Шалый

История жизни Александра Гучкова — человека, желавшего творить Историю

В Манифесте 17 октября 1905 года Николай II дал стране целый ряд неслыханных до того конституционных гражданских прав и свобод, в том числе были объявлены выборы в первую в истории России Государственную Думу. Российская интеллигенция, печально известная как самая радикальная в Европе, ответила на это организацией вооруженного восстания в Москве и массового террора по всей России

СОЮЗНИК СТОЛЫПИНА

С 27 апреля по 8 июля 1906 года 1-я Дума кое-как проработала, пока в обстановке всеобщего хаоса и уголовного беспредела, угрожавшего уже самому существованию государства, не была распущена. В беседе с английским корреспондентом Александр Иванович Гучков объяснял причину разгона: «Дума хотела в другой, парламентской, форме продолжить революцию. Она стала на почву нового права, прекрасно названного на простонародном языке захватным правом. Государю отводилось почетное положение мраморной статуи в завешанном храме, от имени которой жрецы (в основном террористы и неграмотные крестьяне) изрекали бы всей стране для немедленного исполнения свою, персональную, волю». И далее Александр Иванович продолжал: «Роспуск злосчастной Думы поставил вопрос: что же дальше? Продолжать ли начатый опыт демократизации или признать его неудавшимся, как предлагали правые? Государь определенно высказался за первый путь: и в составе правительства, которое он потом предъявил 2-й Думе, ему удалось найти именно того человека, который, как оказалось, наиболее подходил для выполнения поставленной задачи, — Петра Аркадьевича Столыпина. Вы поймите, — горячился Гучков, — нашему премьеру удалось разорвать вечный российский заколдованный круг. До этого времени проведение реформ неизменно сопровождалось общим ослаблением государства, а принятие суровых мер знаменовало собою отказ от реформ. Теперь же нашлось наконец правительство, которое совмещало обе эти задачи власти. И нашлись широкие общественные круги, которые эту необходимость совмещения двух таких, казалось бы, разных задач поняли». Корреспондент уже знал, что эти «круги» представляют прежде всего сам Гучков и его «Союз 17 октября».
25 августа в газетах появились одновременно два документа, спасших на какое-то время Россию: это были знаменитые столыпинские указы. Первый был обширной программой намеченных правительством законодательных и иных реформ, а другой — законом о немедленном введении военно-полевых судов. Председатель центрального комитета «Союза 17 октября» Гучков, «с особым удовольствием отметив, что Столыпин не отказывается от своего плана реформ», заявил на публичном банкете, «что закон о военно-полевых судах является жестокой необходимостью. У нас идет междоусобная война, а законы войны всегда жестоки. Для победы над революционным движением такие меры необходимы… Я глубоко верю Петру Аркадьевичу Столыпину. В темное время, когда многих охватило уныние, появился человек, — и в этот момент присутствующие на банкете поняли, что Гучков говорит не только о Столыпине, — появился государственный деятель, который, несмотря на все трудности, на все клеветы, правильно понял отчаянное положение страны и взял правильный путь на ее спасение».
Желая подчеркнуть прогрессивное в целом направление своего кабинета, Столыпин привлек в состав своего первого правительства, которое он должен был представить 2-й Думе, самых известных на тот момент в России общественных деятелей. Среди них на пост министра торговли он предложил Гучкова. Петр Аркадьевич попросил государя встретиться с предложенными им кандидатами. Николай II без особого восторга, но согласился и, как всегда в таких случаях, попросил подробного доклада знающих людей о каждом из предстоящих собеседников.

«ОБЪЕКТИВКА» НА МИНИСТРА ТОРГОВЛИ

Родился Александр Иванович 14 октября 1862 года в Москве в известной и уважаемой старообрядческой купеческой семье. Его дед, бывший крепостной крестьянин, Федор Алексеевич Гучков основал в 1789 году в селе Преображенском суконную мануфактуру, вскоре переросшую в большую шерстяную фабрику. Решающую роль в превращении бывшего крестьянина в успешного заводчика сыграла экономическая политика Преображенской старообрядческой общины. Ее суть состояла в том, что любой член общины под поручительство попечителей мог взять беспроцентный кредит. При этом допускалось возвращать кредит не в полном объеме, если полученная прибыль шла на расширение дела. Сыновья Федора Алексеевича — Иван и Ефим — учредили первую в России камвольно-прядильную фабрику для выработки пряжи из шерсти овец испанской породы. К 1845 году они сумели сделать ее «знаменитейшей в России», как о том было написано в Атласе промышленности Московской губернии того времени. Если первое поколение Гучковых занималось исключительно производством и торговлей, то второе и третье отдавали предпочтение крупным банкам и страховым компаниям, а в деятельности поколения Александра Гучкова бизнес и вовсе уступил место политике. Еще в детстве Саша Гучков проявил качество, по-видимому, унаследованное от матери-француженки: склонность к рискованным предприятиям, за что был прозван «шалым». Он даже собирался бежать на русско-турецкую войну, чтобы сражаться за освобождение Болгарии. Учился Саша во Второй московской гимназии на Разгуляе, одном из самых престижных средних учебных заведений России, а потом на историко-филологическом факультете Московского университета. Первоначально Александр Иванович увлекся гуманитарными науками. Однако деятельной натуре Гучкова мало было одних только занятий историей прошлого, в которой он уже ничего не мог изменить. Ему хотелось не только изучать, но и самому творить Историю, и он со всей своей обычной страстью предался общественной деятельности.
С 1888 года он неоднократно избирался членом городской управы, и, отдадим ему должное, это при его активном участии Москва получила водопровод в Мытищах и первую очередь канализации отходов. В 1894 году государь Александр III наградил Гучкова за отличие по службе орденом Святой Анны III степени. Но молодому человеку, жаждавшему острых ощущений, все было мало. В 1895 году он отправился в опасное путешествие по охваченным антиармянскими выступлениями землям Оттоманской империи, а оттуда зачем-то совершил переход через Тибет.

ИЗ АВАНТЮРИСТОВ В ЛОББИСТЫ

Затем поступил на службу младшим офицером казачьей сотни на охране КВЖД в Маньчжурии, верхом на лошади путешествовал по Китаю, Монголии, Средней Азии, но в 1899-м его уволили со службы за дуэль. Тогда он отправился волонтером в Южную Африку (!), где сражался на стороне буров против англичан, получил ранение и даже попал в плен, но был отпущен «под честное слово». В 1903 году, накануне собственной свадьбы, господин Гучков умчался сражаться в Македонию, где так не вовремя для молодожена началось антитурецкое восстание, которое никак, разумеется, без Гучкова не могло обойтись! Невеста, Мария Ильинична Зилоти, дождалась своего шалого жениха, и свадьба все-таки состоялась. В этом браке родились двое детей: сын Лев и дочь Вера. Женитьба никак не остепенила Александра Ивановича. Началась война с Японией — и Александр Гучков выехал на театр военных действий в качестве представителя Московской городской Думы и Комитета Великой Княгини Елизаветы Федоровны. Весной 1905 года он опять угодил в плен. На этот раз к японцам, так как не нашел возможным для себя уйти вместе с отступающими от Мукдена русскими войсками и оставить находящихся в госпитале раненых. Японцы отпустили известного капиталиста, и в Россию он вернулся героем. Он не только не оставил занятия старым бизнесом (миллионер Гучков входил в совет Петербургского учетного и ссудного банка, страхового общества «Россия»), но и занялся новым. Теперь Александр Иванович стал крупнейшим в России лоббистом. Во всем мире, а особенно в Германии и в США, «лоббизм» был уже весьма распространен. Этим занимались вполне серьезные люди. Скажем, рассматривался в рейхстаге закон о налогообложении. А в нем, на взгляд предпринимателя, были пункты, ущемляющие его интересы. И лоббист предлагал что-то исправить и в этом убеждал депутатов. А эффективно и грамотно просвещать законодателей могли только люди, которые на своей шкуре почувствовали, что такое предпринимательский труд. В общем, лоббисты — в идеале, вполне доступном и России, — это господа, которые покрутились в предпринимательской среде, знают проблематику, обладают эрудицией, напористостью, даром убеждения. Еще недавно такие люди водились только в Европе, в России Гучков — первый среди них.

АУДИЕНЦИЯ С ГОСУДАРЕМ

Какую же идею лоббировал Гучков в 1906 году? Идею «октябризма». Выступая за равенство перед законом, гарантию прав личности и введение гражданских и политических свобод, октябристы не ставили в повестку дня даже вопрос о ликвидации высокопродуктивного помещичьего землевладения. То есть Гучков — самый яростный лоббист реформ Столыпина. Стало быть, не принять господина Гучкова вместе с другими кандидатами на министерские посты было нельзя. Вскоре в дневнике Николая II появилась запись: «Говорил с каждым по часу. Не годятся в министры сейчас. Не люди дела». А своей матери государь объяснил: «У них собственное мнение выше патриотизма». В 1907 году Гучков избирается депутатом 3-й Государственной Думы, где возглавил фракцию октябристов и комиссию Думы по обороне. В следующем году он купил для своей семьи особняк на Фурштатской улице и окончательно поселился в Петербурге.
Как человек резкий и прямой, страдая иногда типичными для интеллигентов того времени «приступами бешенства правды-матки», он нередко вступал в конфликты со своими коллегами-депутатами, доходившие до прямых столкновений. В Думе «московский купчик» воспринимался многими как один из самых опасных людей России. Так, из-за несогласия во мнениях Александр Иванович вызвал на дуэль Милюкова (осторожный профессор благоразумно уклонился), оскорбил известного конституционного демократа графа Уварова и отказался явиться на третейский суд, после чего граф вызвал его на дуэль. Гучков легко ранил либерального графа и был приговорен к сидению в Петропавловской крепости на четыре недели (но по Высочайшему повелению драчун и хулиган отбыл в крепости только неделю).
В нескольких речах, посвященных деятельности Военного министерства, Министерства внутренних дел и Синода, Гучков первым из русских политических деятелей резко обрушился на вмешательство Великих Князей и Распутина в дела государственного управления. В марте 1910 года произошло событие, имевшее, как потом оказалось, самые серьезные последствия. 8 марта лидер октябристов Гучков был избран председателем Государственной Думы на место отказавшегося, к несчастью для России, от этого поста Николая Хомякова (сына известного славянофила). По многим своим человеческим качествам Александр Иванович никак не отвечал требованиям, предъявляемым к должности председателя Думы.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ

Что же побудило его принять этот пост? Соблазнило неугомонного лоббиста то, что теперь при помощи высочайших докладов лично государю, разрешенных ему как руководителю парламента, он получит возможность влиять в желательном для него, а стало быть, и для России, направлении на самого государя. Александр Иванович никогда себя от России не отделял, искренне полагая, будто то, что хорошо для Гучкова и его друзей, хорошо и для всей Империи! Это оказалось роковой ошибкой. Государь угадал намерение Гучкова и на первом же протокольном приеме нового председателя Думы, отступив от своей обычной как бы приветливой манеры, встретил горячего Александра Ивановича, только недавно выпущенного им из крепости, крайне холодно и тем открыто показал ему свое недоверие. В газетном сообщении о приеме было только скупо сообщено, что «аудиенция продолжалась более получаса» вместо положенных обычных слов о «высокомилостивейшем приеме». В дальнейшем между царем и председателем Думы, установились прохладные официальные отношения, и о влиянии Гучкова на государя не могло быть и речи.
Как человек чрезвычайно самолюбивый, Александр Иванович не простил государю такого отношения. Начиная с этого времени он стал видеть в нем главное препятствие не только для себя, но и для той эволюции русской жизни, к которой он стремился. Соединение политической и личной вражды к государю и сделало Гучкова очень опасным и последовательным его врагом, тем более опасным, что по своему положению лидера умеренной, строго монархической партии он не мог ее проявлять открыто. Но уже в своей вступительной речи 12 марта 1910 года Гучков начал продвигать захватившую его новую идею — идею свержения монарха: «Мы часто жалуемся на внешние препятствия, тормозящие нашу парламентскую работу. Мы не должны закрывать на них глаза: с ними придется нам считаться, а может быть, придется и сосчитаться».
И такое время, по мнению Александра Ивановича, пришло в 1917 году, хотя «к вопросу об отречении государя я стал ближе не только в дни переворота, но задолго до этого», — признавался Гучков на заседании Верховной следственной комиссии Временного правительства 2 августа 1917 года. Правда, надо отдать ему должное: когда лоббируемая им идея целесообразности династического переворота и создания ответственного перед Думой министерства из либеральных политиков овладела пьяными и темными массами и когда лично ненавидимая им царская власть в столице пала, тут уж он, увидев, к чему реально привела страну победа его идей, резко изменил свою позицию и теперь стал лоббировать новую идею: «надо быстро и решительно спасать монархию». Но было поздно.
Не вступая ни в какие соглашения на этот счет с Петроградским советом, Гучков настаивал немедленно ехать к Николаю II в Псков и «привезти отречение в пользу наследника». Тут, конечно, присутствовал и мотив личной мести. Именно Гучков вместе с еще одним ярым монархистом Владимиром Шульгиным доставил в столицу тот самый манифест царя об отречении, который и положил начало быстрому, решительному и бесповоротному развалу Российской империи. Гучков умер в эмиграции, в Париже, 14 февраля 1936 года, по словам его бывшего политического противника Милюкова, «одинокий, молчаливый, среди чужих и не вполне разгаданный». Заупокойная литургия состоялась в храме Александра Невского. На ней присутствовали практически все видные представители эмиграции. Успешно погубив свою собственную страну, в чужой стране они встречались только на такого рода церемониях. Покидая литургию, один из присутствующих сказал тихо: «Наш-то, шалый, неужто действительно угомонился?!»

N 1 — 2 (25) январь 2005