Истоки Второй мировой войны нетрудно проследить в Первой мировой войне, из которой потрясенная Россия ушла в революцию, изоляцию, колоссальный по масштабам социальный эксперимент. Германия, почти выдержавшая давление едва ли не всего мира, вышла из этой же войны озлобленной, с подспудной решимостью взять реванш. Версальская система, гарантами которой были Франция и малые страны Восточной Европы, не могла быть эффективной потому, что ее прямыми и косвенными жертвами были две крупнейшие державы континента — Германия и Советская Россия. Возникновение между этими двумя странами хотя бы малейшего взаимопонимания, ощущения параллельности интересов сметало Версальскую систему как карточный домик.
Первый «удар колокола» прозвучал в итальянском городке Рапалло, где представители большевиков нормализовали отношения с Германией. Вторым был приход к власти в Германии национал-социалистов. Они изолировали страну, поощрили национальную экзальтацию, сплотили коллективную волю и предложили в качестве национальной идеологии худший вариант социал-дарвинизма: сильные выживают, слабые погибают. Нацисты исказили психологию страны «гневом за предательство» 1918 года, посеяли в умах молодого поколения веру в безусловное превосходство германской расы, объявили необходимость взять реванш за поражение исторической миссией народа…
Третий «удар колокола истории» прозвучал, когда окружающие Германию народы — в бессилии, слепом эгоизме и страхе, гонимые памятью о прежней мировой катастрофе и надеждой умиротворить агрессора — пошли на уступки, равные капитуляции. Этим они укрепили национал-социализм и подорвали союз Запада и Востока как единственный противовес агрессивным устремлениям немцев. Польша, Англия, Бельгия, Франция, СССР в 1934—1939 годах в той или иной степени предпочли компромисс с агрессором силовому противостоянию и тем самым обрекли себя на военное испытание в худших условиях.
Цивилизационные и социальные различия главных европейских государств — Советского Союза, Британии и Франции — встали на пути формирования новой Антанты, направленной на самооборону европейских жертв германского динамизма, тевтонской ярости, принявшей в третьем рейхе Гитлера причудливые и страшные черты. Войны могло бы и не быть, но для этого европейским народам нужно было отказаться от итогов Первой мировой войны и согласиться на ту или иную степень зависимости от германского рейха. Дольше всех иллюзию ограниченности германских притязаний питали Лондон и Париж, трепетавшие перед опасностью повторить недавний разрушительный опыт, что и сказалось в Мюнхенском соглашении 1938 года, начавшем процесс ревизии послевоенных границ.
С подобным изложением причины вползания мира во Вторую мировую войну согласится, пожалуй, большинство ее историков. Скажем, ведущий американский историк Г. Вайнберг исходит из того, что «какими бы ни были конфликтующие между собой амбиции и идеологии мировых держав в 1920 — 1930-е годы, будет справедливым утверждать, что, за единственным исключением Германии, ни одна европейская нация не считала еще одну мировую войну приемлемым ответом на всевозможные проблемы. Без германской инициативы еще одно мировое кровопролитие было немыслимо для всех стран, оно немыслимо для историка».
Япония никогда бы не превратила в более широкий конфликт свою войну с Китаем, ведущуюся с 1937 года, если бы не феноменальные победы Германии в 1940 году, позволявшие Токио надеяться на создание огромной азиатской империи в благоприятный период «занятости» основных мировых сил европейским конфликтом. Нападение Германии на СССР и Японии на США превратило европейский конфликт в подлинно мировую войну, где сражения велись на нескольких театрах военных действий… К сожалению, некоторые историки Второй мировой войны сегодня стремятся измерять по одной шкале значимости различные по калибру явления. С нашей точки зрения, исторически некорректно ставить на одни исторические весы главное и второстепенное, локальное и решающее по значимости. Справедливым будет утверждать, что главным полем разрешения второго мирового конфликта был советско-германский фронт. Именно здесь — в столкновении всей полномасштабной мощи Германии и Советского Союза — решалась судьба мировой войны.
Представьте себе поражение СССР в 1941 году, смыкание Германии с Японией, превращение Евразии в контролируемую «осью» Берлин — Рим — Токио мировую крепость. Внутри этой крепости, где часть индийцев восстает против англичан, где Турция и арабский мир присоединяются к «оси», где живут более двух третей мирового населения и размещены 70 процентов индустриальных мощностей мира, германская и японская зоны влияния наверняка сумели бы внушительно противопоставить себя Соединенным Штатам, имевшим в начале конфликта армию меньше бельгийской.
Гейзенберг создает ядерное оружие; нефть Персидского залива в руках далеко не англосаксонских; в Пенемюнде Вернер фон Браун завершает создание того, что позже будет названо межконтинентальными баллистическими ракетами; в Пилау и Бременсхафене завершаются работы над самыми совершенными, лучшими в мире подводными лодками — они изолируют военно-морской флот США даже в случае его самого широкого развития; авиационная промышленность Германии создает реактивную авиацию, способную (бомбардировочный вариант, на котором настаивал Гитлер) наносить удары и по «нереактивной» Британии, и по далеким Соединенным Штатам. Разве фантастическими видятся планы мирового господства страны, единственной в мире имеющей такой набор военного могущества: ядерное оружие, МБР, сверхзвуковая стратегическая авиация, лучшие в мире подводные лодки? Не говоря уже о традиционно самом эффективном наземном компоненте вермахта с его «Тиграми», «Пантерами» и «Фердинандами», поддерживаемыми с воздуха пикирующими бомбардировщиками «Юнкерс-88».
На этом пути стояла лишь одна сила — Советская Россия. Именно вследствие этого конфликт Берлина и Москвы стал осью мирового противостояния, осью, на которой решалась судьба всего мира. Восемьдесят процентов германских потерь приходится на Восточный фронт. Здесь были задействованы более трех четвертей боевых мощностей вермахта и европейских союзников Германии. Битва при Эль-Аламейне — при всей ее стратегической и эмоциональной значимости — не сравнима с шедшей синхронно Сталинградской битвой. Мы бесконечно благодарны нашим верным союзникам, но их бои в Тунисе, под Монтекассино, в Нормандии, при освобождении Парижа, в Арденнах, на Лойте и Окинаве не идут ни в какое сравнение с битвой на Курской дуге, с операцией «Багратион», с Берлинской битвой. Эти сражения Второй мировой войны — сражения Жукова, Конева, Рокоссовского, Малиновского — возвышаются над победами Эйзенхауэра, Монтгомери, Александера и Макартура просто на порядок. Мною движет не ущемленная гордость, а простое уважение к исторической истине. Судьба Второй мировой войны решилась на русских полях, а не в африканской пустыне и не на тихоокеанских атоллах. Мировая война обрела свой итог в Восточной Европе еще до того, как первый наш доблестный западный союзник вышел к побережью Нормандии. Право так утверждать завоевано не нами, а предшествующим поколением, не пощадившим себя в битве против «нового порядка» — германского орднунга в Европе и мире.
Мы вместе — СССР, США и Соединенное Королевство — возобладали над «осью» Германии, Италии и Японии. Бесконечна наша благодарность союзным державам, они помогли нам в роковое время — тогда, когда Красная Армия вела смертельный бой под Москвой, когда немцы вышли к Волге, когда Гитлер замыслил битву у Курска… Неблагодарность — отвратительное качество. Но ради павших и ради истины не забудем о подвиге нашего народа, спасшего и себя, и весь мир.
В истории нашей страны не было более трагического испытания, чем война, начавшаяся 22 июня 1941 года. Задуманная как война на истребление, она поставила вопрос о нашем историческом выживании. Эта война изменила судьбу всей страны и каждого в ней живущего с самого рассвета самого долгого дня 1941 года — самого трагического дня нашей истории. Далекий от благоденствия народ был погружен в проблемы социального переустройства, неслыханной по темпам индустриализации, перехода крестьянства в новое состояние, рецидивов Гражданской войны. По отношению к утвердившемуся политическому режиму царила спартанская лояльность. Наша армия, отличавшаяся исконной готовностью к самопожертвованию, традиционным стоицизмом, безусловной преданностью Родине, была, увы, в огромной степени ослаблена перерывом в традиции военного воспитания профессиональных военных, пять столетий делавших ее непобедимой. Ее моральный дух был ослаблен несколькими волнами чисток, в атмосфере которых сковывались инициатива, свобода анализа, рассудительность и ответственность.
Противостоявшая ей германская армия была вооружена всеми средствами технически совершенной цивилизации, приемами многовекового военного опыта, обновленного в 1939—1941 годах, и укомплектована преимущественно индустриальными рабочими — методичными, инициативными, дисциплинированными, воспитанными в духе безусловного расового превосходства.
Два обстоятельства спасли нашу страну. Первое — военная промышленность дала меч. Второе, главное — в час выбора между жизнью и спасением Родины наш солдат самоотверженно жертвовал жизнью.
Великая коалиция Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании после нескольких лет отчаянной борьбы одержала верх над союзом Германии, Японии и Италии. Обе стороны мобилизовали огромные ресурсы, но антигитлеровская коалиция превзошла своих противников в материальном отношении и, главное, в решимости и готовности пойти на любые жертвы ради защиты своей национальной свободы. Обращение к статистике показывает, чей индустриально-научный потенциал оказался выше, чьи ученые и рабочие сумели быстрее и убедительнее создать предпосылки к победе в войне моторов и огневой мощи.
Но для окончательной демонстрации своих преимуществ коалиции требовалось время, а его-то и не хватало в мобильных операциях Второй мировой войны, для проведения которых в течение нескольких дней оказывались задействованными огромные людские ресурсы. Поэтому, несмотря на общий превосходящий потенциал, союз Москвы, Вашингтона и Лондона в первой половине войны пережил несколько критических фаз, когда чаша весов могла склониться в противоположную сторону.
Красная Армия, выйдя из страшных подвалов Сталинграда, обрела не только новое дыхание, но и новый внешний вид. Гвардия получила особый знак. Офицеры надели кители с золотыми погонами — теми самыми, которые революционные солдаты 1917 года срывали с офицеров Русской армии. Единоначалие в войсках уже было введено 9 октября. Осененные знаменами своей истории, полки и дивизии связали воедино историю и современность, дали солдату и офицеру чувство гордости за тех, кто создавал нашу державу, кто творил нашу культуру, кто породил гениев во всех проявлениях человеческого духа.
Иностранные наблюдатели — доброжелатели и недруги — тогда начинают писать о стране и армии по-новому, иначе оценивая то, что части из них казалось «колоссом на глиняных ногах». Русская армия 1914−1917 годов была, несомненно, армией крестьян. К эпохе изобретения индустриальных способов борьбы — танки, самолеты — Россия породила поколение своих граждан, способных справиться с современной техникой. Их судьба была тяжелой, но они сохранили доблесть отцов и прадедов: упорство, мужество, беспредельную жертвенность, фаталистическую небоязнь смерти. Они добавили и новые черты — владение техникой, самостоятельный расчет, ориентация в большом и малом мире. Без этого Сталинград вошел бы в германскую, а не в нашу историю. Английский историк А. Кларк отмечает, что «начиная с этого времени Красная Армия владела инициативой, и, хотя немцы еще старались во многих случаях (и преуспевая в ряде этих операций) изменить баланс сил, их усилия могли иметь лишь тактический успех. Начиная с ноября 1942 года позиция вермахта на Востоке была в фундаментальном смысле оборонительной».
Нацисты сами навязали Советскому Союзу войну на истребление… Красная Армия набиралась мастерства с каждым месяцем, а вермахт параллельно терял уверенность в своих вождях, приведших элитную армию на волжские утесы, где она и замерла. Поражение под Сталинградом потрясло Германию, ориентированную нацистской пропагандой на «лишь слегка затянувшийся» блицкриг. Весь многолетний опыт, впитанный немцами с августа 1914 года, гибели армии Самсонова, и до высокомерного Брест-Литовска, где генерал Гофман продиктовал России мирный договор, убеждал население Германии, что эти азиатские недочеловеки просто неспособны ни на что перед тевтонской изобретательностью и эффективностью. Тем сильнее был эффект Сталинграда, где новоиспеченному германскому фельдмаршалу не хватило даже человеческого мужества генерала Самсонова — застрелиться.
Весы истории в последний раз заколебались близ деревни Прохоровка, где 12 июля 1943 года вермахт дал свой последний наступательный бой. 18 часов длилась невиданная танковая битва, когда военное счастье переходило с одной стороны на другую много раз. Заполночь семьсот танков застыли в самом необычном виде — с башнями и без оных. В русской степи стояли остовы трехсот немецких танков и среди них — семьдесят «тигров». Тяжелыми были потери советской стороны, но она отбила попытки обхода и бестрепетно пошла лоб в лоб. Наши танкисты гибли, но немцы уже больше никогда не пробовали испытать их на мужество в непосредственном танковом столкновении. Немцы решили не продолжать атаковать в лоб — наступательная фаза войны на Восточном фронте для вермахта окончилась. Теперь в наступление на всех фронтах перешла антигитлеровская коалиция — вплоть до Берлина и Эльбы, вплоть до Маньчжурии и линкора «Миссури».
Надо отдавать себе ясный отчет в том, что идеология нацистской Германии и идеология Советской России не имели между собой ничего общего. Первая основывалась на экзальтированном, фанатичном национализме. Вторая — на социальном восстании масс. Немецкого школьника учили, что мировая культура и наука происходят от германского корня, что «Германия превыше всего» и задачей живущего поколения является обеспечение ей самого лучшего места под солнцем. Советские школьники учили наизусть Гете и Шиллера, их воспитывали в безусловном уважении к великой германской культуре и науке. Невозможно представить себе советского учителя, который возвещал бы органическое превосходство русского — советского — народа над прочими.
При любом отношении к социализму невозможно опровергнуть тот факт, что он не провозглашал национальной исключительности, не ставил другие народы рангом ниже, не взывал к темным инстинктам крови, не порождал спесивого высокомерия. В годы отчаянной битвы за спасение страны от вторгшегося в нее врага в России издавали книги немецких мыслителей и поэтов. Пытаться сегодня поставить знак равенства между двумя полярными системами ценностей можно, лишь предавая историческую истину.
Многие различия двух столкнувшихся в войне обществ проистекали даже не из идеологии, а из контрастных особенностей цивилизационного опыта, западного и восточно-европейского. Индивидуализм, с одной стороны, и коллективизм — с другой, рациональность и эмоциональность, протестантская трудовая этика — и энтузиазм самоотвержения, опыт реформации и традиции православия. Эти различия существовали задолго до Петровской эпохи, сохранились в советское время и долго еще будут существовать после нас. Пять столетий подряд демонстрировал Запад победу качества над количеством, победу западной рациональности над фатализмом незападных народов. Вот почему человеку Запада всегда было трудно осмыслить особый случай России, подлинный источник русской силы.
* * *
На блеклой фронтовой фотографии на фоне Бранденбургских ворот стоит в группе своих армейских друзей мой отец, тридцатичетырехлетний капитан Иван Уткин. И дата на обороте примечательная — 9 Мая 1945 года. У всех потрепанные гимнастерки, у всех счастливые молодые лица. Трудно сказать, о чем они думают, но ясно, что не о тяжести пройденного пути — у всех улыбка на устах и неистребимая вера в грядущее в глазах. Только с этой верой и можно было пройти тот путь, без нее он был бы непосильным. Как дальше сложится жизнь, не знал никто, но после этого свирепого ужаса, после полутора тысяч дней и ночей насилия, смерти, страдания жизнь в будущем не могла не казаться сплошным праздником. Раны заноют завтра, контузии схватят за горло потом, осознание разора, неимоверности потерь, несказанности жертв придет позднее. А сейчас, как хорошо видно на этой полуистертой фотографии, жизнь обещает быть безоблачной. Ведь отстояли, победили, выжили…
Пройдет много лет, сменятся поколения, вспыхнут сомнения, все подвергнется едкому скепсису, но если есть в нашей жизни что-то настоящее, так это то, что мы выиграли в самой жестокой из войн, во Второй мировой войне. Выиграли для всего мира как часть великой коалиции, но и для себя, для страны, которая через полвека засомневается в себе, для страны, которая преодолела непреодолимое. Но это уже рана другого времени, а пока на дворе 9 Мая и нет более счастливого дня. Кровь и пот миллионов, память о недошедших, великое счастье спасения мира и себя от жесточайшей из тираний — все это навсегда делает День Победы святыней.
Она была добыта невероятными усилиями, огромными жертвами, мобилизацией всего лучшего в нашем народе, который готов заплатить за свою свободу любую цену. Англичанин Овери: «Состояние войны было острым чувством, но оно воспринималось суровым и фаталистическим народом равно так же, как этот народ переживал все предшествующие трудности… Стоимость войны для России просто затмевает страдания других стран. Не может быть спора о том, что советское население перенесло такие страдания, которые просто несравнимы с потерями союзников СССР».
Память народную можно убить только вместе с народом. Мы никогда не забудем тех, кто рвал жилы на бесчисленных переправах, кто врывался в сожженные города, кто горел в танках, кто прощался с товарищами в последнем пике, кто бросался из окопа под ураганный огонь, кто грудью ложился на амбразуру, тащил с поля боя товарища, со связкой гранат бросался под танки врага, кто не пожалел своей жизни и все одолел. Не ради наград, а ради чести и свободы страны, ради того, чтобы никто в мире не навязал нам своей воли. Лучшие среди них не знали бравады, напротив, они хорошо помнили невероятную цену победы, немыслимость усилий, бессчетность жертв. Они никогда бы не победили, если бы солдат в окопах, танкист в броне, летчик в небе не воспринимал приказы командира, как приказы Родины. А перед Родиной мы все равны… И нам позволено точно знать, что главным элементом события, называемого Второй мировой войной, является наша Великая Отечественная война.
На наших полях, кровью наших воинов была остановлена неудержимая прежде машина вермахта. Восемь из десяти немцев вольно и невольно сложили оружие, борясь с нашей армией, — признали наши союзники. Именно наша армия и наш народ, беззаветно жертвуя собой, приложили те невероятные усилия, которые повергли ниц главную силу, противостоявшую нашему союзу с Западом, — гитлеровскую Германию, привели нашу коалицию к победе в мировой войне и обеспечили поворот в судьбах мира. Под скромными обелисками на обширных просторах от Эльбы до Волги упокоились вечным сном те, чья оборвавшаяся в цвете лет жизнь — это наша свобода. И пока мы помним себя, мы просто не имеем права в буднях дня, в горести неудач и радости свершений забыть и тех, кто дал нам свободу жить, творить и исправлять свои ошибки. Иначе в нашей жизни нет смысла.
http://www.redstar.ru/2005/05/1205/301.html
