 |
| Правая.Ru | Петр Пивкин | 24.06.2005 |
Сегодня в 4 часа утра, без всякого объявления войны германские вооруженные силы атаковали границы Советского Союза. Началась великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков. Наше дело правое — враг будет разбит, Победа будет за нами!". 64 года назад это сообщение Юрия Левитана стало началом подвига нашего народа. И возглавил его человек, личность которого стала олицетворением Победы. Человек, спасший Европу и сотворивший историю
Помнится в начале девяностых, в период тотальной гласности и острой квази-демократической истерии, мне довелось услышать одну легенду. Случилось это в дискуссии среди студентов, в стенах уважаемого московского вуза. Речь шла о политике в лицах, и от души потоптавшись на Марксе с Лениным, мы подобрались к Сталину. Что я знал о нем? Кроме лагерей и репрессий ничего, хотя к тому времени осилил «Гулаг» Солженицына и с интересом листал учебники по истории. Услышанная легенда прошла вскользь, но уверенно: Сталин под кличкой Коба примкнул к политическим в тюрьме, где сидел за разбой и грабеж магазинов во время предреволюционных беспорядков в стране, да и мотив вписывался в общую ситуацию — политических преступников царский режим мог освободить, в отличии от уголовников. Вот так. Впрочем, ныне такая карьера выглядит просто блестяще в радужных бликах депутатской неприкосновенности.
О том, что юный Сосо Джугашвили вступил в революционное движение с 15-летнего возраста, связавшись с подпольными группами русских марксистов Закавказья, я узнал гораздо позже. Чуть раньше попались на глаза такие строки:
… И этою надеждою томимый,
Я радуюсь душой, и сердце бьется
с силой:
Ужель надежда эта исполнима,
Что мне в тот мир, прекрасная,
явилась.
Стихотворение 16-летнего Сталина. И это не просто штрих. Серия поэтических публикаций за подписью «Сосело» берет свое начало в 1895 году на страницах газеты «Иверия», которую редактировал известный грузинский писатель, князь И. Чавчавадзе. Стихотворение «Утро» выдающийся грузинский педагог Я. Гогебашвили поместил в свой учебник для начальных школ «Деда Эна» («Родное слово»).
С этой книги начинало свое воспитание каждое новое поколение дореволюционной Грузии. В 1907 году М. Келенджеридзе, не зная автора, поместил стихотворение «Р. Эристави» в «Грузинской хрестоматии, или Сборнике лучших образцов грузинской словесности». Тот же Келенджеридзе еще 1899 году издал книгу «Теория словесности с разбором примерных литературных образцов». Здесь были приведены и разобраны лучшие образцы из произведений классиков грузинской поэзии: Ш. Руставели, И. Чавчавадзе, А. Церетели, Г. Орбелиани, Н. Бараташвили, А. Казбеги. Здесь же, на страницах 93- 94, были помещены два стихотворения юного Сосело. Вот такая лирика, наряду с отличным окончанием Горийского духовного училища и последующим обучением в Тифлисской семинарии за казенный счет. Надо добавить, что за казенный счет прошла и вся последующая жизнь Иосифа Виссарионовича: будучи ссыльным революционером, подпольщиком, по ночам верстающим свои передовицы, будучи наркомом по делам национальностей, членом ЦК партии и ее Генеральным секретарем, будучи, наконец, первым человеком великой империи — Сталин не нажил богатства. Придя в революцию с корзинкой, где лежала пара книг да смена белья, он покинул мир с тем же комплектом, без заоблачных счетов или долгов, но с мировым признанием и отстроенной империей.
История — удивительная наука. На страницах книг, в средствах массовой информации да просто на устах — она подвластна всем: и серьезному историку, и демагогу с честолюбцем, и проходимцу. Простая формальность в толковании событий возвеличивает и губит целые народы, строит и крушит цивилизации, вносит коррективы во все сферы человеческой деятельности, забирается в самые потаенные места человеческой души, а после — дух творит себе форму. Впрочем, не всякого человека лепит общество или псевдодемократическая коллегия страстных единомышленников. Ведь ныне мы все умны и принципиально расположены сожрать ближнего во славу свою. Цинично? Но правда.
Причем нынешнее мировое сообщество во всех его глобальных масштабах не лишено очень чуткого руководства, дарующего нам свободу в признании могучей величины собственного ничтожества. Но это частное мнение отвлеченного характера.
Сталин был другим человеком. Он свято верил в коммунистические идеалы до тех пор, пока верил Ленину, как вдохновителю революции, а после, разобравшись в истинных причинах очередной Российской смуты и увидев последствия — стал строить свой социализм подобно Российскому самодержцу. По меткому замечанию Белградской газеты «Борба» от 6 марта 1953 года, на следующий день после смерти Вождя: «Сталин похоронил ленинизм в 1930-х годах, марксизм — еще раньше». Произошло сие вполне закономерно.
Перед октябрьским переворотом Сталин редко встречался с идеологами русской революции, предпочитая теории практическую деятельность, но были и выезды за границу, где Коба узнал о деятелях «революции за кружкой пива», ему во многом стали понятны космополитические причины «работы на революцию». Ленина, кстати сказать, уже в те времена именовали «олигархом», причем никто иной, как соратники по партии. На пленумах ЦК конца 20-х годов, после смерти Ильича, об этом во всеуслышанье заявлял Зиновьев, тот самый «красавец», что делил с Лениным шалаш в Разливе. О том, что Володя Ульянов лишь идейный функционер русской революции от мастера Парвуса (Гельфанда) ныне известно и ребенку. Миллионы марок одураченных military-германцев успешный топ-менеджер Ильич умело влил в развал Русской монархии. Германская монархия рухнула чуть позже, у них своя — не менее трагичная — история.
Сталин, в свою очередь, не вел борьбы за власть. Невероятно, но факт. Он практически воплощал в жизнь свои идеалы, почерпнутые из перелопаченных трудов по марксизму, философии, истории, экономике. Его искренняя и безоговорочная поддержка Ленина походила на поклонение. В Ильиче он видел человека, сумевшего сформулировать его юношеские мечты и в какой-то мере реализовать их.
Но это лирика и психология, на деле же, Сталин был везде. В годы гражданской — на войне, организуя наступления, оборону, поставки, новые армейские соединения, при этом умиряя склоки среди партийных вояк и пресекая попытки товарища Бронштейна окончательно развалить армию. Троцкий, на посту главы Реввоенсовета, мнил себя Бонапартом, проводя бестолковые реформы и очень толковых клановых назначенцев. Один из таких — полковник Носович, по мандату Троцкого в 1918 году возглавлявший оборону Царицына перед приездом Сталина. Впоследствии, уже служа белым, он писал: «Надо отдать справедливость ему (Сталину), что его энергии может позавидовать любой из администраторов, а способности применятся к делу и обстоятельствам следовало бы поучиться многим. Постепенно, по мере того как он оставался без дела, вернее, попутно с уменьшением его прямой задачи, Сталин стал входить во все отделы управления городом, а главным образом, в широкие задачи обороны Царицына, в частности, и всего кавказского, так называемого революционного фронта вообще».
От себя добавим, что Сталин был командирован в Царицын по прямому указанию Ленина за продовольствием для двух столиц. После Царицына Сталин вплотную занят военными делами. Одно из писем Ленину: «Спешу на фронт. Пишу только по делу. Линия южнее Царицына еще не восстановлена. Гоню и ругаю всех, кого нужно, надеюсь, скоро восстановим. Можете быть уверены, что не пощадим никого, ни себя, ни других, а хлеб все же дадим».
Полагался Владимир Ильич только на Сталина и в борьбе с контрреволюцией, и с фракционными оппозиционерами во главе с Троцким. Но здесь уместно внести ясность. Ленин, в силу своих идеологических и финансовых формальностей, не терпел инакомыслия, не говоря уж о возможных претендентах на «престол».
С окончанием Гражданской войны в партии была поднята известная «дискуссия о профсоюзах», а проще — спарринг за генеральное кресло, и два раунда у Ленина взял демократ товарищ Бронштейн-Троцкий, предлагая «завинтить гайки» в профсоюзах (читай: в Советском государстве), то есть установить прямую военную диктатуру (при своем главенстве, разумеется). Ленин понял, куда ветер дует, и резко выступил против.
В Политбюро Ильича поддержал только Сталин — идейно и не напрасно. На десятом съезде, большинством голосов, оппозиция была разгромлена. «Мы не дискуссионный клуб!» — подвел черту Ленин, запретив, под страхом исключения, любую фракционную деятельность в партии, но тем самым заложив основы «братского» политического интриганства и клановым формированиям управленцев, с которыми через 10−15 лет придется столкнуться Сталину. Кстати, на этом же параграфе базируются и обвинения Сталина в антисемитизме. Дело в том, что после смерти Ленина оппозиция во главе с Троцким ринулась во власть, используя оставшийся финансовый ресурс и наработанный аппарат столичных единомышленников. Товарища Бронштейна поддерживала доля интеллигенции и верхушка партийных работников, не считая родственников. Четырнадцатый съезд партии открылся в 1925 году. Из выступления Сталина:
— Есть две генеральные линии: одни исходят из того, что наша страна должна остаться еще долго страной аграрной, должна вывозить сельскохозяйственные продукты и привозить оборудование, что на этом надо стоять, по этому пути развиваться и впредь. Эта линия требует, по сути дела, свертывания нашей индустрии…
Это утверждение оппозиции отстаивал на съезде Сокольников. Сталин продолжал:
-… Эта линия ведет к тому, что наша страна никогда, или почти никогда, не могла бы по-настоящему индустриализоваться, наша страна из экономически самостоятельной единицы, опирающейся на внутренний рынок, должна была бы объективно превратиться в придаток общей капиталистической системы. Эта линия означает отход от задач нашего строительства. Это не наша линия!
И это не полный список внутрипартийных противоречий тех времен, но Сталин всегда был краток и ясен. Расчет «мировых революционеров» относительно развала Российской империи базировался в первую очередь на разделение страны по национальному признаку с предоставлением «полной свободы самоопределения, вплоть до отделения» — по Ленину и Троцкому, а далее выкачать на внешний рынок ресурсы, установив власть доверенного капитала. Ныне подобная схема пахнет бананами и розами (оранжевыми, как купорос).
Как-то в 1924 году, товарищ Бронштейн планировал формирование национальных воинских частей (татарских, еврейских, армянских, латышских и т. д.). Реальная цель — создать корпуса по подавлению возможного сопротивления, подобно карательным отрядам латышских стрелков. Идею подхватили идеологи вермахта, создавая во время Второй Мировой подобные подразделения на территории нашей страны, но об этом — в разделе «о переселении народов».
На четырнадцатом же съезде выступил Каменев (Розенфельд) с призывом убрать Сталина с поста Генерального секретаря, и был освистан. Наступила горячая пора фракционной борьбы. В октябре 1926 года оппозиционеры пытались «пойти в народ». Итог был плачевным: из 87 388 коммунистов, присутствовавших на собраниях в Москве и Ленинграде с 1 по 8 октября, за оппозиционеров голосовало лишь 496 человек. Под давлением обстоятельств Бронштейн и иже с ним обещали оказать партии содействие в ликвидации фракционной борьбы, но вновь обещания не сдержали.
Пленум ЦК в конце октября признал невозможным дальнейшее пребывание Зиновьева в Коминтерне, а Каменева (Розенфельда) и Троцкого (Бронштейна) — в составе Политбюро.
Тут впервые в истории большевистской партии возник «еврейский вопрос». Сталин сделал по этому поводу известную оговорку: «Мы боремся против Троцкого, Зиновьева и Каменева не потому, что они евреи, а потому что они оппозиционеры». Дело в том, что среди троцкистов преобладание евреев было уж слишком очевидным, вызывая жесткий антисемитский резонанс у простого народа. Среди исключенных тогда из партии пестрели имена: Ауссем, Гессен, Гордон, Гертик, Гуральский, Дробнис, Зорин, Касперский, Командир, Левин, Лелозол, Лилина, Натансон, Паульсон, Рейнгольд, Равич, Роцкан, Рафаил, Смидовер, Устимчик, Шрайбер и далее до бесконечности. Вопрос о том был ли Сталин антисемитом — бестолковый по существу, учитывая, что на протяжении всей государственной деятельности на посту Генсека его близко сопровождали представители этого народа, и наиболее «яркие» из них: Каганович, Ягода (Иегуда), Берия. Если же нарисовать пофамильно практически весь госаппарат 1935−1936 годов (правительство, дипломаты, полпреды, руководство и высшие органы ОГПУ (НКВД), Главное Управление Государственной Безопасности, Главное Управление Внешней и Внутренней Охраны), то этот обширный список будет больше походить на учетный журнал из синагоги, если таковой существует. Какой уж тут антисемитизм, больше «земля обетованная».
Гений Сталина состоял в том, что он сумел коммунизм из орудия разрушения России превратить в инструмент российской национальной политики, в инструмент укрепления и развития нашего государства. Он не позволил России развалиться на кучку грызущихся за ресурсы, удельных княжеств, как-то следовало с подачи идеологов «мирового пожара». Государственный потенциал, накопленный в годы правления Сталина, мы растрачивали до начала 90-х годов, пока вплотную не приблизились к развалу страны, как самобытного и мощного государства, имеющего тысячелетнюю историю.
Об истории. Именно по инициативе Сталина происходит отход от необъективной и очернительной оценки событий российской истории. К примеру, историки по Троцкому рисовали ее как «черное пятно», а у Ленина все наше тысячелетнее наследие вызывало откровенную ненависть и раздражение. В 1934 году Сталин написал письмо членам Политбюро — «О статье Энгельса «Внешняя политика русского царизма», в котором поверг соратника Маркса справедливой критике за русофобский характер его сочинения, попытку представить внешнюю политику России в XIX веке как более реакционную и агрессивную, чем политика великих западноевропейских держав.
В 1934—1937 годы прошел конкурс на составление лучшего учебника по истории СССР. В его ходе отразилось столкновение российской и космополитической позиций. Член конкурсной комиссии Н. Бухарин считал, что история России должна быть показана, как описание вековой русской отсталости и «тюрьмы народов». Этапы становления Руси — принятие христианства, собирание земель, воссоединение Малороссии с Россией — рассматривались с позиции классового нигилизма в духе псевдоисторической концепции М. Покровского. Была такая. В проекте учебника, подготовленного группой И.И.Минца, все события делились на революционные и контрреволюционные, где Минин и Пожарский были ярыми «контриками», а Богдан Хмельницкий — реакционер и предатель. Сталин, внимательно следивший за конкурсом, летом 1937 года утвердил учебник А. Шестакова, где советский период рассматривался в преемственной связи с общим развитием российской государственности. Разгром историков, очернявших все прошлое России, были своего рода революцией в идеологии, вызвавшей сильную тревогу и даже панику в рядах так называемой ленинской гвардии. Тогда же прекращаются репрессии на историков-патриотов, их возвращают к активной деятельности, освобождают из лагерей. Вот некоторые из тех имен: С. Бушуев, А. Ефимов, П. Смирнов, Б. Сыромятников, Е. Тарле, А.И. Яковлев.
В то же время, наряду с идеологией Сталин берется и за самих «ленинских гвардейцев». В этом случае уместно привести мысль одного русского писателя, и думаю, оправданно: «Сталин, по видимому, одним из первых понял, насколько важно освободить государство в условиях, требующих созидания, от балласта бывшего большевистского революционного актива, неспособного на нормальную творческую работу. Необходимо было избавиться от бывших людей, привыкших убивать и насиловать, представлявших из себя, по образной характеристике И. Солоневича, тип с «мозгами барана, челюстями волка и моральными чувствами протоплазмы… тип человека, участвующего шестнадцатым в изнасиловании». Само дальнейшее существование государства было невозможно, пока по нашей земле ходили тысячи отъявленных злодеев, наделенных властью и способных на любое преступление… Актом исторического возмездия стал сам факт, что бывшие организаторы зловещего механизма подавления и террора стали жертвой рожденного ими детища». Дело в том, что сами понятия «Красный террор» и «концентрационный лагерь» — истинно ленинские.
Есть расхожее мнение о тотальном характере Сталинских репрессий, и в этом присутствует своя правда. Моего деда, работника спецслужб, забрали в 1937 году в Москве. Его звали Иван Николаевич Никошенко, он прошел гражданскую войну, служил пограничником в Карелии, после работал в органах в Москве и писал книги, был женат на Тихвинской дворянке. Через две недели после ареста его отпустили. Дело в том, что дед не участвовал в партийных клановых разверстках, не был «продвиженцем» и не грабил во времена постреволюционного «передела собственности». Как мог он служил Отечеству, крестил своих детей и умер, будучи подполковником, на руках у жены в кругу любящей семьи. И таких примеров немало.
Мы не можем дать точной цифры людей, пострадавших от репрессий в 30-х годах, точно также, как и не смогли сделать этого и все исследователи, наши и зарубежные, но многие из них все же претендуют на точность. Например, Р. Конквест, наиболее «обстоятельный и заслуживающий доверия западный исследователь», полагает, что в 1937−38 годах только по политическим делам было арестовано шесть миллионов человек, а «законно» ликвидированных исчисляет в семьсот тысяч. Заключенных в лагерях Конквест на конец 1939 года определяет в восемь миллионов человек.
Но вот отечественные, не мнимые историки, работающие с официальными источниками, ссылающиеся на архивные документы, приводят другие цифры — и они резко отличаются от зарубежных. На 1 марта 1940 года общий контингент заключенных в ГУЛАГе составлял 1 668 200 человек (Военно-исторический журнал. 1991. N1. С.19), то есть в пять раз меньше того, что нам пытается внушить Конквест, и среди заключенных только 28,7% были осуждены за контрреволюционную деятельность. Уместно сказать, что в современной прессе как-то сообщалось о количестве заключенных на 1995 год — насчитывали около миллиона. Это когда Россия резко уменьшилась в размерах, и на преступников мы каждый день любовались по ТВ. Или вот еще одна цифра, обнародованная нашими историками не так давно: «Число жертв политических репрессий в РККА во второй половине 30-х годов примерно в 10 (в десять!) раз меньше, чем приводимые современными публицистами и исследователями». (Военно-исторический журнал. 1993. N1.С.59).
Мы любим факты, но порой они настолько упрямы, что лучше их не касаться. Меньше знаешь — лучше спишь. Вторая Мировая война унесла больше жизней, чем все предыдущие войны вместе взятые. ХХ век — эпоха развитого гуманизма, так сказать, «переплюнул» по количеству пролитой крови и жестокости все прежние века. Это факт.
А вот человеческий прогресс — это уже история, высиженная в кабинетах и никогда не написанная «начисто», а исключительно в свое оправдание. Вот, в пример, современное решение «просветительского» характера о чистоте и гуманности идеологий, заквашенное в раскрасках-таблоидах и на ТВ — проводится в жизнь на крыльях ракет разной дальности и других общевойсковых операций — учитесь свободе, недоумки, и платите за обучение. Чем? Жизнью или нефтью. Все стоит денег, все можно купить — базовый приоритет рыночной диалектики эпохи просвещенного гуманизма. А вот Иосиф Виссарионович считал иначе и по существу был одинок, как редкий идеалист, наделенный властью.
Те психологические портреты Сталина, нарисованные в большинстве под интеллигентное быдло, редко уходят глубже фрейдовских конечностей латекс-демократической эпохи. И напрасно. Сталинский идеализм не просто рисовал рай земной на ближних горизонтах, но и реально работал на воплощение, а всеобщая уравниловка на этом фоне выглядела лишь одним из начальных этапов строительства. Достояния страны, поделенного на всех, к сожалению, не хватило на всеобщую упакованность, и вкладываться в будущее приходилось всем.
Сталинская вера коснулась простого народа, который в те времена был далек от циничного политиканства и современных масс-медиа технологий. Разве что партийная клика работала на привычную схему тысячелетней околопрестольной политики разверстки собственных интересов. Дворцовая команда при Сталине часто менялась, как впрочем, происходило во времена всех царей реформаторов с сильной волей и государственными приоритетами.
Мне было лет восемь, когда услышав сдержанное ругательство в адрес Иосифа Сталина, я удивленно спросил: «Ведь Сталин выиграл войну, почему же он плохой?». На что мне резонно ответили, что войну выиграл народ, и Сталин здесь совсем не при делах. Хорошее объяснение, особенно в свете сегодняшних демократических преобразований, когда наш народ погряз в нищете, откровенно обворовывается и выбрасывается на историческую помойку, при этом, судя по всему, чрезвычайно доволен происходящим и ничего не хочет менять. А на вопрос: ходил ли голосовать? — слышен резонный ответ: это что-то изменит?
Но войну все же выиграл Иосиф Сталин, он вынес победу к стенам Рейхстага на руках своего народа, на умах и решительности своих военачальников. Ни одна военная операция не проходила мимо Сталина, это ясно даже с подачи тех, кто обвиняет его в «культивировании» своей личности, забывая о том, что в те времена немецкой военной машине не могла противостоять ни одна западная армия, американцы и англичане затаились, а бравые французы были разбиты в течение двадцати дней.
О том, что знаменитому пакту о ненападении 1939 года «Молотов — Риббентроп», предшествовал «мюнхенский сговор» 1938 года на уровне высшего руководства Германия — Англия — Франция, не указано в учебниках по истории. Почему? Да потому что просвещенная Франция могла себе позволить исторически безнаказанно, к примеру, концентрационные лагеря. С осени 1939 года все немцы, проживавшие в ней, были помещены в лагеря и содержались в них весьма строго. Еще строже содержались американские японцы, которых с началом войны с Японией, собрали с западного побережья США и в количестве более двухсот тысяч человек депортировали в пустыню. Напомню — это не пленники, а в большинстве законопослушные граждане. Также — в 1939 году — пытались поступить с немцами власти Польши. Их пешком, с детьми на руках, гнали на восток, подальше от наступающего вермахта. Возможно, эти факты известны не всем. Но вот сталинские депортации 1944 года («переселение народов»), буквально внушают ужас всему просвещенному миру.
Когда в августе 1942 года немецкие войска появились на Северном Кавказе, то они, к сожалению, получили поддержку большинства горских племен. Не имея возможности рассказывать об этом подробно, сообщим только, что карачаевцы еще до прихода немцев вырезали в Кисловодске раненых бойцов и командиров Красной Армии, которые лечились в тамошних санаториях, превращенных в госпитали, и занялись грабежом и убийством русского населения, особенно тех, кто пытался через горные перевалы уйти от наступавших немцев. Немцы, получив поддержку, стали организовывать различные антисоветские органы, привлекать нерусские народы к вооруженной борьбе с Красной Армией и во многих случаях преуспевали в этом. К примеру, они создали целую кавалерийскую дивизию из калмыков. Гитлеровцы пробыли на Северном Кавказе недолго, и к весне 1943 года у них оставался только плацдарм на Таманском полуострове. Но в горных районах после их ухода действовало немало банформирований, а в Чечне, которая и не была оккупирована немцами, таких формирований было особенно много. При всем при этом шла жестокая война, на фронте гибли миллионы наших солдат, а в тылу горские бандиты стреляли в спину защитникам Отечества, и местное население всемерно поддерживало и покрывало бандитов.
Сталин, хорошо знавший и условия жизни, и нравы горских племен, принял жестокое, но в условиях войны неизбежное решение: выселить с Кавказа те народы, представители которых наиболее отличились в этом отношении. Это коснулось калмыков, карачаевцев, балкарцев. Наиболее массовым было выселение ингушей и чеченцев. Всего в восточные районы СССР были выселены 650 тысяч человек.
Банд на Северном Кавказе к осени 1944 года не стало. То же самое произошло с крымскими татарами. Существовало несколько, организованных гитлеровцами, татарских отрядов, численностью не менее 20−25 тысяч каждый, их деятельность носила карательный характер.
Когда же в апреле 1944 года в Крым вошли Советские войска, оккупанты вовсе и не думали эвакуировать своих помощников, а оставили их для ведения партизанской войны в тылу Красной Армии. И татарские националисты пытались развернуть такую войну, пользуясь серьезной поддержкой местного населения. На этот счет есть немало совершенно недвусмысленных немецких и советских документов.
Таким образом, в мае 1944 года Государственный комитет обороны принимает решение о выселении крымских татар в количестве 183 155 человек. На этом фоне несчастные американские японцы, выселенные Рузвельтом в пустыню, выглядят просто «божьими одуванчиками». Но Америка — просвещенная страна, где все риторически обоснованно или просто незамечено, а мы — варвары — и ничего не смыслим в мировых «бараньих котлетах» до сих пор, на протяжении нашей тысячелетней истории.
О двойных стандартах в мировой политике ныне много говорят, но кому кроме нас есть до этого дело. Вот «культ личности» — дело другое. На мой взгляд, если бы Сталин тратил хоть часть времени на борьбу с культивацией своей персоны, то Вторую Мировую мы бы точно не одолели. Правда, в последние полтора десятилетия жизни Сталин отмечал, что не следует, мол, возвеличивать его персону, что это неправильно, вредно, не по-марксистски. Так, в известном в ту пору ответе Сталина на письмо советского военного историка полковника Е. Разина была фраза: «Режут слух дифирамбы в честь Сталина — просто неловко читать». А вот что писал Сталин в «Детиздат» 16 февраля 1938 года по поводу готовившейся к изданию книги «Рассказы о детстве Сталина»: «Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина». Книжка изобилует массой фантастических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, «добросовестные» брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом… Советую сжечь книжку».
Можно привести и другие подобные свидетельства, в предвоенные и военные годы он резко возражал против возвеличивания своей личности, а после войны просто молчал. Может быть, уверовал до известной степени в свою непогрешимость, может, привык, а может быть, просто поступал как человек, некогда обучавшийся в семинарии — «Когда тебя ругают — молчи, когда хвалят — молчи. В любом случае — не согрешишь».
Как бы то ни было, после войны Политбюро собиралось редко, многие решения по сложным и важным вопросам принимались Сталиным без обсуждения в партийных и правительственных органах, генералиссимус сделался необычайно скрытным и замкнутым. С октябрьской революции до Потсдамской конференции осталось множество мемуарных свидетельств о Сталине, часто очень тонких и ярких, а вот о его последнем десятилетии — почти ничего. Есть мнение, что в эти годы в Сталине наметился явный отрыв от знания и понимания народной жизни, чем он всегда отличался от своих соперников, сплошь фанатиков разного рода умозрительных и утопических идей. Подводило здоровье, притупился всегда острый ум, усилилась подозрительность.
Сложившейся обстановкой умело пользовался Берия. Конец 40-х — начало 50-х годов отмечены процессами, в результате которых были репрессированы многие честные работники партии и государства. Это было время сфабрикованных дел, и в 1952 году, еще при жизни Сталина, ЦК дал директиву партийным организациям, в которой говорилось: «Считать важнейшей и неотложной задачей партии, руководящих партийных органов, партийных организаций осуществление контроля за работой министерства госбезопасности. Необходимо решительно покончить с бесконтрольностью в деятельности органов госбезопасности и поставить их работу в центре и на местах под систематический и постоянный контроль партии, ее руководящих партийных организаций».
А 21 декабря 1949 года в Москве отмечали день рождения Сталина, которому исполнилось семьдесят лет. В Кремле провели торжественное собрание. В многочисленных выступлениях переплелись искреннее уважение и непомерная лесть. Все обратили внимание, что ответного слова на поздравления юбиляр не произнес, хотя этого требовал обычай. В те дни вовсю расцвело то, что потом надолго набило оскомину многонациональному советскому народу, а именно: безмерное славословие вождя. Характерно, что более всего усердствовали в этом деле люди, которые Сталина в душе ненавидели. К примеру, популярный тогда беллетрист Илья Эренбург пел «краше соловья» во славу великого Сталина, а после смерти последнего сразу же заговорил в противоположном эквиваленте, посыпая свою голову пеплом, а Сталина потоками грязи. Подобное пустословие — не единственное.
Посмотрим лучше, что писали подлинные противники Сталина, причем именно современники:
Западногерманская «Die Welt» (21 декабря 1949 года): «Сталину удалось за сравнительно короткие сроки выдвинуть СССР в число великих держав. И не важно, какими средствами это было достигнуто. Как бы сегодня ни осуждали деспотизм и всевластие Сталина, остается фактом то, что именно он олицетворяет собой мощное государство, победившее едва ли не всех своих врагов…»
Английская «Observer» (21 декабря 1949 года): «70-летие Сталина отмечается в зените величия Советского Союза, распространившего свое влияние на многие страны Европы и Азии… Многие обозреватели сходятся во мнении, что Сталин с конца 1930-х проводит великодержавную, а не большевистскую политику, что он отказался от идеологии мировой революции и пытается совершить то, чего не смогла или не успела сделать династия Романовых».
Можно предположить, что фундамент русской государственной идеологии, пробудившийся у Сталина в 30−40-е годы, был заложен у него во время обучения в духовном училище и православной семинарии. Как справедливо отметил выдающийся русский духовный писатель и мыслитель священник Дмитрий Дудко: «Если с Божеской точки зрения посмотреть на Сталина, то это в самом деле был особый человек, Богом данный, Богом хранимый <…> Сталин сохранил Россию, показал, что она значит для всего мира… Сталин с внешней стороны атеист, но на самом деле он верующий человек… Не случайно в Русской Православной Церкви ему пропели, когда он умер, даже «Вечную память», так случайно не могло произойти в самое безбожное время. Не случайно он и учился в Духовной Семинарии, хотя и потерял там веру, чтоб по-настоящему ее приобрести. А мы этого не понимаем… Но самое главное все-таки, что Сталин по-отечески заботился о России».
Cмерть Сталина в 1953 году вызвала искреннюю скорбь советского народа, и, несмотря на последующие злобные выпады бывших подхалимов, скорбь эту испытывало подавляющее большинство.
Похороны Сталина привели к трагедии в столице. Органы правопорядка не имели тогда никакого навыка в управлении большими массами людей, охваченных паникой или иными бурными проявлениями чувств. К тому же глава этих органов Берия думал в те дни только о захвате власти, на прочее ему было наплевать. В итоге давка при похоронах унесла большое количество жизней. Что есть — то есть, мы или любим до смерти, или ненавидим до смерти, середины у нас нет. Таков был и Сталин, вознесенный любовью и доверием русского народа на высочайший пьедестал, а заслуженно или нет — каждый способен поразмыслить сам. Приведем лишь высказывания тех, кто имел все основания не любить Сталина или опасаться его, а сделаны они все, когда в Москве происходили его похороны.
«New-York Times» (6 марта 1953): «Со Сталиным завершилась целая эпоха в мировой истории. Он заставил Запад уважать мощь новой России и постарался вывести ее в число великих держав.»
«Le Figaro» (Париж, 6 марта 1953): «Пирамида великой, тотальной империи лишилась своего вдохновителя и руководителя… Но сохранится ли СССР в будущем, без Сталина?»
«Борба» (Белград, 6 марта 1953): «Мало кому удавалось противостоять диктату и авторитету Сталина. Сталин похоронил ленинизм в 1930-х годах, марксизм — еще раньше. Но, тем не менее, Югославия, выстояв в полемике и конфронтации со Сталиным, считает его великой исторической личностью, оказавшей существенное влияние на политическое развитие не только СССР, но и всего мира».
Из интервью генералиссимуса Чан Кайши (Тайвань, 7 марта 1953): «Сталин был первым среди равных в союзнической коалиции. Послевоенная внутренняя и внешняя политика сталинского государства обусловлена прежде всего стремлением Сталина укрепить державный статус России, обеспечить ее глобальные интересы…»
Из интервью Шарля де Голля по французскому радио (6 марта 1953): «Сталин имел колоссальный авторитет, и не только в России. Он умел «приручать» своих врагов, не паниковать при проигрыше и не наслаждаться победами. А побед у него было больше, чем поражений. Сталинская Россия — это не прежняя Россия, погибшая вместе с монархией. Но сталинское государство без достойных преемников обречено».
«Neue Zuricher Zeitung» (Швейцария, 8 марта 1953): «Неожиданная смерть Сталина всколыхнула весь мир… Германский советолог Франц Боркенау в «Rheinischer Mercur» 23 января 1953 года отмечал, что «арест личных врачей Сталина означает заговор против него соратников во главе с Маленковым и Берией — они хотят приставить к Сталину своих врачей, чтобы решить его судьбу». Есть основания, что прогноз Боркенау сбывается… После устранения Сталина борьба за власть в стране и в партии усилится, и со временем обитатели Кремля будут стремиться лишь к устранению друг друга, а не к укреплению сталинского государства. Взаимная грызня коммунистов-соперников никогда не прекратится, поскольку в их среде нет и не предвидится такой личности, как Сталин».
Так говорили и писали во всем мире пятьдесят лет назад, и здесь приведена лишь малая толика оценок деятельности Сталина, но среди их общей массы мы бы не нашли ни одного уничижительного высказывания. Таков был мировой авторитет Сталина в дни его кончины.
Автор этой статьи не считает себя сталинистом, не питает его «культ» и не рисует политический заказ. Мои личные выводы в полной мере обусловлены любовью к своей стране, к ее истории в надежде на будущее России. Впрочем, с позиций просвещенного цинизма — я просто идеалист.
Отдельная благодарность Владиславу Кардашову и Сергею Симанову за кропотливое историко-биографическое исследование «Иосиф Сталин: Жизнь и наследие», изд-во «Новатор», 1998 г
22 июня 2005 г.
