 |
| Посев | Кирилл Александров | 09.02.2005 |
Накануне I мировой войны Турция была вовлечена в орбиту германской внешней политики. Султан Мехмед V, которому в 1914 г. исполнилось 70 лет, не жаждал войны с Россией, произнеся по этому поводу крылатую фразу: «Воевать с Россией. Но её трупа одного достаточно, чтобы нас сокрушить!». Однако господствовавшая в стране с 1908 г. младотурецкая партия иначе рассматривала перспективу русско-турецких отношений. Один из лидеров младотурок Энвер-паша, выросший в бедной семье, ставший офицером Генерального штаба, добившийся поста военного министра и брака с племянницей султана, был убежденным сторонником турецко-германского союза. Турецкая армия — главная политическая сила и опора младотурецкой партии — находилась в руках немцев. Должность на чальника турецкого Генерального штаба занимал полковник Б. фон Шелендорф, немецкая военная миссия включала 42 офицера и под руководством генерала Л. фон Сандерса умело действовала в интересах собственной страны.
9 июля 1914 г. Энвер-паша заявил послу Вильгельма II барону фон Вангейхейму о своем решении заключить союзный договор с Германией. 20 июля в Терапии Великим визирем принцем Сайд Камилем и бароном фон Вангейхеймом был подписан договор, в соответствии с которым Турция обязывалась выступить на стороне Германии в случае, если Россия в австро-сербском конфликте выступит на стороне Сербии, а Германия сочтет необходимым оказать помощь Австро-Венгрии. В тот же день Энвер-паша «в целях собственной безопасности» начал мобилизацию армии. На следующий день он объявил о нейтралитете в разразившейся в Европе войне и начал интенсивно к ней готовиться. 28 июля в Дарданеллы вошли два германских крейсера «Гебен» и «Бреслау», включенные под названиями «Султан Селим» и «Медилли» в состав турецкого флота. Немецкие военно-морские офицеры играли важную роль в обеспечении боеготовности турецкого флота. Командующим турецко-германским военно-морским флотом, базирующимся на Константинополь, стал начальник немецкой средиземноморской дивизии контр-адмирал В. Сушон. До 6 тыс. немецких и австрийских офицеров прибыли в Турецкую армию во время войны. В отношении боевых личных качеств армия Оттоманской империи была серьезным противником, но уровень подготовки среднего и высшего командного звена оставлял желать много лучшего.
На суше Энвер-паша готовился к ведению войны на два фронта: в Египте — против Великобритании и на Кавказе — против России. В конце августа страны Антанты попытались склонить Турцию к нейтралитету, посулив взамен щедрую материальную поддержку, однако успехи Мольтке на Западном фронте казались столь очевидными, что инициативы держав Согласия оказались безуспешными. С другой стороны, военный министр Оттоманской империи обратился к России через русского военного агента в Константинополе генерала Леонтьева, предложив отвести турецкие корпуса с Кавказской границы во Фракию, в обмен на договор о нейтралитете или взаимопомощи. Тем самым, Россия могла бы использовать размещенные на Кавказе войска на европейском театре. Заподозрив в столь странном предложении скрытую ловушку, русская Ставка ответила отказом. Отбросив всяческие ухищрения, в сентябре 1914 г. младотурки от имени высшего мусульманского духовенства издали декларацию, обращенную ко всему мусульманскому миру, с призывом к «священной войне» против врагов ислама, которых «олицетворяли» страны Антанты. Напечатанная на всех языках мусульманского мира, декларация тиражировалась в огромном количестве экземпляров. Инициаторы акции испытывали иллюзии, надеясь, что декларация окажет благоприятное воздействие и на моральное состояние мусульман России, облегчив ведение войны против нее.
«Тебе боится — не спи. Моя — мужчина. Моя — не боится. Спать будет»
Реакция многих российских мусульман на объявление войны России Германией и Австро-Венгрией, а также на последовавшее нападение Турции и младотурецкое воззвание, была своеобразной.
Как известно, народы Кавказа оставались свободными от воинской повинности и призыву не подлежали. Известия о начале войны летом 1914 г. всколыхнули Кавказ, и к наместнику императора на Кавказе стали поступать многочисленные обращения от делегаций горских народов, желавших принять участие «в войне за Белого Царя». Русско-японская война дала положительный опыт использования особой Кавказской конной бригады, созданной из горцев-добровольцев, но в этот раз наплыв желающих служить был столь велик, что это позволяло рассчитывать на развертывание целого соединения. Высочайшим приказом от 23 августа началось формирование Кавказской туземной конной дивизии, часто именовавшейся «Дикой дивизией». Рядовой состав (всадники) и, отчасти, унтер-офицеры (урядники) набирались из добровольцев, представлявших практически все племена Кавказа. В Дагестанском полку служили горцы, разговаривавшие на 20 (!) наречиях. В Кабардинском, кроме всадников-кабардинцев, служили также балкарцы. Дивизия в составе трех бригад имела 6 четырехсотенных полков: Кабардинский, второй Дагестанский, Татарский, Чеченский, Черкесский и Ингушский и более 7 тыс. человек личного состава. Всадники принадлежали к тем горским народам, название которых носили перечисленные полки. На фронт они выступили «по доброй воле, будучи никем и ничем не принуждаемы». В обозе и хозяйственной части соединения служили только русские, так как горцы считали для себя подобную службу постыдной.
Многие офицеры дивизии представляли потомственную русскую аристократию и родовую горскую знать, служить в столь необычном подразделении считалось почетным и далеко не всем предоставляемым правом. Среди снискавших славу и известность — генерал-майоры князья Багратион и Вадбольский, полковники князь Амилахвари, граф Воронцов-Дашков, князь Святополк-Мирский, князь Хогандоков, подполковник князь Чавчавадзе и др. Помощником полковника Мерчуле — командира Ингушского полка — был французский принц (!) из департамента Сены подполковник Наполеон-Мюрат — правнук знаменитого маршала Франции; мать «принца Напо» происходила из знатного княжеского грузинского рода Дадиани. В дивизии служили потомок царей Иверии светлейший князь Георгий Грузинский, бывший офицер прусской армии князь Радзивилл, известный всей России редактор «Нивы», критик и знаток балета Ивлев (Светлов), горцы Бекович-Черкасский, Ханы Эриванские, Ханы Шамхалы-Тарковские и другие. И хотя большинство всадников совсем не говорили по-русски, взаимопонимание между чинами дивизии было полным, чему в немалой степени способствовали прикомандированные к каждой сотне прапорщики горской милиции — представители наиболее уважаемых родов горских селений. Офицеры, чутко относившиеся к вере, традициям и обычаям горцев, пользовались уважением и популярностью, часто перераставшими в привязанность. История «Дикой дивизии» не дала ни единого случая дезертирства.
Каждый всадник прибывал в дивизию, как правило, со своим конем, шашкой и кинжалом. За коня выплачивалась компенсация, в месяц каждый горец получал 20−25 руб. — приличные по тем временам деньги, а за каждый Георгиевский крест следовала надбавка в 3 руб. Первоначально на должность начальника дивизии планировался князь Орбелиани, но Наместник на Кавказе просил Николая II в знак внимания и милости к народам Кавказа назначить начальником его младшего брата Михаила — талантливого кавалерийского офицера. Известие о состоявшемся назначении вызвало неподдельный восторг у горских всадников, по свидетельству очевидцев, с гордостью произносивших: «Велики Кенезь Михалка — бират Царя!» Более года Великий князь Михаил Александрович умело командовал дивизией, которая неоднократно отличалась на Юго-Западном фронте и приобрела заслуженную славу во время боёв в Карпатах, весной 1915 г., в Заднестровье осенью 1915 г., на Днестре у Гайворонки, во время Луцкого прорыва 1916 г.
Существование дивизии, в рядах которой доблестно сражались дети и внуки тех, кто в XIX в. воевал против русской армии на Кавказе, в значительной степени опровергает распространенные до сих пор представления, включая представления нынешнего президента РФ, о дореволюционной России как о «тюрьме народов». Ее яркая история осталась красивым примером братства по оружию и сердечных отношений между русскими и народами Кавказа.
Из воспоминаний офицеров Кавказской туземной конной дивизии
«В первое время в сторожевом охранении были не редки случаи, когда всадник расстилал бурку и спокойно укладывался спать, а на требование офицера бодрствовать отвечал: «Тебе боится — не спи. Моя — мужчина. Моя — не боится. Спать будет».
«Я был дежурным по (Кабардинскому) полку и, проходя спешно, мимо часового у денежного ящика, отдавшего мне честь, сделал шаг ближе и машинально протянул руку, чтобы убедиться в целости печати — мне показалось, что она не в порядке. В то же мгновение надо мной сверкнула шашка часового. По-русски он не знал ни слова. Но устав знал твердо».
«В племенном отношении состав офицеров был смешанный. Кроме русских были грузины, осетины, кабардинцы и балкарцы. Первые же бои выдвинули много отличившихся всадников, произведенных в прапорщики, однако в полк (Кабардинский) принимали только по постановлению общества господ офицеров, так же, как и вновь производимых из училищ […] Отношения среди офицеров были чрезвычайно дружеские и сердечные. Никому в голову не приходило считаться с национальными или религиозными особенностями. Все чувствовали себя русскими офицерами, членами одной и той же семьи. В числе наших полковых обычаев была обязанность адъютанта полка при общих обедах или ужинах в собрании подсчитывать, сколько присутствует христиан и сколько мусульман. В зависимости от оказавшегося большинства снимали папахи или в них же оставались».
«Великий Князь Михаил Александрович посетил в госпитале умирающего горца. Когда Великий Князь отошел от кровати, умиравший произнес: «Через глаза нашего Михаила сам Бог смотрит»».
«Горцы-мусульмане награждались Георгиевскими крестами, на которых изображение христианского святого было заменено двуглавым орлом империи. Однако кавказцы, думая, что им вручается второстепенный знак отличия Военного ордена, при награждении часто запальчиво говорили: «Нэ нада с птыцэй, давай с джигытом!»»
«После событий февральской революции 1917 г. разнузданность новых революционных властителей и преследование всего, что имело заслуги перед Россией и Государем, наконец, злобное издевательство в отношении самого монарха, вызвало наивное: «Они, — не хотели слушать Царя и отняли у него Престол. Напиши ему — пусть едет к нам, в Кабарду, мы его прокормим и защитим»».
Кроме народов Кавказа в годы Великой войны в рядах Русской Императорской армии храбро сражались представители и других иноплеменных пародов, поступавшие, как правило, добровольцами. В военной мемуаристике неоднократно отмечались боевые качества калмыков, крымских и поволжских татар. На Кавказском фронте в 1914 г. были сформированы четыре армянских дружины из турецких армян. 1-й армянской добровольческой дружиной командовал Андраник Озяняп, остальными Кери, Амазасп, Дро и другие герои национально-освободительной борьбы армянского народа. В качестве разведчиков и проводников армянские дружинники играли незаменимую роль. Из грузин в Батумской области были сформированы две добровольческие дружины, переброшенные в 1915 г. в Персию, в Азербайджане возник грузинский Ванский отряд, развернутый в 1916 г. в Грузинский стрелковый полк. С начала войны и вплоть до февральской революции 1917 г. Кавказ и Закавказье оставались спокойными регионами, а представители местных народов, служившие в рядах Русской Императорской армии, стремились честно исполнить свой воинский долг.
«Не впервые доблестному русскому оружию одолевать турецкие полчища»!
Для вторжения на закавказскую окраину Российской Империи турки развернули в Западной Армении 3-ю армию генерала Гасана Иззет-паши (IX, X и XI корпуса), силы которой накапливались в районе Эрзерума. К началу войны турки собирались первоначально выставить против России примерно 160 тыс. человек в составе 12 пехотных и 6 конных дивизий. Турецкий план кампании предусматривал уничтожение основных сил русских в районе Саракамыша, на левом фланге — захват Ардагана, Батума и продвижение па Тифлис; па правом фланге — захват Иранского Азербайджана, Нахичевани и продвижение на Баку.
Должность Наместника Его Величества на Кавказе и Главнокомандующего Кавказской армией занимал талантливый администратор граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков (1837−1915), много сделавший в начале века для развития и обустройства Кавказа. Ему и пришлось возглавить отражение турецкого натиска.
В состав сил Кавказской армии входили три регулярных армейских корпуса, великолепных по своим боевым качествам. Однако после объявленной 17 июля 1914 г. всеобщей мобилизации 2/3 всех ее сил (II и III Кавказские корпуса) были отправлены на европейский театр военных действий. На оставшийся I Кавказский армейский корпус (2 пехотных дивизии, 2 бригады, казачья дивизия и специальные части) генерала Г. Э. Берхмана возлагалась защита фронта протяженностью почти в тысячу километров от Черного моря до Тавриза. Если бы не удалось удержать превосходящие силы врага на линии границы, планом оборонительных действий допускалось медленное отступление до линии Главного Кавказского хребта. Однако район Баку и Военно-Грузинская дорога должны были быть удержаны любой ценой. Кроме корпуса Берхмана, граф Воронцов-Дашков дополнительно располагал пехотной и казачьей дивизиями, а также бригадой кубанцев-пластунов. К началу боевых действий на Кавказ прибыл малочисленный II Туркестанский корпус (2 стрелковых и 3 пограничных бригады, казачьи части). Штаб корпуса вместе с командиром генералом Л.В. Лешем убыл на Юго-Западный фронт, и фактически соединением командовал инспектор артиллерии генерал В.А. Слюсаренко. Но и с учетом переведённых на Кавказ туркестанцев слабость Кавказской армии, но сравнению с силами 3-й турецкой все равно оставалась очевидной.
17 октября германские крейсера «Гебен» и «Бреслау», ранее включенные в состав турецкого флота, неожиданно подвергли артиллерийской бомбардировке Севастополь, Феодосию и Новороссийск, сумев уйти безнаказанными. В ответ на телеграфное донесение об этом разбойном нападении, Николай II отправил Воронцову-Дашкову телеграмму с указанием об объявлении войны Турции и с приказанием начать военные действия. 20 октября последовал Высочайший манифест о вступлении России в войну с Турцией, закапчивавшийся следующими словами: «Не впервые доблестному русскому оружию одолевать турецкие полчища -покарает оно и па сей раз дерзкого врага Нашей Родины. Вместе со всем народом Русским Мы непреклонно верим, что нынешнее безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее ход событий и откроет России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач па берегах Черного моря».
К началу боевых действий силы Кавказской армии были разделены на пять отрядов, разбросанных по всему тысячекилометровому фронту.
В рамках плана активной обороны в ночь на 20 октября части 39-й пехотной дивизии генерала В.В. де Витта из I Кавказского корпуса перешли государственную границу и вторглись на территорию Турции на эрзерумском направлении. Активные операции начались и на других участках. Пользуясь численным перевесом, Гассан Иззет-паша перешел в энергичное контрнаступление. В жестоком сражении 26−30 октября кавказцы оставили Кеприкей, вернувшись на исходные позиции.
«Если русские отступят — они погибли!»
6 декабря на фронт прибыл сам вице-генералиссимус Энвер-паша. Приняв на себя командование 3-й турецкой армией, он решил предпринять смелую операцию. Уничтожив остатки Кавказской армии, 3-я турецкая армия должна была вторгнуться в пределы России и попытаться спровоцировать всеобщее восстание мусульман Западной Сибири, Кавказа, Поволжья и Туркестана. Речь шла не только о возвращении утраченных Турцией в 1878 г. территорий. На политической карте мира должен был возникнуть Великий калифат — от Казани до Суэца и от Самарканда до Адрианополя, который объединит под скипетром султана-калифа в том числе и российских мусульман. Историк А.А. Керсновский об этом написал: «Над Кавказом нависла туча, грознее собравшейся за сто лет до того, когда Наполеон стоял в Москве, а на защищавшую Кавказ горсть гренадеров и егерей Котляревского двинулось полчище Аббаса-Мирзы».
За считанные дни до начала жестоких боев, в которых фактически решалась судьба не только Кавказского фронта, но и всего Кавказа, район боевых действий посетил Николай II. Приезд Государя из Петрограда на этот чрезвычайно отдаленный участок фронта вызвал радостное удивление и произвел сильное впечатление на войска. Всего через десять дней после Высочайшего визита высокий моральный дух и стойкость чинов I Кавказского корпуса сыграли решающую роль в успешной защите Саракамыша и принесли русской армии блистательную победу.
Второй начальник штаба 3-й турецкой армии майор германской службы Гюзе считал осуществление задуманной Энвер-пашой наступательной операции не только возможным, но и крайне желательным. Помимо политических последствий, разгром Кавказской армии открывал путь к бакинской нефти и батумской меди, а также мог оказать непосредственное влияние на ход боевых действий в Восточной Пруссии, Польше и Карпатах. Таким образом, Саракамышская операция 9−25 декабря стала одним из важнейших сражений не только кампании 1914 г., но и всей войны.
11 декабря по приказу Воронцова-Дашкова на фронт в Меджингерт с группой офицеров прибыли его помощник по военной части генерал Мышлаевский и начальник штаба армии генерал Николай Николаевич Юденич. В то время как командир I Кавказского корпуса генерал Берхман продолжал настаивать на наступлении вглубь турецкой территории, Мышлаевский и Юденич адекватно оценили намерения противника. В непосредственное временное командование армией и войсками Саракамышской группы вступил Мышласвский, а Юденич принял II Туркестанский корпус. Мышлаевский пришел к мысли о невозможности дальнейшего сопротивления на прежних рубежах и отдал приказ об общем отступлении войск Саракамышской группы мимо Саракамыша. Атаковавшая русских в авангарде 29-я турецкая дивизия незамедлительно бросилась па штурм.
Отступление в дикие заснеженные горы в 20-градусный мороз без продовольствия, боеприпасов и медикаментов было подобно смерти, что подтвердил Энвер-паша: «Если русские отступят — они погибли!»
«Железная воля и неукротимая энергия генерала Юденича повернули колесо судьбы»
Одновременно с атакой Саракамыша в Пассинской долине против русских сил II Туркестанского корпуса перешли в наступление и части XI турецкого корпуса. 14−15 декабря стали решающими днями не только в судьбе города, но и в судьбе всего Кавказа. Мышласвский счёл погибшими не только защитников Саракамыша, но и весь II Туркестанский корпус. Рассчитывая спасти хоть кого-то, 15 декабря он отдал приказ войскам всей Кавказской армии отступать вглубь Кавказа даже на тех участках фронта, которые не подвергались атакам турок. Однако это полностью бы открыло левый фланг отчаянно сопротивлявшейся Саракамышской группы.
Фронт спас доблестный начальник штаба Кавказской армии, вошедший в историю I мировой войны в качестве одного из лучших русских полководцев. Справедливо заметил А.А. Керсновский: «Железная воля и неукротимая энергия генерала Юденича повернули колесо судьбы».
Генерал от инфантерии Н.Н. Юденич (1862−1933) снискал репутацию выдающегося офицера ещё в русско-японскую войну 1904−1905 гг., под Мукденом. Е.В. Масловский в своей фундаментальной истории войны на Кавказском фронте в 1914—1917 гг. писал: «Генерал Юденич полагал жизненно необходимым продолжать решительную борьбу с окружившим противником. Он полагал, что если мы будем отступать, то в конечном итоге будем разбиты обязательно: если же будем вести решительный до конца бой, то можем или быть разбиты или победить; то есть, в первом случае результат будет обязательно отрицательный, во втором же — может быть и положительный».
Сложность положения, в котором оказался Юденич, усугублялась тем, что неопределенными оставались взаимоотношения между ним и командиром I Кавказского корпуса генералом Берхманом, который во исполнение приказа Мышлаевского настойчиво требовал отступления. 16 декабря начальник штаба армии убедил Берхмана приостановить отступление кавказцев. 17 декабря Юденич сам перешёл в контрнаступление. На протяжении двух последующих дней была восстановлена связь с Тифлисом и перерезаны пути возможного отступления обескровленного в боях за Саракамыш IX турецкого корпуса. Здесь началась форменная агония IX и X турецких корпусов. 20 декабря кавказцы выдержали ожесточенные атаки XI турецкого корпуса под Караурганом, в которые аскеров водил лично Энвер-паша. Турки понесли огромные потери, но успеха не достигли. Новая атака Юденича 21 декабря под Саракамышем положила конец существованию IX турецкого корпуса.
Остатки X корпуса бежали в горы и были разбиты через два дня под Ардаганом. Обладая суворовскими качествами полководца, Юденич 25 декабря предпринял решительный натиск на последний, XI турецкий корпус в районе Караургана. Последующие дни принесли окончательную победу войскам Кавказской армии, доказавшим несомненное преимущество силы духа и воли над климатическими условиями и численным преимуществом неприятеля. К 5 января 1915 г. Саракамышская операция, в результате которой 3-я турецкая армия фактически перестала существовать, завершилась. Из состава IX, X и XI турецких корпусов в середине января 1915 г. остались в строю лишь 12,4 тыс. человек.
Генерал-майор Е.В. Масловский усматривал благоприятное значение Саракамышской операции в следующем: «Она благоприятно отразилась на настроении общества во всей России, особенно на Кавказе; показала населению многоплеменного Кавказа, что русская армия чрезвычайно боеспособна, а управление — полно решительности. Пропаганда турок впредь среди мусульманского населения Кавказа не дает никаких результатов. Этим тыл Кавказской армии был обеспечен; управление армией передано в руки того, кто был главной причиной победы. Командующим армией был назначен генерал Юденич; войска приобрели веру в себя и свое превосходство над противником».
Россия отметила волевые качества Николая Николаевича Юденича орденом св. Георгия IV ст. — первым, из заслуженных замечательным русским стратегом па Кавказском фронте.
[1] Автор благодарит за редактирование текста главного редактора военно-исторического журнала «Новый Часовой», доцента СПбГУ А.В. Терещука. Все даты приведены по старому стилю.
Посев N1 2005 г.
