Наши сестры

Оглавление

1-я генерала Маркова батарея понесла тяжелые потери за три года борьбы против красных. Пали в боях командир полковник Миончинский, весь выдающийся первоначальный командный состав и большинство рядовых чинов. Оставшиеся почти все были переранены, многие по несколько раз.

Били убиты и две сестры милосердия и дважды ранена третья. О них я и хочу вспомнить.

При соединении 4-й и 1-й батарей в Новодмитриевской вместе с остальным составом к нам попала и сестра милосердия, уроженка Донской области, Ольга Ивановна Горшкова. Скромная и деловитая, она завоевала общую симпатию и уважение за свое недолгое пребывание в батарее.

Помню один из переходов после отхода от Екатеринодара. Я шел, придерживаясь за щит орудия, а рядом шла Ольга Ивановна со своей полевой сумкой. Меня поразило выражение глубокой печали на ее лице, и я невольно спросил: «Отчего вы так грустны? Слава Богу, мы вышли из окружения и идем к вам на Дон». Она ответила, что вспомнила своего жениха, оставшегося на германском фронте, и родных и чувствует, даже знает, что никогда их больше не увидит. Я был смущен уверенностью ее слов и пытался сказать ей что-то в утешение. Но она молчала.

Через несколько дней, при переходе железной дороги у Горькой Балки, батарея попала под орудийный и пулеметный огонь бронепоезда. Быстро снялись с передков и прямой наводкой отогнали красных. В нескольких шагах от орудий низким разрывом шрапнели была убита Ольга Ивановна.

Елена Ильченко, известная под другим именем на юге артистка, поступила в батарею во 2-м походе. Поразительно красивая, она держала себя с большим чувством собственного достоинства и полным бесстрашием. Невольно все мы «подтягивались» во всех отношениях в ее присутствии. Она была убита под Армавиром, когда погибло наше 3-e орудие, сопровождавшее Сводно-Гвардейский полк.

После боя под Ростовом в 1917 году наша батарея вернулась в Новочеркасск и расположилась в Платовской мужской гимназии. Заботу о нашем питании взяла на себя заведующая бывшим до нас в гимназии лазаретом.

Ей помогала сестра милосердия, казачка станицы Кумшацкой, Домна Ивановна Сулацкая. В начале января 1918 года взвод батареи был отправлен в отряд Чернецова, защищавшего Донскую область севернее Новочеркасска. К взводу присоединилась и Домна Ивановна. Позднее она нам говорила, что ей было бесконечно жаль нас, таких молодых и одиноких на Дону, идущих защищать Новочеркасск, в то время как офицеры и казаки расходились по домам. Небольшого роста, крепкая, ловкая и хозяйственная, она казалась мне воплощением лучших черт казачества. Скоро стала она для нас не только образцовой и бесстрашной сестрой милосердия, но и как бы старшей сестрой всех нас — 18-летних юношей. Она была старше нас года на три и держала себя соответственно — по-домашнему просто, деловито и серьезно.

Нельзя представить себе 1-ю генерала Маркова батарею без полковника Миончинского, капитана Шперлинга и Домны Ивановны.

Бои 1-го Кубанского похода вспоминаются мне монотонными переходами, прерывающимися появлением у орудия командира батареи или самого генерала Маркова и командой: «Номера на передки садись! Орудия рысью марш!». Наскоро вскочивши кто на передок, кто на лафет или зарядный ящик, мы обгоняем колонну и идем вперед к цепям прогонять бронепоезд или сбивать пулеметы. Ясно помню, как под Выселками мы под обстрелом неслись вперед сбить пулеметы противника у мельницы. Едва успевши вскочить на переходящий на рысь зарядный ящик, я увидел ловко на ходу прыгнувшую и примостившуюся на стреле ящика (окованный железом деревянный брус, соединяющий ящик с передком) Домну Ивановну. На мое удивленное замечание: «Куда вы, Домна Ивановна, ведь только одно наше орудие идет в цепи!», — она спокойно возразила, «Вот потому-то мне и надо быть с вашим орудием: не дай Бог, кого-либо пуля зацепит!». И так всегда Домна Ивановна находила, где ей «надо быть». Господь хранил ее, и она отделалась только двумя ранениями.

В тяжелом и неудачном бою под Шишкиным в декабре 1918 года, где был убит у орудия полковник Миончинский, Домна Ивановна под пулями переходила от орудия к орудию и наливала из фляжки каждому поочередно стопочку разбавленного спирта, а на закуску давала по ломтику хлеба с куском сала. Кухни в этот день мы не видели и ночью вышли, ничего не евши.

Вспоминаю конец января 1919 года в Донецком Бассейне; Наше орудие еще до рассвета заняло позицию в стороне от железной дороги, ожидая «Черномора» — красный бронепоезд с командой из матросов, причинявший нам большие неприятности.

Недалеко у железной дороги — полуразрушенная гранатой будка путевого сторожа. Холодно, острый ветер и мелкий частый дождик, постепенно проникающий струйкой за воротник шинели; влага пропитывает обувь, одежду и папаху. Прибывши за несколько дней до этого из госпиталя после сыпного тифа, я был еще очень слаб и в каком-то пассивном состоянии лег на мокрую землю возле колеса стоящего на позиции орудия и задремал с мыслью: «Хоть бы „Черномор“ скорее появился, чтобы согреться и избавиться от противной мелкой дрожи…» Вдруг чувствую, что кто-то трясет меня за плечи, и слышу настойчивый голос Домны Ивановны:

— Прапорщик Лысенко, идите скорее чай пить, командир взвода разрешил по очереди пройти закусить.

Действительно, подошел прапорщик М., сменивший меня у орудия. Вместе с Домной Ивановной я прошел к разбитой покинутой будке.

Оказывается, наша сестра заставила ездовых накрыть от ветра и дождя деревянными щитами разбитые окна и стену будки и вскипятила воду в котле уцелевшей печки. По очереди Домна Ивановна поила нас всех чаем, прибавляя «для дезинфекции» немножко спирту, и угощала ломтем хлеба с неизменным салом. Где и как она все это доставала, никто из нас не спрашивал. Промокшие и голодные люди веселели, согретые заботой нашей сестры милосердия-казачки.

Много можно вспомнить таких эпизодов боевых будней, когда Домна Ивановна, исполняя свой прямой долг — перевязки раненых и лечения больных — находила еще время и силы своей заботой скрашивать тяжелую жизнь строевого состава.

После первого похода часть наших казаков перешла в казачьи части, но Домна Ивановна осталась с нами — марковцами.

***

В Галлиполи в наш дивизион были зачислены офицеры разных расформированных артиллерийских частей. Среди них был и кадровый офицер, командовавший батареей на германском фронте, капитан Я. Нам он казался пожилым, так как ему было уже «за тридцать». Тактичный и добрый, он быстро завоевал общее уважение и симпатии. По прибытии в Болгарию, где не сразу наладилась наша жизнь, его единогласно выбрали заведовать артельным хозяйством. Несмотря на прогрессирующее уменьшение отпуска сумм на довольствие, он прекрасно поставил питание дивизиона. Завел целое хозяйство — огород и свиней, — чтобы улучшить довольствие; по ночам он уезжал в горы, в далекие села, дабы рано утром попасть на базар и к жителям и достать свежие и дешевые продукты. Все мы ценили его энергию, настойчивость и удивлялись положительным результатам.

В 1923 году я покинул Болгарию и уже в Чехословакии узнал, что Домна Ивановна вышла замуж за капитана Я. Мои друзья перед 2-й мировой войной ездили в Болгарию и встречали чету Я. и их подрастающую дочь.

Трогательно отзывалась Домна Ивановна о всех нас, живущих и ушедших в иной мир, и говорила, что все мы были для нее, как «родные дети».

Пусть мои далеко не полные и краткие записки будут моей данью благодарности этой исключительно скромной и героической русской женщине.