В глушь. В Дивеево. За верой и чудесами

Часть 3

Профессиональный грех

И ВОТ настал час моей исповеди. Я читаю батюшке все тщательно записанное накануне по бумажке. Он внимательно выслушивает и спрашивает, почему не каюсь в профессиональном грехе (кстати, я только ему сказала, что работаю журналисткой). Оказывается, журналисты обязаны в первую очередь каяться в том, что невольно являются свидетелями чужой исповеди. Познание сокровенных тайников чужой души — большой грех, и я в нем покаялась.

Этой ночью допоздна проговорила со своими соседками.

— За наши грехи — наказание Божие, — размышляла вслух Екатерина. — Я как-то подошла к одному старцу, иеромонаху, большому молитвеннику, и спрашиваю: «Почему я, педагог по образованию, не могу найти общий язык со своими детьми? В школе со всеми детьми быстро схожусь, а со своими — нет». «А что же ты, голубушка, хотела, — сказал старец, — ты сколько в грехе жила. С мужем не венчалась, аборты делала, курила… да еще наследственные грехи на тебе. Понятное дело, они тебя к детям не пустят».

После ее слов мы вдруг услышали, как плачет Светлана. Вначале подумали, что от боли — у нее рак кожи. Бросились ее успокаивать, кто-то предложил лекарство. «Вы знаете, какой я была, — всхлипывая, бормотала она. — Ненавидела все церковное, всякие пакости про священников говорила. Сколько раз к разным ворожкам, гадалкам обращалась, собственным детям жизнь отравила! Ни во что жизнь не ставила, думала: уж если умру, то умру красивой. Вы видите, какая из меня красавица?»

Она все плакала и плакала, а мы, утешая ее, не заметили, как уснули.

Утром от нас ушла бомжиха. Ей внезапно полегчало, и она ушла. Далеко не комфортный монастырский кров и скромная пища ей, видимо, не приглянулись, и она пошла искать счастья в другие места.

Волшебный камень в дремучем лесу

ДАЛЬШЕ стали происходить и вовсе удивительные вещи. Начала заживать кожа у Светланы, и при одевании-раздевании она уже не стонала так мучительно. Екатерине на мобильник позвонили сыновья и сказали, что выпололи все грядки на даче. Ольга, окрыленная какой-то новой идеей, собрала вещи и уехала в Москву.

Я же, совершив таинство соборования, решила ехать вместе с группой паломников на камень, на котором молился Преподобный тысячу дней и ночей. В дремучем лесу за несколько сотен километров от Дивеева нас встретили полчища комаров и послушник Александр, который следит за состоянием камня и находящейся рядом часовенки. Первое, что здесь ощущаешь, — небывалый заряд энергии. От камня исходит такая невероятная сила, что усидеть на нем долго невозможно.

Еще в Дивееве я узнала, что неподалеку от камня есть келья отшельницы Веры, которая будто бы пешком пришла сюда из Тобольска. Александр показывает нам тропинку, и мы, отмахиваясь от комаров, бежим по ней. Минут через двадцать оказываемся перед старенькой избушкой, вросшей в землю. Из нее к нам вышла престарелая бабушка с поломанной рукой. От стерильного бинта отшельница отказалась, как, впрочем, и от лука, помидоров и хлеба, сказав, что печет его сама из… картофеля. Вдруг я наткнулась в сумочке на расческу. «Вот, возьмите», — протягиваю бабушке. «Благослови тебя Господь, — кланяется она мне до самой земли. — Я уже три года молюсь, чтобы мне Бог расчесочку послал…»

Потом она начала давать нам наставления типа: «Не ходите замуж, а уж если вышли, то живите, как брат и сестра». Или: «Скоро, совсем скоро антихрист станет управлять нами…» Долго слушать бабушку мы не смогли — помешали тучи комаров, от которых не спасал даже специальный дезодорант.

По возвращении в Дивеево я засобиралась домой. Несмотря на все бытовые неудобства и тяжелый труд, расставаться с монастырем было нелегко.

Невзирая на мою молодость и здоровье, мне желали мирной кончины и обязательного причастия перед ней. «Ты пойми, Олюшка, в страданиях — душа живая, восприимчивая, готовая в любой момент прийти на помощь. А в роскоши и праздности она каменеет, тянется к земному, преходящему. Тебе необходимо это знать именно сейчас, когда ты поверила в то, что жизнь продолжается на небесах…»

26 января 2005 г.