 |
| Красная звезда | Ярослав Ястребов | 12.03.2005 |
При этом сразу же стоит опровергнуть устоявшийся за несколько последних столетий миф о том, что Россия якобы всегда стремилась присоединить Белоруссию и Украину в том смысле, как сие понимается националистами этих стран сегодня. Дело не только в том, что в 1654 году Россия приняла в свой состав самоуправляющуюся Украину в границах лишь Гетманщины, то есть в составе части Левобережья и Киевщины с Брацлавщиной (Брацлавщина и вся Киевщина, кроме Киева с округой, фактически оставшиеся за Польшей в ходе войны 1654−1667 годов, были признаны Москвой владениями польской короны), а Слободская Украина и земли Всевеликого войска Донского (нынешняя Восточная Украина) были включены в состав нынешней Украины лишь по Брестскому миру 1918 года.
Дело в том, что после конфликта 1486−1494 гг. (т.н. «порубежная война») и войн России с Польско-Литовским государством (ПЛГ) 1500−1503 гг. и 1512−1522 гг. Москва прекратила попытки присоединения западнорусских земель. Даже и в этих войнах включение земель ПЛГ в состав Русского государства происходило почти всегда (за исключением Смоленска и нескольких других городов) путем перехода на службу Москве местных православных князей.
Причем для Москвы вопрос о Киеве возник в конце XV века. Хан Крыма Менгли-Гирей предлагал великому князю Московскому Ивану III совместно завладеть Киевом, который он ранее сумел захватить и разграбить в 1482 году. Обычно утверждается, что он хотел забрать Киев себе, но это неверно. Крымские ханы и в XVI веке претендовали на города Киевщины и Черниговщины, справедливо утверждая, что их предкам с этих городов шла дань. Именно это и подразумевал Менгли-Гирей, претендуя на Киев. То есть речь шла о передаче Киева Ивану III с обязательством уплаты дани за него крымскому хану. Кстати, именно так некоторое время обстояло дело с Одоевским княжеством, присоединенным к Москве как раз в то время: Москва несколько лет платила за него дань Крыму, но потом отказалась, заявив, что «те земли запустели» (Одоев действительно был разорен татарами еще ранее и восстановлен законным владельцем одоевских земель князем Иваном Воротынским лишь в 1530 году).
Иван III отказался от предложений Менгли-Гирея. Более того, ни в XV, ни в течение всего XVI, ни в первой половине XVII века Москва не предприняла ни единой попытки взять Киев. И это при том, что в начале XVI века в войне с ВКЛ 1500−1503 годов русские взяли крепость Остер на Десне и Гомель на Соже, т. е. граница установилась почти по Днепру!
Но на Киев через Днепр русские даже не двинулись. В войне 1512−1522 годов был взят Смоленск. И вновь никаких попыток взять Киев. И в то время, и позднее, в Ливонскую войну, наступление на западнорусские земли шло исключительно через Белоруссию, причем Северную Белоруссию. Почему?
Потому что Киев — это уже другая сторона Днепра. Он сам «тянет», как тогда говорили, к Правобережью Славутича. Его и в XVII веке, после восстания Хмельницкого и войны России с Речью Посполитой 1654−1667 гг, удалось удержать лишь хитростью: по мирному договору 1667 года он должен был через два года отойти к Речи Посполитой, но Москва, воспользовавшись польскими затруднениями, его не отдала. Зато вся Правобережная Украина осталась тогда за Польшей. Это произошло потому, что правобережная казачья старшина перешла в 1660 году на сторону польского короля.
Поляки, конечно, остались верны себе: когда в 1699 году закончились войны с турками, они упразднили казачество как государственное военно-служилое сословие. Такое вероломство вызвало новое восстание на Правобережье, и часть его фактически была присоединена Мазепой к Гетманщине. Однако в 1708 году Мазепа изменил, и… царь Петр I не стал претендовать на Правобережье. Эта часть Украины оставалась в составе Речи Посполитой до 1793 г. до второго раздела Польши.
Это происходило потому, что у России не было приписываемого ей «комплекса» завоевания. Осознавая, что ни земли нынешней Белоруссии, ни Правобережная Украина (о Волыни и Галиции и речи не было, ибо они тогда вообще «Украиной» не считались) к Москве явно «не тянули», границу на Западе, установившуюся в 1667 году, до 1791 года не трогали.
Что же касается разделов Польши, то здесь вообще наблюдается серьезная путаница. Так называемый «первый раздел» произошел в 1772 году и имел под собою причиной участие польской шляхты («Барская конфедерация») в войне с Россией на стороне Турции. Причем «Барская конфедерация» выступила против русских на том основании, что они добивались от Речи Посполитой равенства политических прав для «диссидентов» — в то время этот термин означал религиозные меньшинства, в данном случае — православных и протестантов.
По «первому разделу» Россия получила лишь часть Белоруссии. Что же касается второго и третьего действительных разделов Польши (1793, 1795 гг.), то, во-первых, они были вызваны большим французским влиянием в Речи Посполитой и опасностью распространения здесь революции, во-вторых, произошли вовсе не по желанию России, а вопреки ему. Екатерина II сопротивлялась агрессивным устремлениям Пруссии и Австрии, но, убедившись в том, что такая позиция угрожает войной самой России, пошла на сделку с Берлином и Веной. Вот тогда-то Россия и получила Правобережную Украину, к обладанию которой она вовсе и не стремилась…
Ныне на Западе вновь раздаются встревоженные голоса: «Русские идут!» Достаточно было жителям Донбасса и Новороссии заявить о своем стремлении к федерализму, как был поднят крик о том, что Москва стремится «присоединить» к себе земли Западной Руси. Но почему же не вспомнить хотя бы о том, что Испания, к примеру, в 1980-х годах сама перешла от унитарной формы государственности к федералистской (ныне это государство состоит из 17 автономных провинций, обладающих широкими правами), и никто не кричал о «распаде» страны, а уж тем более — о «руке Москвы».
Геополитические реалии начала ХХI столетия таковы, что в обозримой перспективе землям исторической Западной Руси уготовано самостоятельное национально-государственное существование. Но также очевидно, что право России на доминирующее влияние в западнорусских землях неоспоримо. Оно обусловлено не только и не столько исторически, а прежде всего экономически, ибо украинское хозяйство ныне держится не на польской или американской помощи (судьба отдельных политиков — иной вопрос), а на преференциях, предоставляемых Россией. А это означает и право великой державы защищать свои вложения, защищать свои деньги.
