 |
| Посев | Вадим Дормидонтов | 16.05.2005 |
Революция, отняв у народа почти всё, лишила его ещё и исконного права самому называть свои улицы и города. Это право присвоило себе то ничтожное меньшинство, которое величало себя большевиками. Наименования стали откровенным орудием пропаганды — так возникла «культовая топонимика».
В это трудно поверить, но возьмите справочник министерства связи и вы убедитесь, что более 150 населенных пунктов страны названы в честь С. Кирова, сотня — увековечивает «всесоюзного старосту» М. Калинина, около сорока — В. Куйбышева и т. д. Порой это доходило до совершеннейшего абсурда: например, в 1931 г. М. Калинин собственноручно подписал указ о переименовании старинной Твери в г. Калинин, сделав, таким образом, самому себе топонимический презент.
И делалось это, как правило, за счёт исконных исторических названий, данных нашими предками и любовно хранимых ими на протяжении многих веков. Даже во времена многолетнего татаро-монгольского ига не был переименован ни один из русских городов. Их обкладывали данью, но не унижали настолько, чтобы лишать имени.
Бес революции, обуявший умы новых хозяев жизни, породил множество коммунистических кличек, и более всего тревожно здесь, что названия эти примелькались и частью населения начинают восприниматься уже как нечто само собой разумеющееся. А это совсем небезобидно, так как исподволь подпитывает прокоммунистические настроения и кое у кого может даже вызвать желание «делать жизнь с товарища Дзержинского», как рекомендовал в своё время В. Маяковский.
Именно поэтому появление «Чёрной книги имён…» сейчас особенно необходимо.
122 очерка, включённых в эту книгу, о лицах, событиях и понятиях, которые советская власть сочла необходимым отметить в топонимических названиях, быть может, откроют, наконец, глаза тем, кто оказался в плену советской идеологии. Приведенные в ней факты позволят по-новому взглянуть на мифологизированные события и личности, мнимая значимость которых так бессовестно лживо и навязчиво внедрялась и продолжает внедряться в наше сознание.
Позволю себе привести отдельные сведения из этой впечатляющей своей откровенностью книги, дополнив их некоторыми фактами и собственными суждениями.
В Москве, на территории Преображенской управы, есть улица Атарбекова. Тысячи людей, живущих здесь или просто проходящих по ней, не очень-то и задумываются, кто такой Г. Атарбеков. Считают, наверное: судя по фамилии, какой-нибудь передовой чабан или виноградарь.
А зря не задумываются — ведь это палач! Да не просто палач, а палач-изувер! Будучи председателем Северо-Кавказской ЧК, он уничтожил тысячи заложников: священников, офицеров, интеллигентов (в том числе собственноручно зарубил генерала Радко-Дмитриева, а генерала Рузского зарезал кинжалом). Вообще, рубить шашкой безоружных людей было его любимым занятием.
Затем, уже в качестве начальника Особого отдела Каспийско-Кавказского фронта, в случае малейшего неповиновения красноармейцев расстреливал каждого десятого. Этого садиста так ненавидели рядовые бойцы, что трижды пытались его убить. Однако вывернулся. В феврале 1919 г. (между прочим, по инициативе идеализируемого ныне С. Кирова) Атарбеков возглавил ЧК в Астрахани, где расстрелял картечью орудий мирное население восставших рабочих кварталов. Можно представить, сколько крови пролил он, возглавляя Особый отдел и ревтрибунал Южного фронта, а впоследствии — будучи полномочным представителем ВЧК в Армении и Азербайджане. На его совести массовые расправы с казаками на Кубани и в Ставрополье. Даже московское руководство ЧК считало, что он несколько «увлекается», и, слегка пожурив, перевело на работу в столицу.
Под стать ему Бела Кун (площадь его имени находится в московской управе Гольяново). В марте 1919 г., организовав коммунистический переворот в Венгрии, он объявил её Венгерской Советской Республикой. Красный террор, захлестнувший тогда страну, заставил содрогнуться всю Европу. После провала авантюры бежал в Советскую Россию, и вместе с Розалией Землячкой устроил бойню в Крыму, где только за один год они уничтожили около 75 тысяч человек. Это были, главным образом, русские офицеры и их семьи, а также все те, кто не мог или не захотел эвакуироваться с армией П. Врангеля и остался в Крыму, поверив обещаниям М. Фрунзе об амнистии.
Р. Землячка — секретарь Крымского ревкома, партийная кличка которой — «Демон» — вполне соответствовала её лютому нраву. Она предложила: «Зачем тратить патроны, надо топить их в море». И людей стали затапливать, погрузив на старые баржи, либо связывая в живые гирлянды проволокой и сбрасывая в воду. До 1994 г. имя Землячки носила одна из столичных улиц.
Нам многократно повторяли, что С. Будённый (в Москве есть проспект его имени) и К. Ворошилов — легендарные герои гражданской войны.
Будённый действительно был отчаянным рубакой, еще в I мировую войну стал полным Георгиевским кавалером, но его знаменитая I конная армия (ударная гвардия большевиков) напоминала скорее бандформирование, нежели регулярное воинское соединение. Крайняя жестокость и безудержное мародерство, господствовавшие там, удивляли даже Сталина, а Ленин не раз выражал беспокойство по поводу повального пьянства и морального разложения её бойцов. И не удивительно — в своем воинстве Будённый ценил прежде всего личную преданность командиру.
Существует легенда, что Буденный будто бы был самым безобидным в сталинском окружении. Однако именно он взял на себя инициативу предъявить обвинения в измене маршалу М. Тухачевскому и другим военачальникам, был членом суда, выносившим решение по их делу, подписал смертный приговор своему бывшему командиру и личному другу маршалу А. Егорову и в дальнейшем активно поддерживал Сталина во всех его действиях. И это при том, что его жена была репрессирована, получила 8 лет лагерей и сошла там с ума. Венцом его военной карьеры было кратковременное командование войсками Юго-Западного фронта во время II мировой войны, когда он загубил десятки тысяч жизней солдат и командиров.
К. Ворошилов. Вдумайтесь, как саркастически звучат теперь слова некогда очень популярной песни: «Когда приказ отдаст товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведет!». Ведь первый маршал — Ворошилов смолоду вместе с Сосо Джугашвили занимался экспроприацией, то есть бандитизмом, а когда началась I мировая война, подался в бега и ни дня не служил в армии, хотя и был избран солдатским депутатом в Петросовет. Правда, тут партия проявила объективность и притормозила его, резонно рассудив, что человек, не имеющий никакого отношения к армии, не может представлять её в Петросовете.
Зато Ворошилов помогал Дзержинскому организовывать ЧК, побывал в должности руководителя НКВД Украины, принял активное участие в расправе с участниками Кронштадского восстания, и, наконец, «нестроевой» Ворошилов становится командующим округом, зам. наркома и даже наркомом обороны СССР. Ворошилов отправляет своих бывших друзей и сослуживцев на смерть. По его собственным словам, в 1934—1940 гг. было репрессировано более 40 тыс. человек из среднего и высшего комсостава РККА. Документально установлено, что подпись Ворошилова имеется на 186 расстрельных списках, общей численностью 18 474 человека.
Во время II мировой войны действия Ворошилова на Северо-Западном направлении привели к блокированию Ленинграда. Однако Сталин пощадил «живую легенду» и после войны перебросил Ворошилова на «культурный фронт», где он «трудился» вместе с А. Ждановым.
Особенно странная ситуация сложилась с П. Войковым. Русская Православная Церковь возводит в ранг святых великомучеников последнего российского Императора и его семью, а именем человека, принявшего непосредственное участие в организации их убийства, названы в Москве: улица, 5 (!) проездов, станция метро и даже муниципальный округ.
Террористическая деятельность Войкова началась в 1906 г. с покушения на генерала Думбадзе. Потом почти 10 лет на партийные средства он безбедно живет в Швейцарии и весной 1917 г. вместе с Лениным возвращается в Россию. Партийная кличка «Интеллигент» отнюдь не соответствовала его сущности. Он проявил себя как мародер, сняв после расстрела царской семьи перстень с руки императрицы Александры Федоровны. При этом он отрубил палец, так как с окоченевшей руки перстень уже не снимался. Впоследствии он часто похвалялся этим приобретением перед своими приятелями.
Десятки тысяч людей ежедневно проезжают через станцию метро «Войковская», не догадываясь, что она названа в честь цареубийцы.
Аркадий Гайдар. Кто не знает этого писателя, на книгах которого выросло не одно поколение детей. Но исследователи стыдливо опускают некоторые этапы его биографии, всячески выпячивая тот факт, что он в 17 лет командовал полком. Это действительно впечатляет, только неясно, какая была необходимость доверять командование столь молодому и неопытному человеку. По этому поводу как-то проговорился сам Гайдар: ведь было это во время подавления крестьянских бунтов на Тамбовщине, когда почти все командиры, сами недавно крестьяне, перешли на сторону восставших.
После успешного укрощения тамбовских крестьян молодой комполка продолжает службу в карательных частях особого назначения (ЧОН) сначала в Башкирии, а затем в Хакассии. С его одобрения чоновцы расстреливали людей, рубили шашками, бросали людей в колодцы, не щадя ни стариков, ни детей. В одном из сел он лично убил более ста человек, выстроенных у края обрыва. Всегда предпочитал расстреливать пленных на месте, чтобы не выделять людей для конвоя; но однажды перестарался и ликвидировал какого-то ценного свидетеля, за что был исключен из партии, разжалован и отправлен на психиатрическое освидетельствование.
Подлечившись, Гайдар пробует писать, и это приносит ему громкий успех. Он женится и переезжает в Москву. Но кошмары прошлого не оставляют его. «Снятся мне убитые мною в юности на войне люди» — пишет он в дневнике. В результате: тяжелый алкоголизм, разрыв с семьей, несколько попыток зарезаться бритвой.
В 1941 г. Гайдар уходит на фронт военным корреспондентом, и бессмысленная гибель его была очень похожа на самоубийство. Имя Гайдара носят многие школы, библиотеки и детские дома в России.
Н. Крупская — верный друг, жена и соратница В. Ленина. Непосредственного участия в репрессиях не принимала, но была составительницей списков запрещаемых и подлежащих уничтожению книг. Была при этом заместителем наркома просвещения и почётным членом Академии Наук СССР. Среди запрещённых ею книг были произведения Декарта, Платона, Канта, Спенсера, Шопенгауэра, Ницше, Соловьева, Кропоткина, Льва Толстого, Достоевского, Лескова, Сенкевича, Соллогуба. Одних только детских писателей значилось 97, в том числе и К. Чуковский, замечательные сказки которого Крупская называла «буржуазной мутью».
Разумеется, категорически запрещались Библия, Евангелие, Коран, Талмуд и вообще вся религиозная литература. Крупской же принадлежит идея сносить церкви и строить на их месте школы.
И. Арманд до революции председательствовала в дамском обществе помощи проституткам. Бросив пятерых детей и мужа, занялась революционной деятельностью, была доверенным лицом Ленина; в течение пяти лет, дружно существуя в любовном треугольнике, сопровождала его и Крупскую в поездках. Когда в 1918 г. Арманд арестовали во Франции, Ленин пригрозил, что расстреляет все французское посольство в Москве, если её немедленно не освободят. И освободили.
Особую известность принесла Арманд её неистовая агитация за «свободу пола». В результате её «просветительской деятельности» в некоторых районах России (например, в Саратове) большевики провели «социализацию женщин», объявив их «общественным достоянием», что обеспечило безнаказанность последовавших за этим массовых случаев изнасилования.
Ещё одна «половая революционерка» А. Коллонтай, боевая подруга и сподвижница главы Центробалта Павла Дыбенко, тоже активно отстаивала идею «свободной революционной любви». За организацию вооруженного захвата Александро-Невской лавры была проклята Православной Церковью.
Известный писатель В. Распутин никак не мог взять в толк, почему сотни топонимических названий в сибирских селах и городах посвящены К. Цеткин и Р. Люксембург, которые никогда не бывали в Сибири. А вот почему.
В ноябре 1918 г., по инициативе Цеткин, немецкие сторонницы социалистического феминизма в поддержку своих советских единомышленниц устраивают «праздник свободной любви» для боевиков-террористов; а в 1920 г., в ходе антивоенной кампании, объявляют мобилизацию всех «сознательных пролетарских женщин», готовых предложить свою любовь любому рабочему, согласившемуся саботировать выполнение военных заказов.
Возвращаясь из поездок в СССР, Цеткин публикует восторженные отзывы. Вместе с агентами большевистских спецслужб она участвует в нескольких попытках вооруженного захвата власти в Германии. Соратники недаром дали ей прозвище «дикая Клара» и полушутя говорили, что «Клара Цеткин и Роза Люксембург — единственные мужчины в нашей хлипкой партии».
Последние 8 лет жизни она провела в подмосковном правительственном санатории «Архангельское», будучи председателем ЦК Международной организации помощи революционерам (МОПР). Её имя до сих пор носит одна из улиц Москвы.
Розу Люксембург называли в Германии «кровавая Роза» за ее яростные, на грани истерики, призывы к беспощадной расправе со всеми врагами революции. В вопросе о применении массового террора Люксембург порой занимала ещё более радикальную позицию, чем Ленин.
Другой её ипостасью была активная проповедь феминизма. Осуществляя идеи свободной любви на практике, она завязала роман с 18-летним сыном своей подруги К. Цеткин, который был моложе ее на 15 лет. В 1911 г. она организовывает демонстрацию немецких проституток, подключая их, таким образом, к революционной борьбе.
После октябрьских событий в России К. Либкнехт и Р. Люксембург резко активизируют деятельность созданной ими в Германии откровенно террористической организации «Союз Спартака». В результате спровоцированных ими столкновений пострадали многие мирные граждане, и когда Либкнехт и Люксембург оказались в руках толпы, расправа свершилась. Труп «кровавой Розы» бросили в Ландверский канал.
Память об этой авантюристке сохраняется в названии московской улицы и фабрики «Красная Роза» (о чем, наверное, даже не догадываются работающие там люди), а Карл Либкнехт увековечен во множестве топонимов по всей стране, к примеру, вот такой языко-ломной абракадаброй — город Карлолибкнехтовск.
Было бы несправедливо, разбирая «заслуги и достоинства» второстепенных лиц, почти произвольно выбранных из списка черных имен, не сказать ничего о «самом человечном человеке», абсолютном чемпионе по количеству посвященных ему топонимических и всех прочих названий, В.И. Ленине. Лучше, чем написал о нем И.А. Бунин, не скажешь: «Планетарный злодей, осененный знаменем с издевательским призывом к свободе, братству, равенству, высоко сидел на шее русского „дикаря“ и призывал в грязь топтать совесть, стыд, любовь, милосердие… Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру нечто чудовищное, потрясающее, он разорил величайшую в мире страну и убил миллионы людей, а среди бела дня спорят: благодетель он человечества или нет?»
Из рассмотренных примеров следует, что нередко увековеченные в топонимических названиях лица, будучи очищенными от пропагандистской позолоты и мишуры, оказываются антигероями и даже преступниками. Я уж не говорю о революционерах или политических деятелях, руки которых, как правило, обагрены кровью; но и люди, напрямую непричастные к террору, однако своими идеями помогавшие разрушать российскую государственность, объективно оказываются виновниками того, что произошло в нашей стране, и никак не могут претендовать на увековечение их в российской топонимике.
В этом смысле «Черная книга имен…» может служить хорошим пособием для наших учителей истории и литературы. Прочтя ее, они смогли бы внести соответствующие коррективы в раскрытие личности и творчества, к примеру, таких классических идеологов революционного движения, как Герцен, Добролюбов, Чернышевский или воспевших пролетарскую революцию Горького, Маяковского, Фурманова.
Хотя А. Герцен и осуждал террор как средство политической борьбы, его социалистическое учение пришлось по вкусу большевистским революционерам и послужило благодатной почвой для развития идей насильственного переустройства мира. Н. Добролюбов, представленный нашим литературоведением как выдающийся поэт, критик и публицист, на самом деле таковым не был. Он считал себя «отчаянным социалистом». По его убеждению, «достоинство литературы определяется тем, что она пропагандирует», а пропагандировать он считал нужным «призыв к топору».
Давая оценку роману И.С. Тургенева «Накануне», Добролюбов увидел смысл этого произведения в призыве путем вооруженной борьбы очистить страну от «внутренних врагов». Тургенев был так возмущен подобным толкованием романа, что совершенно порвал отношения с редакцией «Современника», напечатавшей этот отзыв. Не напрасно Ленин адресовал Добролюбову столь лестные слова: «Из разбора „Обломова“ он сделал клич, призыв к воле, активности, революционной борьбе; а из анализа „Накануне“ настоящую революционную прокламацию… Вот как нужно писать!»
Применять определение «демократ» к Н. Чернышевскому, также как и к Н. Добролюбову, было бы, по меньшей мере, недоразумением. Человек радикальных политических взглядов, сторонник насильственного разрушения государства, Чернышевский отвергал основу демократического общества — независимую, экономически самостоятельную личность.
В ответ на Манифест об отмене крепостного права он выпустил прокламацию с призывом к всеобщему бунту, за что и был арестован. Находясь в Петропавловской крепости (!), Чернышевский пишет свой главный роман «Что делать?». Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский и Н.С. Лесков категорически осудили роман, зато его восторженно приветствовал Ленин. Присужденные Чернышевскому 14 лет заключения Александр II сократил вдвое. Впрочем, условия каторги не мешали сочинять пьесы, повести и романы, читать их вслух другим заключенным и высылать издателям для публикации.
Все три упомянутых «революционных демократа» щедро увековечены в российской топонимике.
Дореволюционные сочинения А.М. Горького создали ему репутацию борца за социальную справедливость, но смуту он начал сеять еще тогда. Его «Песня о Буревестнике» в качестве прокламации была распечатана в миллионах экземпляров. Член РСДРП с 1905 г., он, будучи весьма состоятельным человеком, щедро финансировал ленинские газеты «Искра» и «Вперед». Вернувшись из турне по Америке, передал в партийную кассу 10 тыс. долларов.
После октября 1917 г., критикуя на словах действия большевиков, Горький находится в дружеских отношениях с их вождём, которого в очерке «Владимир Ильич Ленин» (1920 г.) приравнял, не более и не менее, как к святым. И.А. Бунин назвал эту статью «бесстыдным акафистом». 8 лет до революции и 10 после неё Горький безмятежно проводит за границей, главным образом в Италии, на своей вилле на острове Капри.
В 1929—1931 гг. регулярно публикует в «Правде» статьи, которые впоследствии составили сборник «Будем на страже!». Именно тогда им был выдвинут лозунг «Если враг не сдается, его уничтожают!», ставший своеобразным девизом всей советской политики на многие годы. Там же он восхищается «подлинно общечеловеческим, пролетарским гуманизмом учения Маркса — Ленина — Сталина».
Горький посещает Соловецкие острова — один из первых концлагерей будущего ГУЛАГа, и оставляет в «Книге отзывов» восторженные похвалы тюремщикам. В поддержку сфабрикованному «делу Промпартии» пишет пьесу «Сомов и другие» про «инженеров-вредителей», а позднее присоединяет свой голос к обвинениям против профессора Рязанова и «его сообщников», которые были расстреляны за «организацию пищевого голода».
Справедливости ради надо сказать, что изредка он обращался к своему ближайшему другу, в то время главному чекисту Г. Ягоде, выражая недоумение по поводу арестов некоторых знакомых ему старых членов партии. Но гибель миллионов «простых» людей у него такого недоумения не вызывала.
Выступая на открытии Беломоро-Балтийского канала (при сооружении которого погибло более 100 тыс. заключённых), Горький со слезами умиления говорит об «удивительных воспитательных способностях и необычайной скромности чекистов, талантливо организовавших это строительство».
И, наконец, его программное заявление: «Обвинение вождей революции в зверстве — ложь и клевета, неизбежные в борьбе политических партий, ибо жестокость форм революции объясняется не зверством большевиков, а исключительной дикостью и жестокостью русского народа».
Объекты, носящие имя Горького, в обязательном порядке присутствуют в каждом населенном пункте нашей страны.
В. Маяковский, особенно ранний, был поэтом талантливым, но какой оказалась направленность этого таланта? Он не любил Россию: «Я не твой, снеговая уродина». Его произведения послеоктябрьского периода содержат упоение стихией разрушения и открытые призывы к убийству: «Жарь, жги, режь, рушь!», «Хорошо в царя вогнать обойму!».
И всё та же бредовая идея мировой революции: «Крепи у мира на горле пролетариата пальцы!».
Маяковский кощунственно глумится над Церковью и шлет чудовищные проклятья на головы врагов революции: «Пусть столицы ваши будут выжжены дотла!», «Пусть из наследников и наследниц варево варится…».
За несколько дней до гибели он заявляет: «Я не отделяю себя от партии». И потому не случайно именно о нем сказал Сталин: «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи».
Когда заходит речь об увековечении Маяковского в столичной топонимике, мне сразу вспоминаются эти строки, вполне определенно выражающие его отношение к Москве: «Храпит Москва деревнею, а в небе цвета крем / Глухой старухой древнею никчемный черный кремль».
Д. Фурманов известен благодаря некогда чрезвычайно популярному кинофильму «Чапаев», снятому по написанному им одноименному роману. По сути, это был еще один миф, до неузнаваемости исказивший историю гражданской войны.
В. Чапаев действительно храбро воевал в I мировую войну, имел Георгиевские кресты и дослужился до подпрапорщика. С 1917 г. он — анархист, подхваченный мутной волной революции и ставший впоследствии красным комдивом. Жестоко подавлял в Николаевском уезде вызванные непосильной продовольственной разверсткой крестьянские волнения. Но особенно отличился он в борьбе с уральскими казаками.
Расказачивание на Урале было беспощадным и превратилось в настоящий геноцид. В некоторых районах войсками Чапаева было истреблено до 98% казаков. Фурманов вспоминает: «Он, словно чумной, кидался по степи. Пленных приказал не брать ни каза-чишка. Всех кончать подлецов!» Очень не любил Чапай образованных людей: «Все они сволочи! Интеллигенты!». Не гнушался комдив и применения «заградотрядов», стрелявших в спину своим. Таков был полководец «из народа», на примере которого долгое время воспитывали молодых защитников отечества.
Чапаев не тонул в реке Урал, а просто казаки настигли-таки и разгромили его штаб в районе станицы Лбищенской, которая носит теперь его имя.
Как с одобрением писал Луначарский: «Фурманову удалось ни на минуту не отойти от внутреннего марксистского регулятора», — что совершенно естественно, ведь будущий писатель сам приложил руку к расстрелам, подавляя Ярославское восстание и работая в революционном трибунале. Впоследствии Фурманов был политредактором Госиздата, где продолжил беспощадную борьбу с классовыми врагами, но уже на литературном фронте.
Хорошо, что ул. Фурманова в Москве уже нет, а вот Чапаевский пер. еще остался, не говоря о множестве разбросанных по всей России посвященных ему названий. Есть среди них даже приток Волги.
Не оставили без героических образцов и нашу детвору. Канонизированный советской пропагандой Павлик Морозов был представлен жертвой классовой борьбы в деревне. В действительности это был болезненный, озлобленный и малоразвитый подросток. В свои 13 лет он едва читал по слогам и никаким пионером, конечно же, не был. Причиной убийства стало сведение внутрисемейных счётов; а на отца, незадолго до этого ушедшего из дома к другой женщине, он донес по наущению обиженной матери.
Вся эта история, случившаяся в разгар кампании по борьбе с кулаками, оказалась как нельзя на руку советской пропаганде. «Собрание бедноты деревни Герасимовка потребовало применить к подлым убийцам высшую меру наказания» — писали газеты. «Правда, после суда — как вспоминает мать „героя“ Татьяна Морозова — нас в деревне возненавидели. Могилу Павлика и Феди затаптывали, звезду ломали, полдеревни ходило туда испражняться». Позднее Сталин распорядился переселить Т. Морозову в Крым и назначить ей персональную пенсию.
Всем пионерским организациям было предписано создавать специальные группы, призванные следить за своими родителями и соседями. Юных доносчиков награждали за это ботинками, велосипедами и поездками в пионерлагерь «Артек». Именем отцеубийцы продолжает называться улица в столичном округе Южное Бутово и множество различных детских учреждений на территории Российской Федерации.
Правду о нашей новейшей истории скрывали многие десятилетия. К сожалению, случилось так, что история России была написана её убийцами, а карта осквернена их кровавыми именами.
Однако всё тайное рано или поздно становится явным. Пока у нас не иссяк интерес к прошлому, есть и надежда на будущее. Равнодушие к окружающим нас названиям нетерпимо, ведь каждое наименование — это своего рода «визитная карточка» города, улицы, предприятия. Сумели же восточноевропейские страны избавиться от скверны топонимического и мемориального наследия большевизма. Доколе же нам оставаться заповедником советчины, терпеть кощунственное увековечение событий и лиц, которые по сути своей преступны?!
Жить не по лжи! — призывает нас А.И. Солженицын. И авторы «Чёрной книги имен…» имеют право считать, что они внесли достойную лепту в осуществление этого принципа. За что им нижайший поклон!
Р.S.: Конечно, в «Чёрной книге…», как и в любом сборнике, включающем в себя материалы нескольких авторов (а их здесь 17) неизбежны некоторые несогласования, впрочем, не снижающие её значения. Быть может, имело бы смысл дополнить книгу фамилиями М.С. Кедрова, А.Н. Винокурова, Е.Д. Стасовой, А.С. Ведерникова и некоторых других.
И еще пожелание. Если будут выходить последующие издания этой книги (что совершенно необходимо, так как тираж 2500 экз. явно недостаточен) неплохо было бы снабдить каждый из очерков фотографией главного героя. Уж очень хочется иногда, узнавая о некоторых новых фактах из жизни этих персонажей, хотя бы на фото, посмотреть им в глаза.
Посев. 2005. N 4.
