 |
| Независимая газета | Валерий Крапивин | 24.06.2005 |
Конечно, за много веков образ старовера претерпел существенные изменения. Между неистовым протопопом Аввакумом, призывавшим своих сторонников уподобляться во славу Святой Троицы хлебу в печи и уходить от притеснений в очистительный огонь, и основателем знаменитой Трехгорки Тимофеем Прохоровым, большим любителем театральных зрелищ, огромное расстояние. Но корневой, глубинной общности это не перечеркивает. Еще историк Николай Костомаров точно уловил, что староверы с их ревностным почитанием старины стали явлением новой, а не древней жизни. Бродильного духа реформации в них было ничуть не меньше, чем в тех, кто начал править церковные книги на новый (а точнее, на старый — по греческим образцам) лад.
В первую, эсхатологическую эпоху истории старообрядчества, как в апостольские времена, мученики за веру готовы были шагнуть в огонь, лишь бы уберечься от мирских искушений. Староверы ожидали, что вот-вот наступит светопреставление и огненная река поглотит все живое. Однако миновали сроки, самосожжения пошли на спад. Нужно было как-то налаживать жизнь в том мире, который почему-то не сгорел дотла. Начали создаваться крепкие общины, где созидательный, прибыльный труд был признан делом душеспасительным, поскольку без него хранители старой — истинной — веры обречены были сгинуть до срока.
Гонения царских властей загнали староверов на Север, в Сибирь, в те места, где как ни гни спину, а богатого урожая не соберешь. Поэтому основным поприщем для экономической деятельности стали ремесленные промыслы (особенно ткачество) и торговля. Уже при Петре I добросовестность труда старообрядцев и их торговая смекалка обращали на себя внимание. Конечно, первый российский император видел в сторонниках веры Аввакума прежде всего своих злейших противников, мечтающих повернуть Россию вспять и намертво «законопатить» прорубленное в Европу окно. Известны его указы о налоге на бороду и о введении особой одежды с желтым козырем для раскольников. Но это не помешало Петру использовать деловые навыки староверов для строительства металлургических заводов в Повенце.
Настоящий же взлет предпринимательской активности старообрядцев начался в эпоху правления Александра II. Реформа 1861 года в буквальном смысле раскрепостила сметливых крестьян с деловой жилкой, а таковых в среде староверов было немало. К этому времени уже сложились и крепко стояли на ногах такие мощные торгово-промышленные династии, как Прохоровы, Рябушинские, Солдатенковы, Морозовы. Их коммерческий успех не объяснить одной только строгой системой домостроевских запретов, уберегавших от пагубных соблазнов, из-за которых на ветер пускаются целые состояния. Свою роль сыграла и круговая порука, ответственность староверов друг перед другом и за общее дело. Когда в 1900 году, получив свою часть наследства, один из братьев Рябушинских, Николай, за короткое время промотал на некую кафешантанную певицу около 200 тысяч рублей, его старшие братья Павел и Владимир обратились к московскому генерал-губернатору с прошением об учреждении над ним опеки. Она была снята только через пять лет, когда Николай переключился с певицы на литературу и живопись, стал издавать журнал «Золотое Руно», пописывать повести под псевдонимом Шинский и даже представлять собственные картины на выставке объединения московских художников «Голубая Роза». Свою долю наследства он все-таки разбазарил, но, как горько шутили в среде московского купечества, оказался хитрее своих братьев, так как это произошло накануне Октябрьской революции…
Текстильные фабриканты Рябушинские сломали последний негласный запрет, существовавший у староверов. Они занялись банковским делом, учредив в 1912 году Московский коммерческий банк. Если фабричное и торговое дело давно уже по старообрядческим меркам были признаны занятиями почтенными, то к ростовщичеству сохранялось устойчиво неприязненное отношение. Процентщики торговали временем, которое всецело принадлежит Богу. Однако со времен Аввакума в старообрядчестве многое изменилось.
Была преодолена даже настороженность к новшествам, идущим в Россию с Запада. Правда, в основном это касалось промышленности. И лишь позже, с оговорками, сферы искусства. Рябушинские, например, увлекаясь живописью в стиле модерн и живя в особняках, построенных по проектам Шехтеля, стойко сохраняли привязанность к древнерусским иконам. Даже в эмиграции Владимир Рябушинский остался верен старообрядческому культу иконописи, основав в 1927 году в Париже общество «Икона».
Перенимая новейшую западную технику, фабриканты из староверов по возможности пытались не разрушать домостроевских принципов организации труда. При этом отношение к собственному делу у староверов было пронизано какой-то почти мистической романтикой. «Родовые фабрики, — признавался Владимир Рябушинский, — были для нас то же самое, что родовые замки для средневековых рыцарей».
Не последнюю роль в процветании купцов-старообрядцев сыграла поголовная грамотность, присущая их среде. Как ни парадоксально, она во многом связана с гонениями на раскольников. Нехватка собственных священников из-за распрей с официальной Церковью привела к тому, что старовер был вынужден самостоятельно читать и толковать священные тексты. Кроме того, любой старовер постоянно стоял перед необходимостью быть готовым к богословскому спору, а такие занятия очень хорошо тренируют умственные способности. Умение точно просчитывать ходы очень помогало в успешном ведении торговых дел.
На американских деньгах написана фраза, которую можно перевести как «мы верим в Бога». На Западе своего рода одухотворение торговли и оправдание богатства как Божьего достояния произошло у протестантов, в России же эту роль сыграла именно старообрядческая среда. А эффект разжатой пружины вынес купцов-староверов к вершинам.
