 |
| Православная вера | Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин (Корчагин) | 20.06.2005 |
Можно говорить о том, что в Саратовской епархии за последнее время значительно активизировалась церковная жизнь: строятся храмы, регистрируются новые приходы, возникают общественные объединения, такие, например, как Ассоциация православных педагогов или Общество православных врачей. Все это необходимо, но это — лишь внешние проявления того внутреннего делания, к которому призван каждый христианин. Подлинные ростки церковной жизни всходят постепенно и часто незаметно для стороннего наблюдателя — как в жизни отдельного человека, так и в жизни храма.
О том, что же такое настоящая церковная жизнь, мы побеседовали с Преосвященнейшим Лонгином, Епископом Саратовским и Вольским. В ходе разговора мы достаточно быстро перешли от «внешней» деятельности Церкви к ее «внутренним» проблемам, что показало: для Владыки именно эта тема — первостепенной важности.
— В Саратове прошла международная конференция по проблеме тоталитарных сект. На днях довелось заглянуть на один интернет-форум, где живо обсуждалась эта новость, а также активность епархии на антисектантском фронте — и обсуждалась достаточно резко.
— Что же? Это только радует. Противники Церкви лишний раз косвенно признают ненапрасность тех трудов, которые мы несем. Впрочем, я всегда подчеркиваю: мы не совершаем что-то особенное, мы делаем только то, что нам надлежит делать — проповедуем Христа. Мы обязаны помогать людям, мы обязаны останавливать тех, кто готов, поддавшись чьим-то недобросовестным убеждениям, вступить на опасный, ложный путь. Такую же работу сейчас активно ведут Московская, Санкт-Петербургская, Нижегородская, Екатеринбургская и многие другие епархии.
Сегодня Церковь обязана иметь активную позицию по всем вопросам. Если мы не будем откликаться на переживаемые обществом события, делая вид, что ничего особенного не происходит, люди перестанут нам верить. В то же время Церковь ни в коем случае не должна учас-твовать в политической борьбе. Общество крайне политизировано, оно представляет собой хорошо управляемый хаос. Бросаться в этот хаос с риском потеряться в нем Церковь не имеет права.
— Можно ли сегодня, на Ваш взгляд, говорить о каких-либо отличительных, специфических особенностях жизни Саратовской епархии?
— Думаю, что нет. Однако мне с сожалением не раз приходилось отмечать, что приходская жизнь в Саратовской епархии развита слабо. Приход — это ведь не просто собрание верующих, более-менее регулярно приходящих в один и тот же храм. Приход — это круг людей, объединенных внутренне, духовно общим делом, общей молитвой. Почему подобный уровень единения встречается редко? Причин много. Основная — малое количество храмов. Это создает ситуацию, когда священники вынуждены все свои силы отдавать исполнению треб. Хотя сейчас ситуация меняется. У нас есть очень неплохие приходы. Например, при храме Рождества Христова в Саратове, храме Покрова Божией Матери в Энгельсе, хороший приход начал складываться в Балакове в Свято-Троицком храме, добрые ростки приходской жизни пробиваются в саратовском храме в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали», в Питерке, Новых Бурасах и в других местах. Именно ростки. Приход нельзя вдруг создать или «объявить». Он должен родиться и вырасти, как все живое. Как, например, семья. Она ведь складывается не один день. Для духовного объединения многих людей тем более должно пройти достаточно много времени.
— Что делать, если чувства единения не возникает? Если человек, только начинающий ходить в храм, чувствует себя здесь чужим?
— Бывает и так. Но надо помнить, что главное в Церкви — Бог. Человек должен прийти к Нему. Священник — это тот, кто встречает и приводит человека к Богу. Поэтому необходимо молиться в церкви, участвовать в церковных Таинствах. Надо быть не просто зрителем и слушателем, а соучастником, в том числе и Божественной литургии — осознанно участвовать в ней.
Священник, полагающий жизнь за свою паству, — это идеал. Но священники тоже люди. Не будем забывать: в огромном Саратове у нас всего около пятидесяти клириков — это крайне мало, и трудно требовать от них невозможного. Однако там, где есть совместное движение навстречу, где священник исполняет свой долг до конца, но и прихожане понимают его и помогают ему (например, в таком церковном служении, как общение с новыми людьми), там вряд ли существует очерченная вами проблема.
— А каковы, на Ваш взгляд, основные признаки хорошего, полноценного прихода?
— Очевидно, что в основе — правильно организованное богослужение, дающее людям возможность понять, в чем смысл соборной, храмовой молитвы; доступная, обращенная непосредственно к людям, живая проповедь; внимание к ним духовенства. Вообще это живая жизнь, которую трудно разложить по полочкам, схематизировать. У каждого прихода, как и у каждого человека, свой путь. При этом нельзя забывать главного — в идеале на приходе, как и в монастыре, настоятель должен быть духовником, а священники — единодушны с ним.
Правда, вот о чем еще нужно сказать. При таком единении важно не впасть в крайность некой замкнутости или даже обособления, которое порой проявляется в противопоставлении себя Церкви. Ни на один день нельзя забывать, что приход — часть Церкви, а не что-то самодостаточное, завершенное само в себе. В наши дни проводниками подобной «идеологии обособления» становятся иной раз некоторые достаточно популярные батюшки. Это сегодня достаточно серьезная проблема. Такому «популярному» священнику доверяют, его слушают. Казалось бы, все замечательно. Но вот беда: он заменяет своим чадам всю Церковь. Для них не существует ни Епископа, ни Патриарха, ни Синода. Такие разделения, связанные с какими-то личностями, не есть что-то принципиально новое: они возникали на протяжении всей истории Церкви — от ее зарождения до нынешнего времени. Чтобы убедиться в этом, достаточно почитать апостольские Послания.
Почему так происходит? Потому что диавол всегда действует именно так. Сначала он пытается отвратить людей от доброго дела. А когда ему это не удается, старается извратить само дело.
— Как справиться с такой бедой, как низкая культура поведения людей — и приходящих в храмы, и работающих там?
— Я думаю, священники все-таки должны выделять церковный актив, который взял бы на себя обязанность присматривать за порядком, за тем, чтобы приходящим в храм людям не наносились обиды. Я думаю, это вполне возможно. С другой стороны, храмы не ограждены от праздношатающейся публики. Умудряются заходить в Дом Божий и под хмельком, и с сигаретами. Можно представить реакцию верующих… Когда нетверд мир вокруг нас, трудно навести порядок в отдельно взятом месте. Но стремиться к этому, безусловно, надо всегда.
— Что Вы посоветуете тем людям, которые пришли в храм, где приход еще не сложился?
— Прежде всего, не надо сразу начинать переходить из храма в храм. Все-таки Церковь — это, прежде всего, место, где совершаются Таинства, где Господь Сам присутствует. В советские годы, когда никакой речи о развитой приходской жизни и быть не могло, миллионы людей приходили в немногие оставшиеся храмы и в них спасались. Со временем человек наверняка найдет себе место, наиболее близкое ему по духу.
— Но чем восполнить недостаток живого общения и духовного опыта?
— Книгами. Чтением святоотеческой литературы, особенно — близкой к нашему времени. И регулярной исповедью.
— Как Вы можете объяснить то колоссальное количество суеверий, которые к началу XXI века расплодились и среди, казалось бы, образованной публики, и среди простого люда?
— Мы живем в переломный момент. Незаметно ушла старая Россия, которая несла еще на себе следы церковного, православного воспитания. Умерли наши бабушки, родившиеся в начале прошлого, а то и в конце позапрошлого века, с детства ходившие в храмы и церковно-приходские школы. Часто они были людьми малограмотными, но у них не было и сотой части тех околоцерковных суеверий и ложных представлений, с которыми мы сталкиваемся сейчас. В какой-то степени восприняли церковное учение и их дети. А вот следующее поколение — это поколение, полностью оторванное от своих христианских корней. Храмов не было. Но потребность в религиозном освящении жизни изначально присуща человеку. И в отсутствие религиозного образования рождаются мифы, «традиции», в основе которых — какие-то, в полном смысле слова, обрывки тех или иных православных обрядов.
Мне как-то приходилось совершать отпевание одного человека в деревне и провожать его на погост. Вынесли гроб из храма, а за ним несут две табуретки. Дошли до околицы. Остановились. Ставят табуретки, а на них гроб, снимают крышку. И, окружив гроб, люди молча взирают на покойника. У ворот кладбища процедура повторяется. Дело в том, что по уставу полагается служить на выходе из села и у ворот кладбища литию — небольшое заупокойное богослужение. И вот, все собственно церковное забыто, смысл забыт, но то, что гроб с покойником должен быть поставлен в двух местах, — это помнят.
Таких примеров очень много. И говорят они о том, насколько уничтожены в нашем народе… - даже не традиции и обряды, они вторичны, — уничтожено само содержание христианской веры.
— Священники свидетельствуют, что число суеверий, связанных с погребением усопших, особенно велико.
— Это так. Вот типичный случай: приходит в храм человек и просит у настоятеля землю. Мол, умер родственник, и через час его хоронят. Священник пытается объяснить, что необходимо совершить отпевание. И желательно в храме. Лишь после этого берут землю, которой посыпают гроб. А священнику отвечают: эти рассказы не нужны, глупости это все. Продайте землю — люди ждут. Настоятель опять о своем: давайте хотя бы самую краткую службу отслужим. Ему прямым текстом дают понять: в ваших «навязываемых» услугах не нуждаются, будьте добры, возьмите деньги и дайте землю. А что это за «земля», какой в ней смысл — человек и знать не хочет! А ведь главное — правильно проводить умершего в иную жизнь, совершить обряд церковного погребения, чтобы молитвы Церкви исходатайствовали ему милость у Бога, перед Которым он вот-вот предстанет. С таким поразительным духовным невежеством сталкиваются сейчас практически все священники.
— Только в Саратовской епархии?
— Нет. В той или иной степени с подобными явлениями приходится встречаться везде. Масштабы разнятся в зависимости от того, как проходит восстановление, возрождение церковной жизни. В Москве, например, я о таком почти не слышал. Зато на Волге… А ведь эта «земля» — самый ничтожный, малозначащий элемент тех обрядов, которые совершает Церковь над усопшим. «Землепоклонники» могут быть людьми вовсе неверующими, но у них, тем не менее, своя логика: «Как же так? Соседи скажут, что я „своих“ по-человечески не мог похоронить! Нет, обязательно дайте мне землю». А то, что «земля» сама по себе никакой пользы не приносит душе усопшего, для них оказывается малосущественным. Конечно, это совершенное язычество, если не богоборчество.
Но главная беда в том, что совершенно забыта жизненно важная в смысле вечной участи человека необходимость исповедоваться, причаститься, собороваться перед смертью. Разговор об этом даже не знаешь с какого конца начинать. Все забыто напрочь.
Несть числа предрассудкам, связанным с венчанием. Кто должен первым встать на полотенце… Или не дай Бог, чтобы кольцо упало на пол при обручении… Здесь то же магическое отношение к браку, венчанному в Церкви, как к ритуалу, который сам по себе упрочивает брак. Но в Церкви, как и вообще в мире, ничто не действует «автоматически». Тем более — в сфере человеческих отношений.
Брак — ежедневный подвиг тех людей, которые в него вступают. Церковь венчает их венцами и поет песнопения, прославляющие святых мучеников. Венец — символ мученичества. И торжества. Мученикам призывает уподобиться Церковь тех, кто стоит перед Евангелием и крестом, обещая друг другу верность до смерти. Мученикам, которые претерпели до конца и этим спаслись. Вот настоящий смысл венчания. Церковь благословляет людей на подвиг брака, на труд, на совмест-ное несение жизненного креста, на рождение и воспитание детей. Не надо думать, что само венчание автоматически удлинит или укрепит брак между людьми, которые не собираются жить по-христиански, не собираются нести ответственность друг перед другом. Только если люди сознают, на что они идут, сознают, какую ответственность на себя возлагают, к чему они призываются, есть надежда на то, что брак будет прочным.
— Мы сейчас говорим о браке, но, наверное, человек должен сознавать, на какой шаг он идет, и уже тогда, когда он принимает крещение?
— Святейший Патриарх вот уже в течение пятнадцати лет на всех собраниях духовенства призывает не крестить любого пришедшего, что называется, с ходу. Необходимо проводить хотя бы самые элементарные подготовительные, огласительные беседы. Взрослый человек перед крещением должен хотя бы одно из Евангелий прочитать, обязательно познакомиться с тем, что такое Церковь, к чему он желает присоединиться, какие обеты Богу дает.
Знаете, как трудно отпевать людей, никогда не ходивших в храм? Священник при этом должен читать разрешительную молитву, в которой есть такие слова: «да сотворит чрез мене смиренного прощенно и сие по духу чадо», потому что почивший «исповедовал свои грехи вольные и невольные», — а человек и в церковь-то никогда не заходил, не то что не исповедовался и не причащался! Священник при этом невольно оказывается лжецом. Кому мы лжем? Получается, что Богу и людям.
Каждый священник должен стремиться просвещать, научать людей, объяснять им смысл предстоящих Таинств. А если люди отмахиваются от этих объяснений, то проявлять необходимую настойчивость. Лучше просто отказать, если пришедший откровенно воспринимает христианский обряд как что-то для него неважное. Скажем, если человек пришел в церковь креститься (или, как это часто бывает, его «привели» — кто-то из близких уговорил), но при этом совершенно не желает знать ни смысла этого Таинства, ни что такое христианство, ни, тем более, как по-христиански жить, то я убежден, что крестить его не надо.
— Вы несколько раз упомянули об отпевании покойников в храме. Однако мы не только никогда не видели отправления похоронных служб в саратовских храмах, но и не слышали о подобных примерах.
— Это наша беда, с которой я пытаюсь, пока, правда, не очень успешно, бороться. А между тем отпевание на дому или в морге — это, на мой взгляд, измена священником своему пастырскому долгу (кроме тех, достаточно редких случаев, когда это обусловлено решительной необходимостью). Ведь зачастую отпевания совершаются на коммерческих условиях через похоронные бюро и агентства с кощунственными названиями — «Литургия», например. Здесь тебе и гроб, и венчик, и священник, входящий в набор услуг. И если духовенство участвует в этом надругательстве над святым — это позор и предательство своего служения. За это обязательно придется отвечать перед Богом, потому что священник, который так поступает, нарушает присягу, данную во время рукоположения. А, кроме того, он развращает людей, которые считают себя православными христианами. Вместо того, чтобы дать им четкие понятия о вере, о Церкви, о смысле священнического служения, что здесь происходит? Вместо хлеба людям кладут в руку камень.
Опасность еще и в том, что когда священник такими окольными, внецерковными путями зарабатывает себе на жизнь, то ему становится совершенно безразлично происходящее в его храме. Мне не раз приходилось видеть церковь, в которой священник служит долгие годы и ничего в ней не сделано: ни в убранстве, ни в реставрации. Богослужения совершаются от случая к случаю, кое-как, наспех, воскресной школы нет. Зато батюшка ходит по этим похоронным конторам. И храм ему нужен лишь как прикрытие «основной деятельности».
Однако происходит и нечто еще более печальное. В ряде случаев запрещенные в служении священники, которые не имеют права совершать ни одного Таинства или обряда, продолжают сотрудничать с погребальными конторами. А людям, естественно, невдомек, что они оплатили работу фактически ряженого, лжесвященника, который, совершая тот или иной обряд, по сути кощунствует.
— Наша газета писала о суевериях, связанных с так называемыми «белыми» и «черными» храмами. Откуда, на Ваш взгляд, возникают такие предрассудки?
— При отсутствии религиозного просвещения народ наш религиозно одичал. Это печальный факт. Но надо оговориться: чаще всего о «неправильных» храмах говорят люди, которые в Церковь не ходят, имеют к ней отношение, я бы сказал, по касательной. У людей церковных такие ложные суждения встречаются реже. Хотя бывает и такое. И тогда возникает вопрос: зачем они ходят в Церковь? Как можно назвать «черным» храм, в котором совершается Божественная литургия?
Это еще раз подтверждает тезис о том, как изменились люди за последние десятилетия. В нашей стране был период после войны, когда за короткий срок, так же как и сегодня, было открыто множество храмов. Приходилось обустраивать их в любых подходящих местах: зачастую это были молитвенные дома, располагавшиеся в специально переоборудованных помещениях. И верующие люди, изголодавшиеся по Церкви, которых оторвали от нее под страхом смерти, были счастливы, что есть место на земле, где служится литургия. В эти немногие действующие церкви они ездили за десятки километров. Возьмите храм Покрова Божией Матери в Энгельсе. Как он был посещаем в прежние годы, как любим до сегодняшнего дня! А ведь это обычный дом, купленный и перестроенный под церковь.
Сегодня мы по-прежнему вынуждены открывать храмы в приспособленных помещениях, потому что не осталось храмовых зданий. И вот в одном райцентре передают клуб, в другом — кинотеатр, в третьем — магазин или сберкассу. Но сейчас — совсем другая ситуация, нежели в послевоенные годы. От людей можно услышать подчас такое: «Не пойду в такой храм. Там несколько десятилетий кино смотрели. Это ненастоящая церковь». Люди не понимают сути — ради чего церковь существует. Им это не нужно. Они думают о каких-то непринципиальных вещах. Не понимают, что и без куполов, и без колокольни можно служить. В Соловецких лагерях ссыльные священнослужители совершали Божественную литургию на лесной поляне, которую называли своим храмом, служили в тюремных камерах, потому что не мыслили своей жизни без Евхаристической молитвы и Причащения. Мне же приходилось как-то говорить с жителями одного райцентра, которые не хотели посещать церковь, потому что она расположена в здании бывшего суда. Там, говорят, людей судили, как же мы туда будем ходить молиться. Это, дескать, грех великий.
Но давайте вспомним первые века христианства, когда в Римской Империи после Миланского эдикта начали отдавать под церкви базилики — общественные здания, римские суды. Здания судов — они и становились первыми христианскими церквями. Именно форма этих базилик и стала на долгие века основной формой всей храмовой архитектуры.
— У людей даже нецерковных большой популярностью пользуются поездки по святым местам. При этом случалось видеть объявления, где в маршруты поездок входило посещение того или иного старца. Что вы думаете о стремлении современных людей попасть к прозорливым старцам?
— Паломнические поездки — это то, что естественно для христианина, является важной частью духовной жизни человека. Побывать, скажем, в обители, связанной с памятью того или иного подвижника, ощутить, «впитать» святость места, помолиться там. Это очень укрепляет людей, помогает им. Я помню свои поездки в Троице-Сергиеву Лавру на дни памяти преподобного Сергия в молодости, когда на меня огромное впечатление произвела обитель, открытая всю ночь, храмы, заполненные множеством людей. Всю ночь после службы они стояли, молились, пели нараспев акафисты. След в памяти от этого остался на всю жизнь неизгладимый.
Сейчас настоящим паломническим центром можно назвать Дивеево. Поехать туда стремятся как верующие, так и сомневающиеся, ищущие веры, и я сам знаю множество случаев, когда по молитвам преподобному Серафиму люди эту веру обретали и изменяли свою жизнь.
Но вот что нужно понимать. Посещение мест подвигов великих святых ничего не даст человеку, если он не хочет работать над своим сердцем. Человек не может автоматически измениться. Он обязательно должен трудиться, в буквальном смысле проливая пот и кровь. «Дай кровь и прими Дух», — сказано отцами, то есть употреби усилия до крови и тогда ты пожнешь какие-то плоды. Только тогда. А характерное свойство современного человека — готовность обойти небо и землю для того, чтобы только не трудиться, а получить плоды Духа даром, мимоходом. И отсюда, конечно же, повышенная потребность в чудесах. Сегодня действительно развилась какая-то болезненная страсть — искать прозорливых старцев. Господи, помилуй, но зачем тебе знать будущее! Времена и сроки во власти Божией.
То количество «старцев», которое сегодня появилось, конечно, ужасает. Они возникают в самых разных местах, хотя еще недавно о них никто и слыхом не слыхивал. И многие из них в сане находятся в лучшем случае чуть более десяти лет. Дико для православного человека видеть объявления о том, что организуется экскурсия и в ней, наряду с посещением тех или иных святых мест, предусмотрено «посещение прозорливого старца». Я хочу, пользуясь случаем, обратиться ко всем верующим людям: если вы встречаете такое объявление — близко не подходите. Не может не только старец, а просто человек, более-менее здоровый духовно, допустить, чтобы о нем вот так писали и к нему за деньги возили экскурсантов. Я очень советую всем, кто любит ездить по святым местам, познакомиться с творениями святителя Игнатия (Брянчанинова), в частности, с теми, в которых он говорит об «актерстве» последних времен, о людях, надевающих на себя личины святости, тогда как на деле от святости они очень далеки.
То же касается всевозможных отчиток. Распространилась мода на поездки на отчитки автобусами. Нужно это человеку или не нужно — об этом даже не спрашивается. Между тем, отчитывание нужно только бесноватым, то есть тем, кто одержим бесом. Их можно легко отличить: они бросаются на окружающих, лают, кричат дикими голосами и прочее. И с древних времен именно для таких болящих по благословению Правящего Архиерея совершалось соответствующее чинопоследование.
Но нет, сегодня совершенно здоровые, нормальные люди собираются на отчитку, невесть зачем. Говорят: ну вот курить не могу бросить. То есть опять человек ищет плодов без трудов. Что значит: «Не могу бросить курить»? — Не хочешь. У тебя нет силы воли. И поэтому надо ехать на отчитку? Это все равно, как если бы у человека царапинка появилась на лбу, а он стал бы просить хирурга сделать ему полост-ную операцию.
— Что случится, если здоровый человек едет на такую отчитку?
— Может быть, и ничего. Но я знаю такие примеры, когда люди здоровые отправлялись на отчитку и на самом деле становились бесноватыми. Примечательно, что один такой довольно молодой «старец», промышляющий недалеко от наших мест, приезжающим к нему говорит: «А вы к другому (и называет имя тоже одного очень известного своего „коллеги“) не ходите. Он все делает неправильно. Вы ко мне ходите». Тут даже комментировать ничего не надо.
— Но как же Церковь позволяет происходить подобному?
— К сожалению, сегодня организацией паломничеств занимаются туристические фирмы, которыми руководят и в которых работают люди, абсолютно никакого отношения к Церкви не имеющие. Для них это просто «сегмент рынка», который необходимо освоить, потому что есть спрос. Но в результате порочится наша вера, люди получают искаженное представление о Церкви.
— Владыка, каковы, по Вашему мнению, пути исправления ситуации?
— Прежде всего, мне хотелось бы предупредить всех, кто сталкивается с тем, о чем мы говорили: замена веры суеверием и прочие явления ложной духовности смертельно опасны. Они опасны для душевного здоровья человека, но еще более — тем, что отдаляют его от Бога как в земной жизни, так и в жизни вечной, к которой стремится каждый христианин.
И выход из этой ситуации можно искать только сообща. Нам, священнослужителям, нужно быть пастырями, а не требоисполнителями. Встречать людей на пороге храма. Вдумчиво, с любовью отвечать на задаваемые вопросы. А тем, кто еще только интересуется жизнью Церкви, — не стесняться эти вопросы задавать священнослужителям, доверять им и притом учиться трезво относиться к советам всезнающих соседок.
И еще, мне кажется, не надо бояться обсуждать те болезни, которые у нас есть — у Церкви и общества, в котором она существует и от которого неотделима. В каком-то смысле Церкви, как и всякому верующему человеку, с недостатками бороться легче: ведь мы уповаем не на собственные силы, а на помощь Всемогущего Бога, и Его милостию получаем ее.
Владислав БОРОВИЦКИЙ
Наталья ГОРЕНОК
2005 год, май
