 |
| Независимое военное обозрение | Владимир Макаров, Андрей Тюрин | 27.04.2005 |
Методы таких спецопераций, как радиовойны, — в чекистской терминологии для их обозначения применяют заглавную литеру «Э» (от слова «эфир») — советская контрразведка освоила с поразительной скоростью. Начиная с июня 1941 года развернувшаяся между спецслужбами Германии и СССР тайная битва начала набирать обороты. А в начале второго периода войны (начиная с зимы 1942 года) так называемая война в эфире и вовсе приняла невиданные доселе размах и интенсивность. Радиоигры, проводимые в годы войны советской контрразведкой, превратились, в сущности, в единую «Большую игру»: на немецкие спецслужбы обрушились «гигабайты» умело подготовленной дезинформации, парализовавшей работу гитлеровской разведки и контрразведки.
Битвы под Сталинградом, Курском, Белорусская и Ясско-Кишеневская операции советских войск — далеко не полный перечень сражений, исход которых не был бы столь успешным и впечатляющим, если бы не гигантская невидимая работа советских чекистов по дезинформации врага и обеспечению скрытности подготовки операций. Так, в целях обеспечения скрытности работы по разгрому группировки врага на Курской дуге были задействованы возможности 17 проводившихся контрразведкой радиоигр.
Благодаря именно радиоиграм советской контрразведке удалось практически парализовать разведывательно-диверсионную активность Абвера и СД: «За время Великой Отечественной войны органами государственной безопасности в тыловых районах страны выявлено и разоблачено 1852 вражеских агента, из них 554 агента — парашютисты, входившие в состав 172 диверсионных групп, 663 агента — в составе 242 разведывательных групп, 302 агента — в составе 35 разведывательно-диверсионных групп, 109 агентов-диверсантов и 224 агента-разведчика. 681 вражеский агент явился с повинной в органы госбезопасности, 127 убиты при задержании. У задержанных агентов-парашютистов захвачено 376 коротковолновых радиостанций».
ДОЛГИЙ ПУТЬ В «САТУРН»
Особенных успехов в поединке с Абвером советская контрразведка добилась после образования в апреле 1943 года военной контрразведки Смерш НКО СССР (Народного комиссариата обороны. — «НВО»), которой и было поручено вести радиоигры с противником. Однако часть подобного рода акций все же осталась в ведении НКВД-НКГБ СССР. К ним относится и одна из крупнейших в истории радиоигр советской контрразведки периода Отечественной войны под кодовым названием «Монастырь». Проводилась она 4-м Управлением НКВД-НКГБ под руководством Павла Судоплатова и продолжалась практически в течение всей войны: с осени 1942 по весну 1945 года.
Учитывая большой масштаб оперативных мероприятий, проводимых в рамках задуманной легенды, из «Монастыря» выделили материалы в два самостоятельных дела. По одному из них — «Курьеры» — проводились дальнейшие оперативные мероприятия по задержанию немецких агентов, прибывавших в Москву в качестве разведчиков и курьеров. По другому — «Березино» — легендировалось наличие крупной немецкой воинской части под командованием подполковника Шерхорна, скрывающейся в лесах Белоруссии.
Операция «Монастырь» проводилась по нескольким направлениям. В соответствии с одним из них развернулась работа по обнаружению прогерманских настроений среди «старой» интеллигенции. Проводилась она по линии СПО (Секретно-политического управления при Главном управлении государственной безопасности НКВД. — «НВО»).
За Садовским, вокруг которого постоянно вращались монархически настроенные единомышленники, советские контрразведчики начали вести наблюдение еще с начала 30-х годов. Богдану Кобулову, заместителю наркома внутренних дел СССР, начальники 3-го и 4-го управлений НКВД Николай Горлинский и Павел Судоплатов докладывали в январе 1942 года следующее. «В 1933 году органами НКВД была вскрыта и ликвидирована монархическая группа молодежи, группировавшаяся вокруг Садовского, сам Садовский арестован не был. Ликвидированная группа уже тогда ориентировалась на германский фашизм. Вторая группировка, созданная Садовским, была ликвидирована в 1935 году, и, наконец, третья группа (Раздольского) вскрыта СПУ НКВД СССР в начале 1941 года…» Этот документ, по существу, стал базовым для создания легенды операции.
Чекистами был составлен «портрет» Садовского, внимательно изучено его поведение, выяснен круг близких друзей и знакомых. В справке «О Садовском и его группе», подготовленной 2-м отделом НКВД в декабре 1941 года, говорилось: «Кадры русских монархистов были разбиты и рассеяны еще в первые годы революции. В эмиграции многие физически вымерли. Вряд ли много осталось в живых и в СССР. Тем более интересно отметить существование и жизнь одного, явного монархически антисоветского гнезда, долго уже существующего в Москве, хорошо известного органам нашей разведки, с начала войны в известной мере активизирующегося… Нашли себе здесь приют разные бывшие чины императорского двора, и в числе других, здесь же, приютился переехавший в Москву из г. Горького, тогда еще Нижнего Новгорода, разбитый параличом писатель Садовский Борис…»
План «Монастыря», разработанный 4-м Управлением НКВД, предлагал воспользоваться стремлением Садовского установить связь с немцами. «Монастырь» должен был решить задачу по созданию канала, дававшего возможность забросить советскую специальную агентуру в Германию. Кроме того, операция преследовала цель дезинформировать немцев о положении в СССР, а также выяснять круг интересующих немцев военных и других вопросов.
11 января 1942 года состоялось знакомство Бориса Садовского с Гейне, тем самым советским разведчиком, которому предстояло проникнуть в Абвер, разведывательные структуры германской армии.
Справка на агента 2-го отдела НКВД Гейне от 16 января 1942 года говорит: «Демьянов Александр Петрович, 1910 года рождения, уроженец города Калуги, русский, беспартийный, образование высшее, по специальности инженер-электрик, изобретатель, в 1932 году арестовывался ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление. — «НВО») по подозрению в организации коллективной читки мемуаров Шаляпина, освобождается без последствий… За время работы с нами показал себя инициативным, волевым, способным, любящим разведывательную работу агентом. Гейне знает подрывное дело, хорошо знаком с электро- и радиотехникой. Был подготовлен для работы в Москве на случай захвата ее немцами. Изъявил согласие выполнять любое боевое поручение… Гейне согласен идти в тыл врага для выполнения специального задания по агентурному делу «Монастырь».
По легенде, советский агент должен был добиться свидания с немецким командованием и по возможности установить контакт с «германским правительством» для выяснения «реальной возможности действительного прихода немцев в Москву и определения в этой связи задач группы».
Гейне был всесторонне подготовлен к заброске в тыл врага. Его чувства и душевное состояние в тот ответственный момент отражены в рапорте сотрудника 4-го Управления, обеспечивающего переброску Демьянова за линию фронта от 17 февраля 1942 года: «…В течение всего времени, занимавшего подготовку к операции, Гейне чувствовал себя хорошо, настроение его было бодрое, приподнятое, чувствовалась твердая уверенность в успешном выполнении задания».
Как и рассчитывали на Лубянке, Гейне — как представитель антисоветской подпольной организации — заинтересовал Абвер. Прежде чем поверить легенде, немецкая контрразведка тщательно проверила Александра Демьянова. Выдержка, логичность скрупулезно разработанной НКВД легенды, к тому же подкрепленной реально существующими лицами, были настолько убедительны, что абверовцы совсем скоро поверили нашему разведчику.
С передовой немцы доставили Гейне в Гжатск, куда для допроса из Смоленска прибыл один из руководителей «Сатурна», Кауфман. Немец тщательно допросил Демьянова и даже имитировал расстрел. Позднее агент так описал этот эпизод: «…Кауфман опять несколько раз предлагал мне сознаться в том, что я послан НКВД. На все это я отвечал, что если бы знал, что со мной будут так разговаривать да еще обвинять в связях с НКВД, то ни за что бы сюда не пришел. На это Кауфман заявил мне: «Вы будете поставлены к стенке, если не сознаетесь, даю полчаса на размышление». После этого обер-лейтенант отвел меня в комнату, где я ночевал, и оставил одного, — в комнате по-прежнему на стенах висели винтовки и автоматы. Прошло больше, чем полчаса, а за мной все никто не шел, и я решил лечь на кровать. Через некоторое время за мной пришел обер-лейтенант с двумя солдатами, вооруженными винтовками, предложил следовать за ним, предварительно сказав, чтобы я надел пальто. Солдаты вывели меня во двор, поставили у стенки, а сами отошли к стоявшему неподалеку обер-лейтенанту и Кауфману. Так мы постояли минут десять, после чего меня привели в комнату, где раньше был на допросе, предложили снять пальто, угостили сигаретами, а Кауфман достал бутылку французского коньяку и стал со мной выпивать…»
Спустя два дня после заброски Гейне в расположение немецких войск, 19 февраля 1943 года, в 4-е Управление из 2-го спецотдела поступило сообщение о том, что условный сигнал от нашего агента получен. Путь в «Сатурн» (разведорган группы армий «Центр») был открыт. Игра с Абвером началась.
ИГРА НАЧАЛАСЬ
Спустя почти месяц, 15 марта, Гейне с еще одним немецким диверсантом был выброшен на парашюте в советском тылу. На следующий день Судоплатов доложил наркому Берии, что от заместителя начальника УНКВД по Ярославской области по «ВЧ» поступило сообщение о явке в УНКВД агента 4-го Управления Гейне. Демьянов рассказал, что вместе с ним был сброшен вооруженный наганом агент немецкой разведки, имеющий с собой радиостанцию. НКВД тут же предприняло необходимые меры к задержанию второго парашютиста…
Уже 19 марта Гейне представил Судоплатову подробный, 85-страничный доклад о «визите» в Абвер и своем путешествии по оккупированной территории. Особое внимание НКВД в рассказе Гейне привлекла информация о воздействии бомбежек советской авиации Минска, особенно в районе Дома правительства, где разместились высшие оккупационные власти:
«…Налет советской авиации производит на противника сильное впечатление. Каждый вызывает большую панику среди солдат и офицеров, пытающихся скрыться куда попало и поднимающих беспорядочную стрельбу из автоматов и винтовок. Немецкие солдаты и местные жители, с которыми беседовал источник, говорят, что «прицельность советской авиации гораздо выше немецкой, также как и качество советских бомб». На документе сохранились резолюции: «Насчет результатов бомбежек послать тов. Сталину. Л.Берия. 23/III-[19]42 г.»; «Исполнено — сообщено т. Сталину, ком[андующему] Военно-возд[ушными] силами Кр[асной] армии т. Жигареву и нач[альнику] Дальней авиации т. Голованову за # 495/б от 27/III-[19]42 г. Копия сообщения хранится в 9 отделении 2-го отдела. Маклярский. 28/III-[19]42 г.».
Отправляя Гейне на территорию Советского Союза, немецкая разведка снабдила его деньгами, радиопередатчиком и другим шпионским оборудованием. Задание его заключалось в том, чтобы, во-первых, активизировать антисоветскую пропаганду среди населения, всячески восхваляя гитлеровскую армию и «новый европейский порядок». Во-вторых, агент должен был вести агитацию за немедленное окончание войны. В-третьих, Гейне поручили развернуть диверсионную и саботажническую деятельность, а также приступить к созданию подпольных ячеек организации в промышленных и областных городах СССР.
Ответный ход НКВД заключался в попытке вызвать интерес Берлина к «Монастырю» и вызове постоянного представителя немецкой разведки в Москву для переговоров с «антибольшевистским подпольем».
Первый сеанс радиосвязи Макса-Гейне с «Центром» состоялся 9 апреля 1942 года: «Сбросили вместо Пушкино в районе Рыбинска, оттуда с трудом добрался 30. Ваши указания о работе переданы руководству. Никого сейчас не присылайте, ибо контроль всюду усилен. Слушайте меня между 15 и 20 этого месяца. Александр». (Позывной Гейне — «And», немецкого разведцентра в Смоленске — «Rzd»). В ответ, 30 апреля, пришла радиограмма с заданием от «Центра»: «Нам интересны формирование новых частей, транспорт с отметкой направлений, даты, грузовые колонны».
Приказание Абвера была «исполнено», немецкая разведка в больших количествах стала получать дезинформацию, подготовленную совместно 4-м Управлением НКВД СССР и Разведупром РККА.
Начался интенсивный радиообмен «Сатурна» с Гейне:
«Сатурн» (30.04.1942): «Передача должна быть короче. Долгая передача Вам опасна… только раз в неделю зовите нас. Материал для пропаганды и деньги мы приготовим. Нам интересно формирование новых частей, транспорт с отметкой направлений, даты, грузовые колонны».
Гейне (10.05.1942): «Лицо, связанное с видными военными, сообщило об усилившемся [в] последние дни направлении войсковых частей артиллерии и танков на Бологое. Это же лицо рассказало, что сейчас НКВД усиленно следит за поведением крупных военных. Ночью из Москвы по Ленинградскому и Можайскому шоссе интенсивное движение грузовых автомашин с войсками и противотанковой артиллерией. [В] Москве много новых частей, возраст красноармейцев 25−35 лет. Все хорошо вооружены, подтянуты и обмундированы. По ночам усиленное патрулирование комендантских дозоров. На площади и скверах города установлено много тяжелых зенитных орудий. Прошу Ваших указаний».
Гейне (24.05.1942): «Сообщите, когда будут присланы материалы для пропаганды, деньги, оружие. Прием моих последних телеграмм плохо организован. Прошу выделить более опытного радиста, ибо находиться долго в эфире опасно. Александр».
«Сатурн» (25.05.1942): «Где мы можем сбросить материал? Передайте нам, какое время вам для связи удобнее. Доктор Адлер».
Гейне (02.06.1942): «Место подыскиваем. Сообщите, какие условия вас устраивают. По поводу взятия Керчи выпустили листовку. Кто такой доктор Адлер, я такого не видел, не знаю. Можно ли считать телеграмму за его подписью действительной? Александр».
«Сатурн» (03.06.1942): «Подписи Адлер и Капп в порядке. Листовки будут брошены под Москвой. Вышлем деньги. Известите, куда и как вам их доставить вне города. Ожидаем извещения военного характера. КАПП».
Чтобы не допустить массированного налета на Москву, 20 июня в «Сатурн» была передана радиограмма: «В Москве распространены слухи о готовящемся на город большом налете. Из достоверных источников известно, что в Москве и окружающих ее районах в июне велась интенсивная подготовка по обеспечению к 22 июня необходимых средств [для] противодействия массового налета авиации на Москву. В самом городе и вокруг него сконцентрировано большое количество новой истребительной авиации и зенитных средств, по качеству и количеству во много раз превышающих зимний период 1942. По линии ПВО будут применены новые технические средства, позволяющие на широком фронте и большой высоте порядка семи-восьми километров перехватывать самолеты».
Немцы полностью поверили информации, получаемой от Гейне-Александра. В начале августа 1942 года Демьянов сообщил немецкой разведке, что имеющийся в организации передатчик приходит в негодность и требует замены. 24 августа на явочную квартиру прибыли двое немецких агентов, переодетых в форму лейтенантов Красной армии. Они привезли 10 тыс. рублей, продукты, радиостанцию и пр. Также прибывшие из «Сатурна» посланцы сообщили о месторасположении спрятанной ими рации.
Первая группа немецких агентов оставалась на свободе в течение десяти дней для того, чтобы чекисты смогли проверить их явки и узнать, не имеют ли они связей еще с кем-либо. Потом связников негласно арестовали, доставленную ими рацию нашли. В Абвер Гейне радировал, что курьеры прибыли, но переданная рация повреждена при приземлении.
Через два месяца из-за линии фронта явились еще два связника с двумя радиопередатчиками и различным шпионским снаряжением. Они имели задание не только помочь Гейне, но и самим обосноваться в Москве, собирать и передавать развединформацию по второй рации. Оба агента были перевербованы, а в абверовский разведцентр сообщили, что связники добрались успешно и приступили к выполнению задания. Это стало еще одним подтверждением, что «Сатурн» доверяет своему «агенту».
С этого момента операция развивалась по двум направлениям: с одной стороны — от имени монархической организации «Престол», с другой — от агентов Абвера, якобы опиравшихся на собственные связи в Москве. По существу, это стало началом новой фазы операции, позднее получившей наименование «Курьеры».
«БЛАГОТВОРИТЕЛЬНАЯ ПОМОЩЬ» НЕМЕЦКОЙ РАЗВЕДКИ
В Берлине были очень довольны работой Гейне и внедренной с его помощью агентуры. 18 декабря 1942 года Вильгельм Канарис поздравил своего московского резидента с награждением «Крестом военных заслуг» с мечами 2 класса (в бронзе). О «награждении» Демьянова лично адмиралом Канарисом рапортом в тот же день начальники 4-го и 2-го управлений НКВД доложили наркому внутренних дел СССР Берии.
В документе говорилось: «18-го декабря с.г. по известному вам агентурному делу «Монастырь» немцы передали адресованную Гейне радиограмму: «За вашу храбрость вам и Б. (немецкий псевдоним — Березкин — Станкевич) присвоили орден с мечами. [С] радостью ожидаем день выдачи вам этой декорации"… Орден Kriegsverdienstkreuz («Крест за военные заслуги») с мечами выдается за отличия при боевом соприкосновении с противником, без мечей этот орден выдают за военные заслуги, не связанные с непосредственным соприкосновением с врагом (образец ордена прилагается)».
В ответ немцам радировали: «Награждение нашего молодого друга нас всех глубоко тронуло. Ваша награда свидетельствует о том, что наш скромный вклад в дело борьбы с большевиками помогает славным вооруженным силам Германии. Александр с любовью вспоминает дни, проведенные у вас, и это воодушевляет его на подвиги во имя нашего общего дела. Да здравствует освобожденная Россия — союзница великого Германского государства. Престол»
Добавим, что, в свою очередь, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 сентября 1943 г. «за образцовое выполнение заданий правительства по охране государственной безопасности в условиях военного времени» А.П. Демьянов награжден орденом Красной Звезды.
Несмотря на тяжелое положение, в котором оказалась страна в первые месяцы войны, советской контрразведке материальные трудности явно не угрожали. В конце октября 42-го Маклярский докладывал Судоплатову рапортом свои предложения о расходовании денежных средств, полученных от Абвера: «В результате проведенной комбинации по агентурному делу «Монастырь» у четырех арестованных немецких шпионов изъято 57 005 р. 50 к. (пятьдесят семь тысяч рублей 50 к.). Прошу вашего разрешения о выдаче вознаграждения из отобранных денег работавшим по этому делу агентам… Через агента Гейне вручить писателю Садовскому 1000 (одну тысячу) рублей (разновременно). Для будущих расходов по делу «Монастырь» оставить фонд в 20 000 рублей. Остальные деньги в сумме 28 005 руб. 50 коп. сдать в Госфонд». Таким образом, немецкая разведка невольно взяла на себя «финансовое довольствие» контрразведывательных мероприятий Лубянки.
Принимая во внимание потребности противника в информации о железнодорожных перевозках через Москву, чекисты затребовали все более крупные денежные суммы.
Одновременно Лубянка получила подтверждение того, что передаваемая по линии «Монастыря» дезинформация достигла цели. Радиоконтрразведка НКВД перехватила и расшифровала радиограмму из Смоленского разведцентра Абвера, адресованную в свой Ржевский филиал: «Надежный агент разведки передает 17.II. [1942] сведения, полученные от доверенного лица в Комиссариате путей сообщения: «прибывающие с востока эшелоны с войсками немедленно переводятся в Москву на окружную дорогу и идут дальше, главным образом в южном направлении». Армейская группа оповещена».
В этой связи 27 ноября Павел Судоплатов докладывал Берии о том, что «приведенные в этой депеше сведения являются нашей дезой, которую мы передали немцам по указанию Генерального штаба Красной Армии». Судоплатов информировал также о том, что он «надежный агент» разведки, «этот наш агент Гейне, а «доверенное лицо в НКПС — наша подстава». Для перехвата очередных курьеров германской разведки считаем целесообразным дать явку немцам в гор. Горьком…»
Между тем рискованная «игра» с Абвером набирала обороты…
