 |
| Независимое военное обозрение | Валерий Авдеев | 31.01.2005 |
Первыми забили тревогу французы. 9 ноября на эскадру адмирала Дюмениля, базировавшуюся в Константинополе, поступила телеграмма Мартеля, верховного комиссара Франции при генерале Врангеле, о начале немедленной эвакуации белых. Французские военные корабли во главе с броненосным крейсером «Вальдек-Руссо», а также все свободные торговые суда поспешили к крымскому берегу. Врангель попросил у Европы незамедлительной помощи.
В тот же день адмирал Дюмениль прибыл с эскадрой в Севастополь. По донесению французской разведки, «паника немедленно охватила тыл». Сам Врангель однако не терял присутствия духа, однако накануне погрузки говорил в своем окружении: «Куда мы идем, я не знаю, так как на мои запросы, которые я рассылал в течение двух дней со дня ишуньской катастрофы, ответов нет. Я продолжаю по радио вести переговоры и думаю, что они увенчаются успехом. Где мы пристанем, я не знаю…»
В тот же день командующий Южным фронтом М. Фрунзе обратился по радио к Врангелю с предложением капитулировать ввиду полной бессмысленности дальнейшего сопротивления. Сложившим оружие гарантировалась амнистия, не желающим оставаться в России представлялась «возможность беспрепятственного выезда за границу при условии отказа под честное слово от дальнейшей борьбы против рабоче-крестьянской России и Советской власти».
Белые не ответили красному командующему, за них это сделал французский адмирал Дюмениль. 13 ноября он сообщил Фрунзе: «Приказом главнокомандующего (то есть Врангеля) все войска Русской армии на Юге России и гражданское население, желающее уехать вместе с ними из Крыма, могут уезжать. Только что опубликован приказ, запрещающий кому бы то ни было разрушать или повреждать любое общественное имущество государства. Это имущество принадлежит русскому народу. Я дал указания всем судам, находящимся под моей властью, оказать помощь в эвакуации и предлагаю вам дать немедленный приказ вашим войскам, чтобы они не мешали вооруженной силой проведению погрузки на суда. Я сам не имею никакого намерения разрушать какое бы то ни было русское заведение, однако информирую вас, что, если хотя бы один из моих кораблей подвергнется нападению, я оставляю за собой право использовать репрессивные меры и подвергнуть бомбардировке либо Севастополь, либо другой населенный пункт на Черном море». Почему красные войска не стали мешать эвакуации белых, сегодня со всей определенностью сказать трудно. Скорее всего, Фрунзе просто не хотел больше проливать русскую кровь. (этот вывод мы считаем, мягко говоря, спорным — ред. сайта)
В тот же день, 13 ноября, генералом Врангелем, верховным комиссаром Мартелем и адмиралом Дюменилем была подписана конвенция, согласно которой главнокомандующий Русской армией «передает свою армию, флот и своих сторонников под покровительство Франции, предлагая Франции в качестве платы доходы от продажи военного и гражданского флота». Во исполнение этого соглашения русские военные и торговые суда подняли французские флаги на мачтах.
Эвакуация происходила из нескольких портов Крыма. И если солдаты и офицеры врангелевской армии «уходили» в приказном порядке, имея законное право на место на корабле, то значительно сложнее пришлось гражданским лицам. По словам французов, «в Севастополе, где еще 10 ноября танцевали, население не казалось обеспокоенным». Будущие эмигранты оказались неготовыми к быстрым сборам и отъезду. Решение об отъезде принималось в последние часы, минуты. Решение, в сущности, о дальнейшей жизни и судьбе.
Наиболее спокойно протекала эвакуация из Евпатории. В этом порту на транспорты «Добыча», N 411, N 412, «Ельпидифор», «Скиф» и другие были посажены около 8 тыс. человек. 13 ноября старший морской начальник Евпатории адмирал А. Клыков получил команду следовать своим отрядом в Константинополь. Предварительно были выведены из строя оставшиеся в Евпатории мелкие суда, а также севший на мель вспомогательный крейсер «Буг». В 14 час. 13 ноября суда покинули Евпаторию и взяли курс на Константинополь.
Исходя из дислокации частей Русской армии, в Ялте предполагалось к посадке на суда до 10 тыс. человек. Значительные трудности для старшего морского начальника Ялты контр-адмирала Левицкого вызвало отступление в этот район конного корпуса генерал-лейтенанта И. Барбовича. В связи со строжайшим указанием Врангеля о предоставлении для эвакуации конного корпуса транспорта «Крым» практически не оставалось возможности перевезти гражданских беженцев и некоторые военные учреждения.
Транспорт «Крым» являлся самым большим из всех судов, находящихся в Ялте — на нем в Константинополь отплыли около 5,5 тыс. человек. С утра 13 ноября и в течение дня в Константинополь из Ялты отправились пароход «Цесаревич Георгий», итальянский пароход «Корвин», французский «Текла-Булен», пароход «Константин», шхуна «Христи». 14 ноября в 9 час. 50 мин. в Ялту на крейсер «Генерал Корнилов» прибыл главнокомандующий Русской армии. Совместно с начальником штаба Черноморского флота контр-адмиралом Н. Машуковым он, убедившись, что эвакуация заканчивается, отбыл в Феодосию. Последнее судно покинуло Ялту в 13 час. 15 мин. 14 ноября 1920 г. Всего из города были эвакуированы около 13 тыс. человек. Все суда, вышедшие из Ялты, успешно пришли в Константинополь.
В Феодосии старшим морским начальником до 10 ноября был командир транспорта «Дон» капитан 1 ранга С. Зеленый. Именно на него Врангель возложил задачу подготовки к переходу судов из Феодосии в Константинополь — сделать запасы угля, воды, продовольствия на пятьсот миль плавания. В условиях всеобщей паники и хаоса решить эту задачу удалось только частично.
С утра 11 ноября к обязанностям старшего морского начальника Феодосии приступил капитан 1 ранга И. Федяевский. 12 ноября в полдень началась погрузка раненых, семей офицеров, тыловых канцелярий, интендантства и беженцев.
В 16 час. 30 мин. в Феодосию прибыл командир Кубанского корпуса генерал-лейтенант М. Фостиков, к которому по приказу Врангеля переходила вся власть в городе. Фостиков отменил ранее принятые решения и приказал всем военным и беженцам, уже разместившимся на судах, сойти на берег. Высаженные пассажиры расположились прямо у пристани табором. Свою лепту в нагнетании и без того крайне нервозной обстановки внес пожар, случившийся в ночь с 12 на 13 ноября на артиллерийских складах в нескольких километрах от города. Американский миноносец, находящийся на рейде Феодосии, открыл огонь по тому месту, где рвались на горящих складах снаряды, приняв пожар за наступление красных.
Утром 13 ноября генерал Фостиков объявил, что будет осуществляться сначала погрузка имущества, а потом — войска. В это время на пристани росла толпа беженцев. Стало очевидно, что два выделенных для беженцев парохода вряд ли смогут забрать всех. В порту началась паника. Пароходы «Генерал Корнилов» и «Аскольд», битком набитые беженцами, были поставлены на рейд. Всех желающих уехать взять на борт они не смогли. Усиленные караулы из офицеров и юнкеров уже были не в силах сдержать разъяренную толпу…
Фостиков и Федяевский пытались по радио связаться с генералом Врангелем и командующим Черноморским флотом адмиралом Кедровым, прося прислать суда для погрузки беженцев. Но свободных судов не было. Единственное, что оставалось, — это направить собравшихся в порту людей в Керчь.
Транспорты «Дон» и «Владимир», предназначенные для посадки фронтовых частей, в целях безопасности были отведены от пристаней и поставлены на рейд. Подошедшие части доставлялись на суда уже на катерах и шлюпках.
13 ноября вечером в Константинополь отправились переполненные пароходы «Петр Регир», «Аскольд» и «Генерал Корнилов». 14 ноября в 6 час. утра, приняв людей сверх всякой нормы, из феодосийского порта в направлении на Константинополь вышли транспорты «Дон» и «Владимир», имевшие на буксире катер «Доброволец» и канонерскую лодку «Кавказ».
В Феодосии непогруженными оказались Кубанские части общей численностью 4,5 тыс. человек и более 5 тыс. беженцев. Всем им генерал Фостиков приказал пробираться в Керчь.
15 ноября Врангель, находившийся на крейсере «Генерал Корнилов», был проинформирован о брошенных в Феодосии людях, помощь которым он оказать был не в силах.
Эвакуация из Севастополя была завершена — вывезены примерно 40 тыс. человек; из Феодосии около 30 тыс. военнослужащих, членов их семей, гражданских чинов и простых беженцев, которым «посчастливилось» покинуть Родину.
Пришедшие в Константинополь из Феодосии утром 17 ноября суда не досчитались в своем строю канонерской лодки «Кавказ», которая из-за трудности буксировки была затоплена во время перехода.
Из Керчи 17−18 ноября были вывезены не только отходившие сюда войска, но и часть тех людей, которые прибыли из Феодосии. Суда были перегружены настолько, что люди весь путь до Константинополя провели стоя. Караван, вышедший из Керчи, попал в семибалльный шторм. По счастливой случайности не затонул вместе с пассажирами и командой эскадренный миноносец «Живой», на борту которого были 260 человек.
Эвакуация из Крыма заканчивалась. По оценке Врангеля, она прошла в «образцовом порядке». Мужество офицеров и матросов, их героизм, проявленный при переходе в Константинополь, отметил 17 ноября 1920 г. в своем обращении к Врангелю французский адмирал Дюмениль. В тот же день приказом главнокомандующего контр-адмирал М. Кедров, командующий Черноморским флотом, был произведен «за особые отличия по службе» в вице-адмиралы.
Французские власти, не ожидавшие такого числа беженцев — а по их подсчетам с 14 по 21 ноября 1920 г. в Константинополь прибыли 134 тыс. человек, — обратились за помощью в их размещении и снабжении продовольствием, медикаментами к британскому правительству. Но англичане, напомнив о нежелании Врангеля принять их посредничество весной 1920 г. «с целью заключения приемлемого мира» с большевиками, решили, что нет смысла оказывать ему помощь. Единственно, что они обещали, так это предоставить остров Лемнос, свою пустующую военную базу, в распоряжение русских беженцев. Это деяние было обставлено как неофициальные действия представителя правительства «его величества» в Константинополе генерала Харрингтона.
Высадившиеся на побережье Турции и частично Адриатическом побережье Югославии, войска генерала Врангеля и беженцы оказались в полной зависимости от французских властей в Константинополе. Правительство Франции сочло себя теперь свободным от всех политических обязательств перед главнокомандующим Русской армией. Все прибывшие из России — военные и гражданские лица — рассматривались им отныне в качестве всего лишь беженцев. Идея спецслужб перебросить армию Врангеля на другие театры военных действий или использовать их для охраны проливов была категорически отвергнута правительством.
Обстановка на берегах Босфора и Дарданелл в то время была весьма непростой. В Турции набирало силу национально-освободительное движение под руководством Мустафы Кемаля (Ататюрка). Чтобы обезопасить свое положение в Константинополе, французы предложили развернуть лагеря для военных и беженцев, куда и направить массу прибывших из Крыма.
Сразу же по прибытии в Константинополь совещание старших начальников врангелевской армии обсуждало вопрос о возобновлении вооруженной борьбы с Советской Россией, а для этого сохранение войск приобретало первостепенное значение. С этой целью было осуществлено переформирование остатков воинских частей. В течение ноября-января они были сведены в три корпуса.
Дислокация частей была следующей: на Галлиполийском полуострове расположился 1-й армейский корпус под командованием генерала А. Кутепова (около 25 тыс. человек). В его состав входили 4 полка пехоты, 4 кавалерийских полка, 7 артиллерийских дивизионов, технический полк, 6 военных училищ, офицерские артиллерийская и инженерная школы. На острове Лемнос был расквартирован Кубанский корпус генерала М. Фостикова (около 16 тыс. человек), в районе Чаталджи, в 50 км к западу от Константинополя, расположился Донской корпус генерала Ф. Абрамова (до 20 тыс. человек). Сам генерал Врангель поселился в русском посольстве в Константинополе. Кроме того, по планам французского правительства 20 тыс. беженцев должна была принять Сербия, 8 тыс. — Болгария и Румыния.
В труднейших условиях Галлиполи, Чаталджи и Лемноса Врангель и его окружение принимали все меры к тому, чтобы сохранить армию как боеспособную единицу, укрепить пошатнувшуюся дисциплину в войсках, предотвратить разложение и стремление беженцев вернуться в Советскую Россию. Все это достигалось драконовскими методами, целой системой суровых мер вплоть до расстрелов. В Галлиполи был создан специальный батальон, куда направлялись все недовольные и подозреваемые в симпатиях к большевикам. Здесь они подвергались моральному и физическому унижению, отправлялись на самые грязные и тяжелые работы. В корпусе генерала Кутепова военно-полевому суду были преданы 75 человек и более 150 осуждены корпусным судом.
За «подстрекательство к распылению армии» по приговору военно-полевого суда был расстрелян полковник П. Щеглов. Вся его вина заключалась в том, что в частной беседе он заявил: «Красную армию нужно рассматривать как учреждение государственное». Однако в тяжелейших условиях заграничного пребывания оградить армию от разложения было практически невозможно, тем более что этим делом всерьез занялись коминтерновская и военная разведки красных.
Сложности с размещением и содержанием кораблей бывшего Черноморского флота в проливе Босфор, а также стремление французов иметь русские корабли в качестве платы за содержание армии, привели к перебазированию флота в Бизерту, французскую военно-морскую базу в Тунисе. Приказом командующего вице-адмирала М. Кедрова Черноморский флот был переименован в Русскую эскадру. Командующим эскадрой стал М. Кедров, начальником штаба — контр-адмирал Н. Машуков.
8 декабря 1920 г. корабли эскадры четырьмя отрядами вышли в Мраморное море, начав успешный переход в Бизерту. По ранее достигнутой договоренности общее руководство перебазированием должно было осуществляться с французского крейсера «Эдгар Кине». Сам переход проходил в сложных условиях: не хватало воды для котлов, угля, не баловала погода, сказывалась неопытность сборных экипажей.
Адмирал Де Бон, командующий Восточно-Средиземноморской эскадрой, в своем рапорте на имя министра военно-морского флота Франции докладывал, что успех перехода был достигнут «благодаря воле и энергии адмирала Кедрова и многих его командиров».
Под предлогом санитарного карантина и регистрации личного состава Русской эскадры и беженцев прибывшим кораблям было запрещено всякое общение друг с другом, а также выход на берег. Дело дошло до того, что морской префект Бизерты запретил командующему Русской эскадры свободно общаться со своими подчиненными. Изумленный таким отношением, в беседе с одним из командиров французского эскорта Кедров заявил: «Мы выглядим, словно зачумленные, как ваши враги и пленники, хотя заслуживаем другого обхождения… Почему с нами обращаются, как с врагами, которые пришли на землю Франции?»
Задача французских властей сводилась к обеспечению минимума расходов на содержание эскадры и в то же время сохранить военные корабли в боеготовом состоянии, законсервировав их.
Через месяц после прибытия первых кораблей военно-морские власти Бизерты разрешили их экипажам сообщение с берегом. Приказом вице-адмирала Даррье определялся строго регламентированный порядок увольнения на берег.
В целом условия жизни, созданные для русских в Тунисе, мало чем отличались от Галлиполи, Лемноса и Чаталджи — безработица, скудный паек, полнейшее бесправие стали их постоянными спутниками.
Всего в Бизерту в декабре 1920-го — январе 1921 г. прибыли около 5300 человек. Они были поселены в казармы — каменные здания без печей. Продовольственный паек состоял из утреннего кофе с сахаром, хлеба (400 граммов на взрослого), обеда и ужина; мыла, сахара и табака не полагалось. Беженцы, устроившиеся на работу и получившие паспорт, навсегда исключались из списков лиц, находящихся на иждивении французского правительства. В случае, если человек терял работу, возвратиться в лагерь беженцев он уже не мог. Некоторую помощь, главным образом одеждой и обувью, оказывали французский и американский Красный Крест.
Что же касается русской эскадры, то она, как оказалась, ошвартовалась на свою последнюю стоянку. Попытка Врангеля перевести позднее хотя бы часть судов в Варну не увенчалась успехом. В течение 1921−1924 гг. французы постепенно завладели кораблями эскадры. В первую очередь это касалось транспортов, которые они включили в состав своего торгового флота.
Не желая нести в одиночку расходы по содержанию русских беженцев, французское правительство уже в январе 1921 г. предприняло ряд попыток расширить международную помощь. С этой целью французский МИД обратился с циркулярной телеграммой к своим представителям в главных мировых столицах, чтобы те передали своим правительствам просьбу либо финансировать беженцев через «Общерусскую благотворительную организацию», либо предоставить им убежище.
Положение русских войск было очень сложным. Не только французское правительство хотело снять с себя заботы об армии, этого же желали и влиятельные соотечественники за рубежом. К тому времени в Париже сформировался ряд антибольшевистских организаций, обладавших значительными финансами и серьезными международными связями.
Врангелю поступило предложение от них создать национальное правительство за рубежом, в ведение которого перешли бы все политические вопросы и заботы об армии, то есть подчинение ее гражданским политикам. Ответ генерала был прост: «Я с армией воевал, я ее вывез, я с нею буду делить и радость, и горе — о ней буду заботиться и никому не позволю притронуться к ней даже пальцем». Впрочем, идею создания русского правительства в изгнании он принял. В начале 1921 г. им был сформирован «Русский совет», призванный стать «носителем законный власти». Тем не менее вся политическая работа осуществлялась по-прежнему его штабом. Эмигрантские газеты ехидно называли «Русский совет» «игрушечным правительством генерала Врангеля».
Борьба между верхами военной и штатской эмиграции за контроль над войсковыми частями обострялась. Под давлением французского правительства бывшие послы России М. Гирс, Б. Бахметьев, В. Маклаков и М. Бернацкий обнародовали заявление, в котором, в частности, говорилось: «Армия генерала Врангеля потеряла свое международное значение, и южно-русское правительство с оставлением территории, естественно, прекратило свое существование. Как бы то ни было, желательно сохранение самостоятельной Русской армии с национально-патриотической точки зрения, разрешение этой задачи встречается с непреодолимыми затруднениями финансового характера…» Это фактически требование ликвидации армии.
Того же желали и «левые» круги эмиграции. Так, эсеровская газета «Воля России» писала: «Русской демократической и социалистической эмиграции нельзя забывать, что борьба за изъятие из рук Врангеля и превращение в беженцев всех его „войск“ — есть неотложная задача. Расчеты авантюриста — ввести свои банды, в случае нападения большевиков, в Россию должны быть разрушены. Иначе неизбежно будет возобновление анархии и гражданской войны».
Пока верхи эмиграции выясняли отношения между собой, эвакуированным войскам и беженцам не хватало самого необходимого — продовольствия, обмундирования, медикаментов. Моральный дух войск был подорван, многие изверились в «белой идее» и желали возвратиться на Родину.
Валерий Александрович Авдеев — кандидат исторических наук, сотрудник Института военной истории МО РФ.
Опубликовано в Независимом Военном Обозрении N 39 (66) от 17 октября 1997 г.
