 |
| Русский дом | Владимир Смык | 27.06.2005 |
Всякие старания помочь, попытки облегчить участь пресекались отцом Димитрием сразу и безоговорочно. Заставить батюшку выпить лекарство оказалось делом абсолютно невозможным. Он принимал только причастие и ещё, по малому глотку, воду святую, крещенскую или из источника в Новом Иерусалиме. И сердился, когда в чашку вместо неё наливали компот или бульон.
К смерти отец Димитрий готовился давно. Жаловаться на здоровье не любил.
Только однажды после Литургии, которую он, не- смотря на болезнь, служил в своём домашнем храме, вконец обессиленный, признался:
— Устал. Я даже дышать устал…
Говорить он практически уже не мог. Пришёл отец Михаил, сын батюшки. Мы с Мариной поднялись, чтобы оставить их вдвоем, на прощанье поцеловав чуть живую руку. И вдруг она зашевелилась, сделала едва заметное движение в нашу сторону. Мы поняли: отец Димитрий, прощаясь с нами, благословил…
На следующий день 28 июня в 7.30 он умер. За пять часов перед смертью причастился. «После причастия, — рассказывает отец Михаил, — папа всё время смотрел над собой, где было Распятие. Губы его шевелились — он молился».
Потом было отпевание в церкви Святой Троицы на Пятницком кладбище. По ходатайству митрополита Ювеналия и благословению Патриарха Алексия II панихиду служили по архиерейскому чину епископ Видновский Тихон и ещё 42 священника, добрая половина которых были духовными детьми отца Димитрия Дудко.
Служба великолепная, мощная, долгая, продолжалась вместе с Литургией шесть часов. После того как гроб обнесли вокруг церкви, сотни, а может быть, и тысячи людей последовали за ним на кладбище.
После похорон я спросил священника Михаила Дудко, что он думает о последних днях отца.
— Последний шаг земного пути — это и первый шаг по другой дороге. Совсем не хочу сказать, что наш путь не имеет значения. Но здесь мы видим земными глазами только земной путь, а там будет другое зрение и откроется совсем другая перспектива. В последние дни папа готовил себя к тому, чтобы сделать этот шаг…
Если праведнику надо так самоотверженно трудиться перед тем, как предстать пред Господом, на что же надеяться нам, грешным? Только на Его милость.
Памятное многим выступление батюшки летом 1980 года по Центральному телевидению и в «Известиях», в котором он отказался от конфронтации с властью, не было продиктовано ни слабостью, ни желанием пойти на компромисс со следователями и крупными чинами из КГБ. Если на смертном одре, когда человек обычно цепляется за любую возможность продлить жизнь, он не позволил никому обращаться с собой как с безвольной куклой, то тем более в Лефортово, когда ещё далеко не был израсходован запас его жизненных сил. Чекисты ничего не смогли бы от него добиться, если бы не созрело в душе отца Димитрия самостоятельное, вполне определённое решение о необходимости сделать тот шаг. Отец Димитрий Дудко был, пожалуй, первым из тех, кто бросил вызов режиму, понял то, что позднее поняли Александр Зиновьев, Михаил Назаров и другие, боровшиеся с советской властью.
Запад и вскормленное им диссидентство не простили ему это прозрение. На отца Димитрия сразу обрушился поток обвинений. Либеральное общественное мнение, уже примерявшее к нему одежды мученика, было возмущено: почему не пошёл на крест? Отец Димитрий был нужен ему как жертва, положенная на алтарь либерализма. А теперь они мстят ему мёртвому.
Власти, кстати говоря, не благоволили к нему. Приход отцу Димитрию долгое время не давали, поэтому встречи с духовными чадами проходили на частных квартирах. Надо отдать должное митрополиту Ювеналию. Владыка добился, чтобы батюшке дали приход в Никольской церкви села Черкизово, что за 101-ым километром от Москвы, недалеко от станции Пески Казанской железной дороги. Но это произошло не сразу. Рассказывали, что целый отдел чекистов занимался делом Дудко.
— Покайся! — требовали от него либералы. Перед Димитрием Дудко закрывали двери бывшие друзья, его имя не упоминалось.
Батюшка мучительно переживал обвинения. Переживал уход от него многих духовных детей. Но служил Богу, а не политическим силам, и знал, что его крестный путь по Русской земле не оканчивается в стенах тюрьмы.
Он выбрал трудный путь. Путь вместе с Россией, а не с теми, кто рассматривал её как материал для очередного эксперимента — теперь либерально-демократического.
Тема русской Голгофы, русского крестного пути сквозная в огромном творческом наследии отца Димитрия Дудко. Батюшка всегда любил Родину и служил ей, неустанно трудясь над умножением веры на русской земле, — а что может быть важнее?
Началась перестройка, показавшая, что, разрывая с диссидентами, отец Димитрий почти на десятилетие опередил свое время: диссидентство стало идеологическим подспорьем либерального лагеря, разрушавшего страну. Честно говоря, я только тогда начал понимать смысл выступления батюшки и понял, что русская культура не ограничивается Владимиром Набоковым, Иосифом Бродским и другими нашими эмигрантами. Батюшка открыл для нас Валентина Распутина, Василия Белова, Николая Рубцова…
Я предложил отцу Димитрию высказать в интервью своё отношение к русской литературе, к процессам, которые происходили в обществе. Он согласился: западные журналисты его в последние годы избегали, наши ещё не знали, как к нему относиться. «Литературная Россия» это интервью охотно опубликовала: после упомянутой статьи в «Известиях» это было первое выступление о. Димитрия Дудко в отечественной печати, и в нём он недвусмысленно заявил о своей патриотической позиции.
Таким образом в стене молчания, которую старательно возводили вокруг имени о. Димитрия Дудко, с помощью «Литературной России» была пробита брешь.
Мягкий, любящий, прощающий, он никогда не был снисходительным к себе, и во всём, что относилось к его душе, личности, его вере, не шёл ни на какие компромиссы: ни когда воевал на фронте, ни когда находился в сталинских лагерях, ни в годы пламенных проповедей, обличавших государственное безбожие, ни в трудные месяцы, проведённые в Лефортово.
Это вовсе не означало, что его взгляды не менялись. Но его взгляды, его отношение к жизни, к людям, к властям, к следователям из КГБ были продиктованы христианским чувством: он простил гонителей. В Лефортово он понял, что в стране, наконец, должна закончиться гражданская война между белыми и красными, которая ведёт лишь к истреблению русского народа.
Капитализм, культ наживы он не принимал, демократов считал соблазнителями России, которые хуже её врагов. Но я никогда не слышал, чтобы он ругал кого-либо из политиков. Он стремился быть в курсе новостей, ему важно было понять, что происходит с нашей страной.
Почти до последних своих дней, уже глубоко больной, он проводил беседы в одной из московских библиотек для тех, кто шёл к вере, или просто искал совета, или ждал утешения в жизненных невзгодах. Он обладал даром говорить с людьми. Его собеседниками были писатели, учёные, студенты, бабушки-пенсионерки.
Он любил простых русских людей.
«Он много страдал на своём земном пути», — сказал в короткой проповеди епископ Тихон над гробом отца Димитрия. Да, страдания, которые батюшка принял в последние дни, не желая нисколько их облегчить, были приготовлением к первому шагу в вечность, и здесь нельзя не согласиться с отцом Михаилом Дудко. Но они оказались и закономерным итогом этого пути. Мужество, с которым он их перенёс, позволили мне понять таинственные слова Господа, переданные апостолом: «сила Моя совершается в немощи» (2 Кор. 12, 9).
Вера в Бога и любовь к России — главное, чем жил отец Димитрий Дудко. И важно, чтобы эта патриотическая сторона его деятельности, во многом определившая его жизнь и творчество последних двух десятилетий, не затушёвывалась теми, кто захочет использовать имя батюшки в интересах, чуждых России. Думаю, что имя отца Димитрия Дудко никогда не будет забыто православной Россией!
Вечная память!
