в 1972 году, когда обнаружили целую роту наших солдат — человек 130−135. Поисковиков поддержал тогдашний военком майор Лепешкин, бывший летчик. Они вместе обратились за помощью в райком комсомола. Из райкома приехала комиссия — посмотрели; потом из райкома партии приехали — посмотрели; потом из райисполкома… Все приезжие волновались: а может, это немцы? Убедительно доказали, что наши… Но все же поисковикам тогда сказали: «Вы, ребята, занимаетесь не совсем тем, чем нужно».
— В 1970-е годы началось движение «красных следопытов», — вспоминал в разговоре со мной глава администрации Демянского района Юрий Быков, один из здешних «пионеров» поисковой работы. — Молодежь стала интересоваться: кто тут у нас воевал, какие дивизии, что было, как? Стали искать — вдруг что сохранилось? А потом меня вызвали в райком партии и сказали: «Все солдаты похоронены!» Все же мы 30 человек перезахоронили, а мне говорят: «Надо разрешение!» Если бы мы все это сделали в 1970-х, то сегодня не было бы ни «черных следопытов», ни многого иного…
К сожалению, «верхи» у нас всегда лучше знали, что надо «низам», нежели сами «низы"… Во многом и по этой причине незахороненные останки павших воинов превратились в один из предметов умолчания. А ведь если бы комсомол реально возглавил поисковую работу, то и сам бы не заформализировался вконец, и у молодежи были бы иные жизненные ценности, нежели сытое брюхо…
Вот только эти самые «низы» имели свою точку зрения. В Демянск из Новгорода приезжали молодые рабочие с завода имени 50-летия Ленинского комсомола и ходили по лесам вместе с местными поисковиками — тайком, как партизаны. Поставили небольшой памятничек, устраивали временные захоронения найденных воинов там, где их находили, и все это, можно сказать, нелегальным образом… Только в 1989 году поисковое движение было официально разрешено. Да только времена уже были другие, и жизненные ценности у людей менялись коренным образом. К тому же очень многое оказалось утрачено как на полях сражений, так и в человеческих душах.
— Там, где были бои, давно уже прошла мелиорация, все запахали, закультивировали, — пояснил Юрий Быков. — Вот район Белого Бора — деревни, которая была бельмом на глазу и у немцев, и у наших. Порой она по нескольку раз в день переходила из рук в руки: то немцы выбьют наших, то наши — немцев. Так они вместе и остались лежать в траншеях… Мелиорация все это сгладила, стало ровное поле.
Мы много говорили и говорим о святости воинского подвига, воздвигаем помпезные памятники, проводим митинги и собрания… Но когда вдруг из-под какого-то куста глянет на тебя пустыми глазницами череп в проржавленной каске — неизвестный, безымянный и никому не нужный защитник Родины, то ты на многое начинаешь смотреть совершенно по-иному. Причем так как все люди разные, то и взгляд может быть диаметрально противоположным: то, что одному кажется трагедией, для другого — просто забавный случай…
С отрядом «Демянск» я был на месте полевого госпиталя. Там теперь лес и только лес, «ни креста, ни погоста», но поисковики из своих источников узнали о забытом захоронении, и здесь ими было поднято свыше 150 человек — молодых в основном бойцов. Хотя документов или медальонов ни у кого не было, но прекрасно сохранившиеся зубы — лучшее свидетельство возраста.
Среди здесь работавших был старший лейтенант милиции Владимир Попов, инспектор по делам несовершеннолетних из Нижегородской области. Сюда он прибыл со своими юными подопечными из клубов «Мужество» и «Витязь», обеспечивает их сопровождение и охрану и сам копает наравне с ребятами.
— Мечтаю найти своих дедов, — сказал Владимир. — Попов и Болуков их фамилии — донские казаки. Были пограничниками, оба пропали без вести в 41-м… Маловероятно, но вдруг их найдут!
В сезон приезжают в «Демянск» и москвичи. Вот уже в четвертый раз приехали два брата, которые сейчас занимаются бизнесом, а когда-то офицерами служили в ГСВГ. Один командовал танковой ротой, другой был начштаба танкового батальона. Искать им вроде бы некого, но что-то привело их на Вахту Памяти. Так монахи нередко говорят о себе: «Бог позвал!» — и ничего объяснять не стараются… Есть люди, для которых Поиск становится смыслом жизни, ее главным делом, и этого словами не рассказать.
Анатолий Павлов говорил мне о своей давней и заветной мечте: создать по рубежам «Демянского котла» линию памятников по образцу «Зеленого пояса Славы», что обозначает сегодня блокадное кольцо вокруг Ленинграда. Это должны быть не просто монументы, а памятники на местах братских захоронений. Так, близ одного из населенных пунктов есть памятник, составленный из «катюшных» снарядов, авиационных пулеметов и пушек, пулемета «максим» и щитков от «максимов», боковой брони от танка «Валлентайн». На могилах летчиков установлены изогнутые от удара о землю винты, бронеспинки, штурвалы…
Но если одни люди стремятся созидать, сохранять, увековечивать, то другие запрограммированы на разрушение. Памятники на солдатских могилах они разламывают на металлолом, сувениры или чтобы просто показать свою сомнительную удаль. Вот установили на окраине Демянска противотанковую пушку — и уже отломан от нее кусок щита, унесен фрагмент цепи, ограждавшей постамент, расшатаны снаряды, на которых эта цепь крепилась…
Все это — результат давнишнего перевода конкретного воспитательного процесса в сферу болтовни. На словах было: «нет у нас безымянных солдат», «никто не забыт», а на деле — кости, закатанные под асфальт, вывороченные плугом черепа, заброшенные памятники, оказавшиеся в отдалении от больших дорог… И пока не будет у нас налажено реальное патриотическое воспитание, ничего в стране не изменится. Впрочем, и простое воспитание нам сегодня также необходимо до крайности…
…Недавно в еженедельном тележурнале я увидел интервью с популярным ныне внуком известной актрисы. Поразила фраза: «Согласитесь, как прекрасно: работает стоваттный усилитель, в руках у тебя электрогитара, которая звучит так, что в соседних домах женщины преждевременно рожают детей, собаки забиваются в темные углы, а кухонная утварь рушится с полок!» Понятно, что это скорее всего поза, но все-таки адекватно мыслящий человек такого и в шутку не скажет. А ведь считается, что это существо выросло в интеллигентной семье. Чему ж тогда удивляться, если молодая поросль наших деревень, объявлявшихся «неперспективными», уничтожавшихся, а сейчас просто заброшенных и спивающихся, не может понять элементарное: что такое хорошо и что такое плохо…
Впрочем, если бы только молодежь была такая «непонятливая»! Как рассказал председатель Совета командиров поисковой экспедиции «Долина» Сергей Флюгов, еще в 1992 году Демянский отряд нашел Боевое Знамя 180-го стрелкового полка. Случай редчайший! Знамя следовало отправить в Центральный музей Вооруженных Сил, но в дело включились губернатор, военком и сумели получить разрешение оставить знамя в Новгороде. Вот только теперь оно лежит в запасниках Новгородского музея-заповедника — у директора «критическое» отношение к советскому периоду истории, и помещать Красное Знамя в экспозицию он не хочет. Что ж, вроде имеет на то право…
В принципе все точки над «i» в решении вопросов организации поисковой работы расставить несложно при том условии, что было бы желание. А оного, извините, нет.
— Сегодня государству это не нужно, — считает Юрий Быков. — Этим только энтузиасты занимаются, люди, которые решили: «Да, последний солдат должен быть захоронен!» Ведь по большому счету всю нашу работу можно признать незаконной: разрешение на захоронение павшего на поле боя человека не могут дать ни я, глава администрации, ни губернатор области… Только Генеральный прокурор. Этот вопрос давно бы следовало решить, но никто не спешит брать на себя ответственность — если что-то случится, то все высокие начальники преспокойно останутся в стороне. Счастье, что наш губернатор Михаил Прусак сам когда-то принимал участие в Вахтах Памяти, ему много объяснять не нужно — он сам всегда старается помочь.
Наша справка.
Из поселка Демянск на фронт ушли 11 тысяч человек, из них 8 тысяч погибли. Демянск был оккупирован 7 сентября 1941 года, а освобожден 23 февраля 1943 года. На территории поселка был расположен большой концлагерь, сколько народу там погибло, неизвестно. В боях на территории района с сентября 1941-го по февраль 1943-го погибли и пропали без вести более полумиллиона солдат и офицеров. Сегодня в районе проживают 15 тысяч человек. Из них 6 тысяч — пенсионеры, 4 тысячи — дошкольники, школьники и учащиеся ПТУ. На территории района живут около 500 участников Великой Отечественной войны. Нил Александрович Тимофеев убил первого немца 22 июня 1941 года; большинство остальных ветеранов на фронте были с 1944 по 1945 год.
Новосокольники — «маленький Сталинград»
Урок истории:
Город Великие Луки был оккупирован 19 июля 1941 года, освобожден 21 июля и вновь оккупирован 25 августа 1941-го. В ходе Торопецко-Холмской операции зимой 1942 года советские войска вышли на подступы к городу, но взять его не смогли, и Великие Луки в течение года оставались в зоне боевых действий. Город был освобожден 17 января 1943 года. Город Новосокольники (в 30 км от Великих Лук) был оккупирован 25 июля 1941-го, а освобожден 29 января 1944 года. Непрерывные бои в этом квадрате продолжались более двух лет.
В Новосокольниках я встретился с давним другом «Красной звезды» командиром небольшого, но очень боевого отряда «Поиск» Алексеем Козыревым. Этот отряд поднял свыше 4 тысяч человек, из них от 200 до 300 — «именные», 6 танков.
— Вообще работать нам не дают! — категорично заявил Алексей. — Есть ямы, в которых лежат люди, не опознанные еще, человек по 70 — так говорят местные. Мы проверяли: есть кости, есть останки. Если бы были деньги и снаряжение, я сейчас мог бы поднять еще порядка 3.000 человек… Да и работать приходится либо в свои выходные, либо, как сейчас, брать отпуск…
— Работы в районе еще много?
— По официальным данным, в Новосокольническом районе погибли 11 тысяч человек, но, как командир поискового отряда, я могу это официально опровергнуть — по моим расчетам, тысяч двадцать погибших наберется, не меньше…
— Ты сказал, что не дают работать. Кто именно?
— Новосокольническая администрация, с которой мы согласовываем все свои действия, старается нам помочь, а вот Псковская — все напрочь зарубает. У нас в настоящий момент есть возможность поднять экипажи нескольких самолетов, сбитых во время Великой Отечественной войны над территорией Новосокольнического района. Мало того, мы знаем, кто это именно! Причем один — Герой Советского Союза… Мы знаем экипаж танка, все это проходит по архиву — командир старший лейтенант такой-то, его танк прорывался, был подбит. Готовимся к работе, но тут приходит бумага из областной администрации, и нам подъем этот запрещают… Вообще оттуда одно за другим следуют указания: разбитую технику не поднимать, технику, в которой оставшиеся бойцы, не поднимать. И вообще техникой не заниматься. А в нашем районе ее можно было бы столько поднять!
— Но почему вам именно техника нужна?
— Так там тоже ведь люди находятся! Могут документы сохраниться — тогда родственников найдем. Здесь у нас воевала дивизия из Казахстана, буквально день назад их представители приезжали. Так что у нас чисто их бойцы, чисто их техника, и мы могли бы поднять и отдать им. Они же нас здесь за каску целовали! А мы им танк подарим — что это такое будет?! Они даже собираются выделить деньги на подъем этого танка, но администрация Псковской области запрещает все это дело.
— Кто же именно?
— Не знаю… Если везде в России в областных администрациях есть комитет по делам молодежи, который как-то руководит поисковыми делами, то у нас такового не существует. Так что кто там такие решения принимает, из чего исходит, я не знаю…
— Наверное, боятся, что вы эту технику куда-то «налево» сплавлять начнете?
— У нас отряд 24 года существует, неужели кому-то не ясно, что мы такими делами не занимаемся?! Говорят, конечно, что Козырев на «Мерседесах» ездит, но это чушь собачья! Нет, пока в стране не будет четких законов, до тех пор ни поисковое движение по-настоящему не организуется, ни злоупотребления в этом деле не прекратятся. Но зато сейчас каждый начальник под себя грести может…
— Какой начальник, что ты имеешь в виду?
— Больших начальников. У нас ведь все неприятности начались именно с того, что мы не согласились перепродать один танк за рубеж. Сначала-то нам сказали, что, мол, вы поднимите технику, она пойдет в такой-то музей. Мы согласились, все решили, отработали, но когда нам сказали, что танк этот идет за рубеж, мы отказались и не позволили его поднимать. Кстати, все это мы согласовали с главой администрации района. А отправить за рубеж технику предлагал прежний губернатор области.
— И что получилось дальше?
— Танк с погибшим экипажем мы притянули к берегу и можем поднять его буквально в течение 24 часов. Но проходит время, он стоит, и опять требуется размывка, опять же средства вкладывать… Зачем все это? Никак не могу понять! Нам просто хотелось бы поднять этот танк, не за деньги, конечно. Нам теперь главное, чтобы все официально было, без неприятностей!
— Удивительно, какие только вопросы не решают наши законодатели, в то время как многие сотни тысяч граждан нашей страны, ее защитников, героев остаются непогребенными! И удивительно, что всему вопреки люди продолжают работать и меньше поисковиков не становится…
— Действительно, молодежь к нам тянется, знаешь, сколько их в отряд просится! И ведь нет сомнения, что лучше, если они будут работать в лесу, а не пить водку, бить урны и витрины… Вот из Чечни приходят ребята очень хорошие, но я не могу их взять в отряд, потому что возникает вопрос оплаты. Мы же работаем за свои деньги — обмундирование, питание… А как быть с этими молодым ребятами? Если берем лишних, то делим свои деньги и на лишних…
— И нет никаких подвижек?
— Обычно заинтересованность в поиске возникает в канун очередного юбилея Победы — так было и сейчас, в год 60-летия. Впрочем, деньги как были, так они и есть…
— То есть их как не было, так и нет… А какие перспективы?
— Знаешь, как поисковики говорят: «Годик еще потерпим — и с каждым годиком терпим, терпим и терпим!» Вот и я так же… Потому, в конце концов, что некому этим заниматься: мы бросим — и все! А мы же не только «косточки» собираем… Новосокольнический район — это маленький Сталинград. Его давно бы надо поставить на официальное разминирование, но не ставят. Я же тут нахожу, бывает, сразу по 70−80 снарядов… Ну, тут начинается — милиция: вы что, вы как, что вы находите? Да не надо нам это железо! Но каждый найденный и уничтоженный нами снаряд — это, может быть, чья-то жизнь. Какой-то пацаненок положит в костер — и все! Сколько таких случаев можно привести!
— Ну да, это в Москве саперы сразу прибудут по вызову, а у вас тут их месяцами ждут… Тогда скажи, как человек, реально стоящий на земле, как бы ты решил вопрос подъема техники, чтобы вывести его из зоны интересов криминала, коррупции и т. д.
— Разрешите поисковому отряду поднять технику — по своему разумению, что и как делать. Доход — по справедливости: 50 процентов на область, 50 — нам. Сам знаешь, обмундирование в лесу рвется, в воде с соляркой костюм подводный сразу летит… Мы же лишнего не требуем. Но получается, что мы подняли, администрация забирает все, а нам — ничего…
— Ты говоришь, что за рубеж технику продавать не согласен, а кому у нас в России нужны танки?
— Танки хотят купить и киностудии, и частные музеи… Мы можем поднять технику, поставить ее на ход, как они просят, но заниматься этим нам не дают… Если сейчас мы уйдем, кто же после нас этим будет заниматься? Им же придется все по новой разыскивать! Пусть я консерватор, но никому свои данные передавать не собираюсь! Я знаю, сколько у нас объектов — найденных, исследованных, но… Ищите сами, господа!
…Помню, один чиновник удивленно сказал: «А что они хотят от государства, если сами взялись за эту работу? Кто их просил?»
Действительно, никто, кроме их собственной совести. Но это, к сожалению, далеко не всем понятно. Причем большинство поисковиков, которых я знаю, хотят очень немногого: работать на законных основаниях — раз, работать без постоянного унизительного милицейского недоверия — два, и третье, — чтобы их работа как-то компенсировалась. Именно компенсировалась, а не являлась, как у «черных», источником дохода. Нужно ведь, чтобы и в лесу человек чувствовал себя достаточно комфортно, все-таки XXI век пришел не только в чиновничьи кабинеты…
Синявинские высоты — бройлеры на костях?
Урок истории:
В ходе Синявинской операции в ночь на 20 сентября 1941 года соединения Ленинградского фронта форсировали Неву в районе Невской Дубровки и захватили плацдарм в 4 км по фронту и 800 м в глубину. Противнику в результате неоднократных атак удалось сократить плацдарм до 2 км по фронту. Ожесточенная борьба продолжалась здесь почти 7 с половиной месяцев. Защитники Невского пятачка отражали в день по 12 — 16 атак противника, на них в сутки обрушивалось до 50 тысяч снарядов, мин и авиабомб. 29 апреля 1942 года немецким войскам удалось ликвидировать плацдарм, однако 26 сентября наши войска снова овладели Невским пятачком. При прорыве блокады в январе 1945-го отсюда наступала 45-я гв. стрелковая дивизия. На Невском пятачке погибли более 250 тысяч советских воинов.
Езды от Санкт-Петербурга до города Кировска — менее часа, однако именно здесь находятся самые знаменитые «поисковые» места Ленинградской области, где каждый год предаются земле останки свыше тысячи советских воинов. Это знаменитые Невский пятачок и Синявинские высоты. Здесь традиционно работают наши давние друзья — поисковый отряд «Космос» Военно-космической академии имени А.Ф. Можайского. Конечно, в числе большого числа других отрядов, приезжающих со всей страны, из ближнего зарубежья… Ведь Ленинград воистину обороняли «всем миром».
Что мне кажется странным, поисковая работа находит сочувствие не у всех руководителей района. Высказывается, например, такая точка зрения, что лучше бы объявить весь Невский пятачок единой братской могилой и не тревожить павших… Однако думается, что между «объявленной» могилой и реальной — существенная разница. Конечно, солдату, скорчившемуся на дне окопа от смертельной раны, уже все равно, но нашим душам, наверное, будет спокойнее, если останки бойца будут погребены в гробу по христианскому обычаю. Объявление какой-то зоны заповедной может быть только временным, чтобы не тревожили павших зазря до того момента, когда их можно будет по-настоящему, по-человечески похоронить…
Пока мы добирались на «Пятак», как здесь его называют, полковник запаса Сергей Панин, ветеран поискового движения, рассказывал о воистину грандиозных планах создания воинского мемориала «Невский плацдарм», который бы символично соединил два берега реки. «Фондом поисковых отрядов Ленинградской области» и Межрегиональным комитетом ленинградских ветеранов войны и военной службы — однополчан была разработана программа «Обелиск Победы», предусматривающая создание интернациональной аллеи Памяти и Славы, мемориальных плит, памятников. Все должно быть сделано так, чтобы люди, приезжающие на Невский пятачок, могли получить исчерпывающую информацию о происходивших здесь событиях, поклониться памяти своих земляков, нашедших вечный покой в ленинградской земле… Планы эти вполне реальные, они выполняются, а потому, к сожалению, поисковиков здесь больше заботят совсем иные проблемы.
В ходе всех операций по прорыву блокады — как удачной, так и неудавшихся — удар наших войск нацеливался на Синявинские высоты. Естественно, потери при штурме их были огромные, и потому поисковики копают там каждый год… Однако не их одних привлекли знаменитые высоты: не столь давно было решено возвести на самой ключевой из них вторую очередь местной птицефабрики! Кажется, с участием «иностранного капитала».
С экономической точки зрения решение стопроцентно обоснованное: раньше здесь были колхозные или совхозные поля, все высушено, подъезд есть, а потому можно обойтись без лишних расходов. Гораздо сложнее оценить этот проект с позиций человеческой морали — высота фактически стала братской могилой, работы здесь для поисковиков фактически непочатый край. Вот и идет борьба между большими деньгами и патриотическими убеждениями, и чем она закончится — Бог весть, потому как закона, который бы сразу все расставил по своим местам, нет…
Просто удивительно — люди хотят жить по закону, а им отвечают: «Для вас, милые, закон-то не писан!» А если что-то не нравится, так и прекратите вы свои копания. Можно ведь и без вас обойтись: где-то земля сама косточки растворит, где-то люди состоятельные с ними без всякого шума разберутся, а в иные места сегодня уже никто не дойдет… А вам что, больше всех надо? Кстати, документики-то у вас в порядке? Не то смотрите!
Так и получается, что на одном фактически поле боя с одной стороны строятся памятники, а с другой — птичники. Словно бы сходятся здесь две России — каждая со своими интересами…
По счастью, кроме законов федеральных, не про нас, как говорят, писаных, есть еще и высшие законы — те, что называются Божескими. 1.025 солдат, погребенных в этом году на Синявинских высотах, отпевал благочинный Кировского округа, настоятель храмов иконы Божией Матери «Всех Скорбящих радость» (Санкт-Петербург) и Успения Божией Матери (село Лезье-Сологубовка) отец Вячеслав. Здесь, в поле, его называют «нашим поисковым священником» и знают, что он сын фронтовика. Нужно было видеть, как на захоронении, продолжавшемся более часа — все-таки добрая сотня гробов, — отец Вячеслав с причтом беспрерывно пели «Вечную память». Он знает, что хоронит здесь не только православных христиан, но и мусульман, и иудеев, но считает, что все они теперь крещены кровью и русской землей…
— Здесь я открыл для себя войну, — рассказал священник. — Идешь по траншеям, и лежат ботинки, шинели наши; видишь находки страшные: девочку вот нашли — лежит шинелька и две косы заплетенные… Все это просто потрясает. Сейчас земля уже сама выдает кости, и это совершенно не христианское дело — просто так мимо пройти. Одно из семи дел милости внешней — придать должным образом земле человека… А для меня главное в поисковой работе — тело человека. Отношение к телу, созданному Творцом — это отношение к Творцу. Я всегда стараюсь разумно критиковать поисковиков, как бы наставлять их, чтобы не было «трофейного» пыла-жара, — в центре у тебя должен стоять человек. Солдат.
Каждый год отец Вячеслав находится на Вахте Памяти с начала и до конца — часто приезжает к поисковикам в лагеря, проводит службы, присматривает, чтобы было должное отношение к останкам, присутствует на захоронениях… Он собирает имена всех, кого нашли, составляет свои синодики и по полчаса прочитывает их, а также и Книгу памяти, в дни поминовения усопших, в дни поминовения воинов. Для прихожан это имеет огромное психологическое и эмоциональное значение: именно с этого и начинается связь времен, связь поколений — живущих и ушедших. Именами погибших в Кировском районе солдат отец Вячеслав хочет расписать Георгиевский алтарь своего деревенского храма…
— Понятие «вечная память» имеет церковное значение, — говорит священник. — Именно церковь поминает всех и вся потому что, даже если мы не знаем имени, мы добавляем: «Ты же, Господи, знаешь их имена!» Ни один социальный институт или общественное образование — никто не занят так памятью, никто не сохраняет так память, как церковь…
Что ж, это здорово, а вообще-то обидно. Обидно потому, что ни государство, которое должно помнить своих сынов, ни армия, которая должна знать своих солдат, на самом деле к ним — а значит, и к нам — пребывают в совершенном равнодушии. И ничего тут, к сожалению, не поделаешь. Так что только и остается уповать на Божью милость и ждать, когда наши законодатели обратят наконец свой взор к той грешной земле, в которой лежат непогребенные наши солдаты и которую с фанатичным упорством копают и копают поисковики.
