 |
| Православие.Ru | Никола Хаджиев | 01.02.2005 |
«Болгарская Православная Церковь подвергалась испытаниям не только в наши дни. Она всегда успешно доказывала свою значимость, отстаивала свои принципы…Это не первое испытание, выпавшее ей на долю, она — каленая Церковь», — это высказывание принадлежат директору Национального Церковного историко-археологического музея Николе Хаджиеву. По его словам, «сегодня Церкви необходимо выйти из вакуума, и открыто повернуться лицом к СМИ. Ей не надо искать контактов, а нужно строить свои отношения с журналистами на партнерской, дружеской, братской основе. СМИ должны стать ее чадами, ее транслятором. Церковь огромная и богатая, это — необъятная территория духа и религиозного опыта. В церковной жизни нуждается человек, семья и общество».
— Господин Хаджиев, не могли бы Вы немного рассказать читателям нашего сайта о себе?
— Меня зовут Никола Хаджиев, я родился в городе Сливен 66 лет тому назад. Мои детские и юношеские годы были не очень счастливыми, но, слава Богу, я был принят под покров Болгарской Православной Церкви. Для меня это собятие стало зримым доказательством того, что в мире разумного бытия нет случайностей. Я окончил Софийскую Духовную Семинарию, потом Софийскую Духовную академию. Мои учителя сочли необходимым отправить меня на дальнейшую специализацию в Гумбольтовом университет в Берлине. Я был преподавателем систематического богословия в Софийской Духовной Семинарии. Заведовал редакцией Синодального издательства, был редактором журнала «Духовная культура». В 1993 году меня выбрали заместителем мэра Софии, курирующим вопросы науки, образования, просвещения, вероисповеданий и спорта. Тем временем я уже был служащим Национального Церковного историко-археологического музея — с этой должности Софийский Общинный Совет[1] и выбрал меня на пост заместителя мэра. После истечения мандата в конце 1995 года, я снова вернулся на занимаемое мной место директора музея и выполняю эти обязанности и сегодня. У меня хорошая семья, трое детей — две дочери и сын, трое внуков. Моя старшая дочь — докторант в Гумбольтовом университете, сын в Свободном университете в Берлине, а младшая дочь в Болгарии, она инженер и научный работник в Институте Болгарской Телекоммуникационной Компании.
— Ваша жизнь была связана с Церковью, с Православием, с богословием. Как Вы оцениваете перспективы православного богословия сегодня?
— Я бы назвал православное богословие православным действием, православной
практикой. Богословие в его институциональности — Болгарская Православная
Церковь — спасло меня и физически, и духовно: в свое время меня, круглого
сироту, принял Бачковский монастырь, и там началось мое сознательное бытие.
Православие — это сердцевина, как исповедь. Православие — родниковое
Христианство, самое неподдельное, самое сохраненное в течение веков, и, слава
Богу, что оно есть в Болгарии, и что оно — основное вероисповедание болгарского
народа. И прав Митрополит Тырновский Климент (исключительная личность — участник
легии Раковского, [2]
первый председатель Болгарского Красного Креста и соучредитель Болгарской
Академии Наук, министр просвещения, дважды председатель Совета Министров
Болгарии, депутат Учредительного, [3]
Первого Великого[4]
и нескольких обычных народных собраний, создатель болгарской художественной
драмы и повести, великомученик-митрополит, претерпевший гонения и мучения,
сосланный в Гложенский монастырь под городом Тетевен), который в своей
знаменитой проповеди 14 февраля 1893 года произнес памятные слова «Есть у нас
Православие — есть болгарский народ; нет Православия — нет болгарского народа!».
Православие — это та движущая сила, тот фундамент, та незыблемая основа
болгарского народа, которая не только его поддерживала, но воздвигла его на исторической сцене, как действующий народ — и как культуру, и как традицию, и как веру, и как духовность. Это вера — и ничего больше. В историческом плане,
когда в Европе были только княжества, маленькие городки-державы, только Болгария
была государством — со своей организацией, армией, структурами управления, и при
этом, находящимся между двумя мощными империями — западно-франкской и восточно-византийской. И эта Болгария была таковой со своей Верой и общественно-религиозным институтом — Православной Церковью. Именно Православная
Церковь поддерживала наше национальное сознание, нашу культуру, наш язык, наши
традиции, нашу духовность. Особенно когда наше Отечество потеряло свою
независимость в 1393 году. Тогда практически были уничтожены две основные
национальные сферы — общественно-политическая (государство) и общественно-религиозная (Церковь). Царь Иван Шишман[5]
был убит, Патриарх Евтимий сослан. С того дня не было свободного государства, не было самостоятельной Церкви, не было образовательной системы. Иностранное
владычество, рабство. И только в маленьких храмах в селах и городах, и особенно
в монастырях, сохраняется светильник национальной идентичности, родной культуры
и традиций, и Православной Веры.
— Один из взглядов на тот период состоит
в том, что османское владычество в какой-то мере было либеральным по отношению к вере болгар, сохраняя ее, и давая людям возможность быть христианами…
— Османское владычество являлось политическим господством, относящимся к управленческим структурам, к финансовому управлению, но было по сути опять-таки рабством, потому что естественное развитие болгарской государственности во всех ее аспектах было пресечено. Болгарский народ со своего крещения до сегодняшнего дня — в своей 13-вековой истории, в которой мы 7 веков были в рабстве, — единственно и только сохранил неизменную свою православную христианскую веру и святую Болгарскую Православную Церковь. Все остальное изменялось и продолжает изменяться — идеологии, политические системы, государственные границы. Только Вера и Церковь остаются неизменными, как Богооткровенное учение и наследство, как завет наших отцов, как моральная опора и крепость нашего национального духа.
— Хотелось бы перенести наш разговор в современность: какой Вы находите Болгарскую Православную Церковь сегодня, как на ней сказались последние пятнадцать лет, последние пятьдесят лет?
— Болгарская Православная Церковь подвергалась испытаниям не только в наши дни. Она всегда успешно доказывала свою значимость, отстаивала свои принципы. Болгарской Православной Церкви удалось сохранить себя во все годы своей деятельности. Это не первое испытание, выпавшее ей на долю, она — каленая Церковь. В зависимости от сложности времени и испытаний, в ее недрах рождались и соответствующие по своему достоинству личности, которые руководили ею в важные моменты ее судьбы. Это не случайно — это знак Бога, присутствие Бога. Наша Церковь пережила один особенно тяжелый сорокапятилетний период абсолютного атеизма и безбожничества, когда все в нашей стране было индокринировано — вся наша общественно-политическая и личная жизнь. Эта индоктринация начиналась в детском саду — над кроватками детей висели образы Ленина и Сталина. После детского сада детей принимали в организацию «Чавдарче»,[6] в третьих-четвертых классах — в пионеры, в старших классах политической организацией был Комсомол, и после окончания среднего образования и вступления в жизнь, благонадежных принимали в БКП,[7] а неблагонадежны — в Отечественный Фронт.[8] Полная индоктринация всей жизни болгар! И только Церковь сохранила обращения «господин» и «госпожа», сохранила два учебных заведения — Софийскую Духовную Семинарию и Софийскую Духовную Академию, где преподавалось учение о Боге, о Вере, против атеизма, и где всегда усердно учились люди, которые и до сих пор занимают ответственные посты в нашей церковной и общественной жизни. Церковь была единственной диссидентской организацией, при том не в последние несколько лет, а в течение целых сорока пяти лет! Вы знаете, сколько духовников, даже когда и дети насмехались над ними, не сняли рясу — свою официальную форму, а носили ее, входили в храмы, звонили в колокола, совершали таинства и Божественную Литургию. Представьте себе, если бы Церковь исчезла, как, например, случилось в Албании — вся духовность погибла, а мечети и храмы были уничтожены. А наша Церковь самосохранилась.
— Некоторые обвиняют Церковь того периода. Не совершилось ли самосохранение Церкви ценой включения высшего клира и Болгарского патриарха в число кадров Государственной Безопасности, управляющих БПЦ?
— Не было руководящего поста в системе государства, в политической и общественной жизни, который не занимался бы без согласия управляющих, политической идеологической силы — БКП. Даже адвокатам нельзя было получить агреман без разрешения государственных органов. Но Церковь продолжила функционировать, и многие духовники приняли эту систему регулирования… Представьте себе, если бы никто не был согласен стать духовником, если бы храмы были заперты на замок или уничтожены, иконы сняты и сожжены! Представьте себе, если бы не было таких людей, которые бы пошли на компромисс со своей совестью. И ведь это не поверхностный компромисс, а решение, принятое глубоко в душе. Они несли свой крест, своё призвание духовников, служащих Богу.
— Патриарха Максима обвиняют, что он не был выбран легально, а назначен службой государственной безопасности…
Все процедуры, связанные с достижением патриаршего достоинства ныне здравствующим Патриархом, весь его монашеский путь и продвижение в церковной иерархии совершенно законосообразны. Он был монахом, иеродьяконом, иеромонахом, архимандритом, по истечении определенных лет стал епископом, а после — митрополитом. Будучи митрополитом, после необходимого пятилетнего стажа, он стал кандидатом в патриархи и был избран на церковно-народном патриаршеском соборе, без которого никакой митрополит не может быть выбран патриархом. Собор проводится в определенное время и в определенном месте, с четкой процедурой голосования. Патриарх Максим был выбран не единогласно. Но результаты голосования были подсчитаны, запротоколированы и подписаны всеми избирателями. После этого состоялась интронизация новоизбранного патриарха Максима в храме Святого Александра Невского в присутствии патриархов и представителей Вселенского Православия; ему были вручены митра и жезл самыми старшими митрополитами — Врачанским Паисием и Неврокопским Пименом, который потом оспаривал его право на патриаршество. Это и есть процедура, и она была соблюдена. Та руководящая сила, которая управляет жизнью людей, нашла способ указать предпочтения именно Максиму, как патриарху. Это факт, и процедурой никто не пренебрег и не нарушил ее. В этом случае он не назначен, а предпочтен руководящей силой и является достойным патриархом. Время показало, что патриарх Максим являлся единственной подходящей личностью на высокий пост. Любой иной согнулся бы перед неистовой компанией против Церкви в начале так называемой демократии. А он твердо и скромно устоял. И никто не может обвинить его и в грехах, бытующих в монашеском сословии.
— Будьте добры, прокомментируйте раскол, который произошел в последние годы в БПЦ.
— Раскол не есть убеждение тех людей, которые его провели, а их настроение. Это не вера, а экономические и политические интересы. Черное мероприятие, которое, к огромному сожалению, зародилось в головах так называемых демократов и проявилось во время зарождающейся демократии. Так посягнуть на родильницу и кормилицу болгарского народа, заслуги которой никто не отрицает! Даже Георгий Димитров в свое время по случаю тысячелетия Рильского монастыря в самом монастыре произнес следующее: «Без Болгарской Православной Церкви и ее обителей сегодня у нас не было бы современной Болгарии».
— Кто был заинтересован в расколе?
— Личный интерес был у тех, кто
начал раскол и продолжает его до сих пор, а также у тех, кто прячется за ними и хорошо оплачивает это мероприятие. Это не особо христианские силы. Раскол
начался в светлую дату в святом месте: 24 мая 1992 года в ВИП-комнате N 46
Бачковского монастыря. Туда съехались тогдашний премьер-министр Филипп Димитров,
митрополит Старозагорский Панкратий, митрополит Врачанский и Фори
Светлячок[9]
с картой Болгарии, на которой отмечены существующие до тех пор митрополии и…
новооткрывающиеся, по их желанию, митрополии. Они пригласили игумена монастыря
Наума и посвятили его в дело. Сказали: «Вот тебе карта — выбери себе любую
метрополию, и завтра ее возглавишь». Игумен Наум не согласился и ушел с этого
сборища. Уже через несколько дней была проведена оккупация Св. Синода (май 1992
года), семинарии, совершена попытка занять Софийскую митрополию, Пловдивскую
митрополию, оккупирована Ловчанская митрополия… Мотив — для публики и общества —
демократизация Церкви и изгнание «владык-коммунистов». Реальной целью раскола
была оккупация храмов и нажива. К огромному сожалению, это осуществлялось при
помощи государственной власти, а самый большим приверженцем раскола до сегодняшнего дня остается мэр Софии Стефан Софиянский. Одна небезынтересная
подробность произошла, когда я был выбран заместителем мэра Софии. Тогда между
мной и мэром проф. Александром Янчулевым началась переписка (это можно
проследить по документации). Я хотел доказать ему неправомерность его приказа о назначении на пост митрополита Софии какого-то Иннокентия, что было
противозаконно, противоречило уставу и всему православию. После длительных
переговоров он переменил решение и отменил свой приказ. В последний год
управления Янчулев пришел вместе с супругой в храм Святого Александра Невского,
куда он не ходил из-за патриарха Максима, на литургию 30 августа 1995 года, и попросил прощения у Болгарского Патриарха. А Стефан Софиянский своим первым
приказом после назначения на пост мэра опять назначил Иннокентия митрополитом
Софии. Каково же было удивление на приеме в честь 90-летия Патриарха Максима 29 октября этого года, когда Софиянский пришел его поздравить. Все были шокированы
его изворотливостью. Я знаю Софиянского как политика — были однопартийцами в Объединенном Христианодемократическом Центре — он один из больших политических
браконьеров в нашей истории.
— Как Вы прокомментируете факт, что ПАСЕ[10] порекомендовало нам внести некоторые изменения в закон о вероисповеданиях?
— Это оплачено силами извне. Православие не удобно, не желанно многим структурам и стратегам за пределами Болгарии. Неслучайно цитируются слова Збигнева Бжежинского. Мы знаем, каково его влияние в Америке — ведь он перед студентами в Гарвардском университете говорил, что в странах бывшего социалистического лагеря после падения коммунизма остался один враг еще посильнее — Православное христианство.
— 29 октября премьер-министр Болгарии подписал первую европейскую конституцию, в которой нет даже упоминания об огромной роли христианства в истории Европы и в совремнном мире.
— Это верх европейского отступничества от молока и утробы Европы, от ее корней. Даже Папа Римский высказал свое возмущение этим актом.
— Но где же тогда место Православного христианства в Объединенной Европе?
— Это очень показательно. И это один из знаков прихода Антихриста и конца света. Страшно! Европа, которая родилась как христианская культура, просвещение, творчество и миссия, и которая крестилась в купели христианства, не нашла в своей Конституции места для основополагающей веры, сущности и жизни!
— Тогда где место Православия — в церковном музее, в учебниках истории религий?
— Православие точно не пойдет в музей. Музеи будут хранить святыни Православия, но оно снова будет ореолом человечества.
— Какие основания у Вас для подобного оптимизма?
— Это не оптимизм, а внутреннее убеждение. Оптимизм — это желание, убеждения — это ощущение.
— Однако мы видим, что современный человек становится все более атеистическим, все более размыта его вера, он принижает Бога, а не поднимается к Нему…
— Современный человек тратит неимоверно много усилий, чтобы выдвинуть на пьедестал материальные ценности, удобства, привилегии, власть, силу — все то, что зачаровывает тебя, делает тебя сильным, предпочтительным, модным, желаемым. Но это как раз только движение и настроение, без корней. Это преходяще — panta rei. И именно это — основание для возвращения к корням, к Православному христианству. Люди вернутся к своим корням даже из соображений самосохранения — конечно, не все.
— Некоторые мыслители обвиняют Православное христианство в самодостаточности, в нарциссизме.
— Обвиняют те, кто не коснулся сути.
— С 9 по 11 ноября в Софии прошла конференция об отношениях меду Церковью и СМИ. Как Вы видите место СМИ в отражении церковной жизни?
— По отношению к Церкви СМИ все еще достаточно неспособны быть компетентными, правдивыми и ответственными. Однако, я не обвиняю журналистику. У нас мало людей, в достаточной мере церковно и религиозно просвещенных. Недостаточно грамотности в самых простых вопросах. Просто не хватает информированности. Это естественно, ведь до недавнего времени СМИ вообще не интересовались жизнью Церкви, и избегали ее, она была под запретом. Сама наша журналистика тоже христиански не образована, не говоря уже о богословских знаниях. Негатив же исходит от недостаточной просвещенности в религиозном отношении. Сегодня Церкви необходимо выйти из вакуума, и открыто повернуться лицом к СМИ. Ей не надо искать контактов, а нужно строить свои отношения с журналистами на партнерской, дружеской, братской основе. СМИ должны стать ее чадами, ее транслятором. Церковь огромная и богатая, это — необъятная территория духа и религиозного опыта. В церковной жизни нуждается человек, семья и общество.
— И традиционный заключительный вопрос — что Вы пожелаете читателям нашего сайта?
— От всего сердца желаю вам Божьего благословения — вам, и вашим семьям, и вашим начинаниям, и вашим дням!
24.01.2005
