 |
| Трибуна | Александр Ципко | 18.06.2005 |
— Александр Сергеевич, хотелось бы начать нашу беседу с темы «Свобода и патриотизм». Согласитесь, те, кто формирует у нас внутриполитический климат, рассматривают эти категории как взаимоисключающие. Если ты патриот, тебя подозревают в пристрастии к коммунизму или фашизму (не зря в свое время в идеологический обиход было вброшено словечко «красно-коричневый»). Даже так называемая белая составляющая патриотического движения обвиняется в ксенофобии, ностальгии по империи и прочих проявлениях «махровой реакционности». Свобода как ценность объявляется, таким образом, прерогативой исключительно либеральной интеллигенции, последовательно оппонирующей патриотическому движению. Почему сложилось такое положение, и чем оно чревато для России?
— Действительно, в нашем демократическом движении, а сейчас — в либеральном сообществе сложилось убеждение в несовместимости русского национального сознания, русского патриотизма с демократией. Даже при Путине, президенте-государственнике, мы сталкиваемся с отдаленными фактами дискриминации, вытеснения с информационного поля представителей патриотической интеллигенции. Ведь не случайно же патриот Александр Солженицын не появлялся на экранах телевидения более трех лет. Как мне кажется, руководители многих телевизионных каналов с трудом преодолевают в себе синдром отторжения от российского патриотизма.
Борьбу с патриотизмом как ценностью и социальным чувством в своих программах откровенно ведут и Михаил Швыдкой, Владимир Познер, Николай Сванидзе. Отождествление патриотизма с ксенофобией, на мой взгляд, идет от советского, марксистского воспитания, от пробелов в знании истории российской общественной мысли, русской культуры в целом. Люди, которые продолжают противопоставлять ценность свободы патриотическим чувствам, просто не знают, что все выдающиеся представители русской философии исповедывали так называемый либеральный патриотизм. И Николай Бердяев, и Семен Франк, и Петр Струве были русскими патриотами. По моему глубокому убеждению, патриотизм как национальное самосознание — признак духовно развитой личности и на самом деле только способствует утверждению в человеке ценностей свободы.
Давайте вспомним начало горбачевской перестройки и те надежды, которые она породила. Для патриотической оппозиции коммунистическому строю (а она подавлялась властью гораздо суровее, чем оппозиция либеральная, и ее, в отличие от последней, никто не защищал) перестройка, гласность, политические свободы были условием для возрождения православия, национальной памяти, национального сознания. 15 лет назад в интервью «Советской культуре» я говорил: спасение перестройки в ее русификации, наше государство может быть здоровым, экономически мощным, только пробудив к жизни российский патриотизм, национальную гордость россиян, всех народов, исторически связанных с судьбой старой России, и было бы безумием лишать русских самоощущения духовной, исторической преемственности с прошлым, лишать их российского самосознания.
Но все дело в том, что люди, которые тогда называли себя демократами, а сейчас — либералами, стремились использовать перестройку, политические свободы для прямо противоположных целей. Они поставили своей задачей полностью очистить подавляющую часть населения страны, то есть тех, кто считает себя русским, от остатков национального самосознания, от возрожденного Сталиным во время Великой Отечественной войны российского, русского патриотизма, от чувства гордости за величие дел своих предков. Они говорили о том, что надо начинать историю новой демократической России с «чистого листа», что у старой России нечего взять, что ни «архаическое православие», ни русский патриотизм не нужны новой демократической России. Они предлагали не «будить зверя», дать умереть русскому национальному самосознанию своей смертью, предлагали русским (и только русским) сломать свой архетип.
И нельзя не видеть, что демократия обернулась свободой прежде всего для этих людей, представляющих деструктивные, антигосударственные силы. Демократией у нас до сих пор умеют пользоваться только те, кто желает России поражения, кто ждет не дождется ее конца.
— Но в массе своей мы были приучены к тому, что эталоном свободы является Запад, что он поможет нам освободиться от коммунизма, и те, кого он поддерживает в борьбе за эту свободу, — истинные демократы.
— Теперь уже всем видно, что нам, русским, Запад помогал освободиться не от коммунизма, не от диктата марксизма-ленинизма, а прежде всего от самой России, ее исторических территорий, от национального суверенитета и национального сознания. Либералы в СССР и на Западе, поднявшие волну недовольства советской властью, были не демократами, а прежде всего наследниками тех, кто ненавидел Россию, Российскую державность. Они мечтали и мечтают довершить очищение России и русских от русскости. Случись что, и эта стихия ненависти, а на самом деле русофобии, прорвется, как лавина. Это страшно, действительно страшно.
По этой причине я лично не хочу реванша так называемой «либеральной элиты», кто на протяжении многих лет при Ельцине проводил на российском информационном поле антироссийскую политику. Долго ли просуществует страна, в которой подавляющая часть элиты — политической, финансовой, экспертной — отчаянно жаждет ее поражения? Теперь стало ясно, что сама по себе демократическая Россия никому не нужна, что Западу и его политическому лобби в нашей стране, так называемым «демократам» или «либералам», нужна управляемая Россия, продолжающая садомазохистскую борьбу со своей «державностью», своим ВПК и армией, со своим суверенитетом и своими территориями.
Заслуга Путина состоит в том, что он пытается восстановить российский суверенитет, уйти от ельцинского прошлого, когда мы были откровенной колонией США, с которой никто не хотел считаться даже на наших исторических территориях. Накануне президентских выборов на Украине появилась надежда. Казалось, мы впервые за последние пятнадцать лет перестали отступать и начали кое-что отыгрывать. Но тут нам дали по рукам и показали наше место в сенях мировой политики.
«Холодная война» не окончилась во время «исторической встречи» на Мальте, как об этом заявили миру Михаил Горбачев и Буш-старший. Она продолжалась все эти годы в одностороннем порядке по инициативе США и была направлена на максимально возможное ослабление новой России. Все эти годы нас вытесняли — сначала из Восточной Европы, потом с территории Российской империи, а теперь уже с истинно русских территорий. Вытесняли без единого выстрела, вовлекая миллионы людей в борьбу с так называемым «имперским наследством», с собственной страной. Сегодня для победы над соперником бомбы не нужны. Для этой цели достаточно внушить ее населению, что оно живет не в нормальной стране, а в «империи».
— Но только ли либералы здесь виноваты? Разве патриоты не были убеждены в том, что, когда РСФСР не будет тратить средства на поддержку стран социалистического лагеря, отделится от союзных республик, которые находились на ее дотации, выкачивая деньги, технику, сырьевые ресурсы, квалифицированные кадры, тогда для ее граждан наступит эра всеобщего благоденствия? Возникла идея «независимой России», России для русских.
— Определенная часть наших патриотов действительно поддалась соблазну выделить Россию из интернационального СССР, где нет русской идентификации, вернуться в доимперский период к русской идентичности. Но придумать идею суверенитета РСФСР могли только люди абсолютно не знающие свою национальную историю, не понимающие, что этим самым страна не только отбрасывается на 300 лет назад. Она теряет все. И самое страшное и парадоксальное, что эту идею «суверенитета РСФСР» взяли на вооружение наши демократы, так называемые борцы с русской империей, которые в силу целого ряда причин, я не буду на них останавливаться, на уровне инстинкта откровенно хотели распада исторической России.
И им, этим людям, которые называют себя «демократами», было наплевать на то, что в результате распада СССР более двадцати миллионов русских станут людьми второго сорта на собственной земле. Но все же, на мой взгляд, основную вину за муки этих двадцати миллионов несет население РСФСР и прежде всего этнические русские, которые добровольно пошли за Ельциным и вождями «Демократической России».
Сначала наши демократы над идеей «суверенитета РСФСР» смеялись, считая ее признаком умственной патологии. «Надо быть идиотом, — говорили они, — чтобы додуматься до суверенитета России». А потом осознали: «Это же гениально! Под флагом превращения России в национальное государство разрушается СССР». Демократы приняли эту идею на вооружение, пришли к власти. Но при этом они абсолютно не были заинтересованы в каком-либо росте русского национального самосознания, потому что оно не этническое, а государственно-державническое, в значительной степени опирающееся на духовность, культуру, память об исторических победах. А державность нашим либералам враждебна по природе, их ненависть к государству неистребима.
— Но, с другой стороны, в истории еще не было случая, чтобы народ сам без единого выстрела отдал свои многовековые завоевания. Вспомним, что 18-миллионная партия коммунистов, на которой держалась советская государственность, была распущена без какого бы то ни было протеста. А когда люди, входившие в ГКЧП, попытались спасти положение, народ нигде не вышел на улицы, чтобы заявить им о своей поддержке.
— Спустя четырнадцать лет после распада СССР я не перестаю задавать себе вопрос: что мы за народ, если по собственной воле отдаем инициативу десяткам, в лучшем случае сотням людей, которые по определению ничего хорошего сделать нам не хотят или не могут? Вся команда Анатолия Чубайса, которая до сих пор руководит нашей экономикой, страдает этой страстью разрушения российской державности. Ведь не случайно Герман Греф взял под защиту руководство РАО ЕЭС, которое в любой нормальной, цивилизованной стране было бы отправлено в отставку. Надо признать, что у русских чрезвычайно ослаблен государственный инстинкт. Они поддались большевистской агитации, которая была направлена против их национального государства, приняли самое активное участие в разрушении своей религии, своих государственных святынь. Они безучастно наблюдали, как новые большевики отменили их собственную страну, изымали из церквей их национальные святыни.
— Но потом ситуация как-то начала меняться. Вспомним октябрь 1993 года. Это была шедшая снизу отчаянная попытка спасти государство. Думаю, что те, кто аплодировал тогда расстрелу Белого дома, стараются сегодня об этом не вспоминать. За прошедшие годы либеральная идея потеряла массовую поддержку.
— Сегодня у стомиллионного русского народа просыпается национальное самосознание. И это, на мой взгляд, спасительное явление. Чувство русской национальной идентичности активно проявило себя в регионах юго-востока Украины, в моей родной Новороссии. Русская идентификация выражена на Ставрополье, на Кубани, в Ростовской и Волгоградской областях — то есть преимущественно на окраинах империи. Наиболее слабо — в Нечерноземье, в коренных русских районах. Наличие национальной идентификации — признак здоровья нации, ее отсутствие — признак деградации. И мы наблюдаем ускоренную деградацию значительной части населения, особенно сельского в центральных районах. Да что там крестьяне, когда я иным губернаторам начинаю говорить то, о чем мы с вами беседуем, а они в ответ: «Александр Сергеевич, нам бы выжить, нам бы спонсоров найти"… Придет Сорос — они станут либералами.
К сожалению, у населения исконных территорий России почти утрачен государственный инстинкт, национальное чувство. Когда мы говорим о патриотизме, наиболее глубокой проблемой является проблема способности этнических русских к самоорганизации перед лицом угрозы их выживания как нации, перед лицом опасности утраты своего культурного наследия, государственного суверенитета.
Но ведь надо учиться на уроках последних пятнадцати лет, понять: тот, кто отдает, всегда теряет, что порой отданное вернуть уже невозможно, что у России действительно нет друзей и верных союзников, а ее опора — она сама.
— Если говорить о пятнадцатилетнем опыте других стран, преодолевавших наследие коммунистического прошлого, там борьба с тоталитаризмом шла под национальным флагом, национальная идентичность была союзницей новых властных элит… А мы в результате такой борьбы только ее ослабили?
— Надо сказать, что надежда вернуться в тот мир, который был разрушен социализмом, не оправдалась нигде. Даже консервативная католическая Польша не смогла решить всерьез задачу реставрации польской духовности, польского мира. А у нас в результате демократических реформ русскости осталось еще меньше. Дело в том, что наша новая властная элита для русского народа делает исключение. Она говорит: им, русским, лучше вообще обойтись без национального самосознания. Она отказывает миллионам людей в самом главном праве: праве ощущать принадлежность к своему народу, к своему русскому государству, его победам и поражениям. Она предлагает нам согласиться с делением народов и наций на тех, кому не надо «ломать архетип», кто изначально Богом был создан для демократии, и на тех, кого надо перевоспитывать, силой ломать «вектор развития».
Странная у нас сложилась демократия: страна все еще называется Россией, но подавляющей части населения, титульной нации по определению не положено то, что положено другим народам. Я никак не могу принять нашу новую российскую политкорректность, которая отказывает этническим русским или тем, кто чувствует себя русским, в праве на особое русское самосознание, в праве отличать себя от татарина, чеченца, еврея, калмыка. Вся эта политкорректность — фальшь и сплошное лицемерие.
— В чем, по-вашему, состоит особенность русского национального самосознания, русскости?
— До революции русскость определялась через принадлежность к православию, русской бытовой культуре. Сейчас русскость является духовным, нравственным выбором, ощущением принадлежности к Российскому государству, сопричастности русской истории, русской культуре. Не каждый русский является патриотом. Но каждый, кто является патриотом, кто любит и ценит Россию, является русским. Русскими были еврей по происхождению адмирал Нахимов, армянин по происхождению адмирал Лазарев, грузин по происхождению генерал Багратион.
Бердяев, провозгласивший национальное самосознание величайшей духовной и моральной ценностью, отметил, что для русской души характерен универсализм. Уважение к чужим народам он считал чертой национального самосознания. Мы многонациональное государство. Хватит играть в прятки: все мы дети этой страны, имеем равные права. Но у нас разные исходные идентификации. И поэтому необходимо дать возможность развиваться каждой из них, формировать и согласовывать политику в рамках этой сложной идентификации. Характерная особенность русской, без которой она невозможна, — православие, если не как активная вера, то причастность к православной культуре. Поэтому выступления против православия, с моей точки зрения, кощунственны. Другая особенность русской идентификации — державность. Сталин прекрасно понимал, что у народа должны быть свои герои, великие полководцы, овеянная славой история.
— Но что делать с национальным самосознанием, с русскостью соотечественникам, оставшимся вне границ нынешней России?
— История Беловежья — не прошлое. Декабрь 1991 года все еще дышит нам в спину. Инерция распада исторической России еще сильна, и если ее не преодолеть, она может разнести вдребезги остатки российской государственности. Публицисты, политики, которые боролись с «имперским СССР», сегодня обличают Путина в том, что он хочет «стать собирателем земель Русских». Можно спустя две тысячи лет собирать евреев. Можно спустя сорок лет собирать немцев. Но нельзя, это люди считают, ни в коем случае снова собирать русских. Почему миллионы, десятки миллионов людей, чувствующих себя русскими, желающих быть вместе, должны страдать годы, десятилетия только потому, что несколько тысяч «демократов» не хотят, боятся русского единства? И это называется демократией.
— Беловежские соглашения превратили русских, украинцев и белорусов из братьев в соседей. Можно ли преодолеть это наследие декабря 1991 года?
— К сожалению, сейчас не может быть и речи о каком-либо политическом объединении великороссов, малороссов, белорусов. По той простой причине, что нет великорусской национальной элиты, способной стать новым интегратором православного славянства. В этой связи проблема создания патриотически настроенной политической элиты имеет решающее значение.
Сегодня ситуация критическая. Если власть не будет опираться на людей, обладающих государственным самосознанием, неизбежно произойдет реставрация тех сил, которые развалили СССР. Но если она произойдет, эти силы уже не уйдут. Они лучше погубят Россию, чем отдадут власть кому-то другому. Помните, один из лидеров СПС Надеждин сказал: надо валить Путина. Если не удастся свалить Путина, надо валить из страны. Если не удастся свалить из страны, надо валить страну…
— Но ведь нельзя сказать, что сегодня бал правят исключительно либералы. Да, есть Кудрин, Греф, Зурабов. Но есть такие фигуры, как Грызлов, Миронов, Полтавченко…
— Надо сказать, что политику равновесия применял Ельцин: она позволяла ему достаточно успешно лавировать между различными политическими группами. Половину его советников составляли отчаянные либералы, другую — государственники, патриоты, даже националисты. Наконец, он отдал власть патриотам. Приняв ее, Владимир Путин сохранил преемственность этой линии. Но в условиях обострения политической борьбы, в условиях, когда президент Буш официально направляет десятки миллионов долларов «на поддержку демократии в России» (понятно, что в действительности наши либералы получат в десятки раз больше на то, чтобы «валить страну»), Путин неизбежно встанет перед выбором и необходимостью принятия окончательного решения.
Беседовал Владимир СМЫК
