Генерал В.О. Каппель

«Когда наш Каппель умирал,
Любить Россию завещал…»
(Из песни каппелевцев)

На разъезде Утай 26 января 1920 года в 11 часов 55 минут под Иркутском в санитарном вагоне Румынского отряда экспедиционного корпуса союзников скончался генерал-лейтенант Владимир Оскарович Каппель. Острое воспаление легких, начавшееся гангренозное воспаление обмороженных, изрезанных ног — и железный организм легендарного волжского героя не выдержал. Генерал Каппель умирал на руках своего друга, полковника Вырыпаева. В предсмертный час он говорил о самом для него дорогом — о России и о своих добровольцах. «Передай им, что я с ними. Пусть они никогда не забывают Россию!»
Так ушел от нас навеки наш генерал.

* * *

В городе Самаре 8 июня 1918 года с приходом чехов организуется антибольшевистский боевой отряд. В этот день на собрании старших начальников был поставлен вопрос — кому вести отряд на фронт. Добровольцев не оказалось. Тогда в смущении старшие начальники решают бросить жребий. В этот момент из толпы офицеров вышел малоизвестный молодой офицер Генерального штаба и скромно заявил: «Раз из старших никто не желает идти, то разрешите мне хотя бы временно повести отряд на фронт». Это был Каппель. Так начались каппелевцы. Их было 250 человек.

Отряд, состоящий из офицеров, кадет, гимназистов, мещан и рабочих-добровольцев от 16 до 65 лет, 10 июня с налета разбивает красные полчища Тухачевского и освобождает город Сызрань. Захвачена военная добыча. Красные на эшелонах отскочили за 140 верст в город Кузнецк. Отряд утроил свои ряды.

Началось постепенное освобождение волжских городов, началась слава Каппеля и его добровольцев.

За Сызранью следовал Ставрополь, затем — Симбирск. Каппель совместно с чехами удар за ударом разбивает всю волжскую группу красных. Красный штаб особым приказом объявляет денежную премию за голову Каппеля. Тем временем каппелевцы с чехами берут Казань, захватив там золотой запас. После Казани, пользуясь паникой красных, Каппель порывается идти немедленно на Нижний Новгород и дальше на Москву. Штаб и Самарское правительство эсеров запретили ему этот поход и перебросили его под Симбирск.

В правительстве — раздоры, в тылу начался развал и разложение. Инициатива была упущена. Красные оправляются от разгрома, к ним подходят особые интернациональные полки. В декабре 1918 года в районе города Уфы каппелевцев, наконец, сменяют уральскими частями и отводят в тыл.

В тылу на этот сводный отряд Каппеля подтянутые сибиряки смотрят косо. Тыловое начальство побаивалось и явно недружелюбно относилось к этой «волжской вольнице», называя отряд «учредиловцами» или еще хуже — «авангардом Троцкого». Называли так за то, что в отряде Каппеля долго ходили без погон, за чинами не гнались и своих начальников называли просто — «господин начальник», по имени-отчеству.

Эта «волжская вольница» считала, что самое главное — борьба с большевиками, а все остальное придет после. Посему в отряде уживались люди всех социальных классов и всех политических убеждений. Всех их спаяла в одно целое общая борьба за Россию и вера в своего командира. Главный штаб уже готовил приказ о расформировании каппелевцев, лишь личное вмешательство адмирала Колчака спасло отряд от разгрома. В тылу, у города Кургана, отдыхая, стал формироваться Волжский корпус, и, формируясь, ему пришлось ликвидировать два коммунистических восстания. Одно — у Симского завода, другое — в Кустанайском районе, где у повстанцев была своя артиллерия.

В весеннем наступлении 1919 года на Волгу корпус Каппеля не участвовал. Волжан срочно вызвали на фронт под Уфу в тот момент, когда Ленин и Троцкий, бросив на Восточный фронт все свои резервы, опрокинули молодую наступающую армию адмирала Колчака. Фронт покатился назад.

В эти дни Каппель настойчиво просил Ставку отпустить его с конными волонтерами в тыл 5-й советской армии, прямо на Самару. Он предчувствовал, что за Уральскими горами, в Сибири, нас ждет неминуемая гибель от разваливающегося тыла, от бесчисленных партизанских отрядов и от недовольных сытых сибиряков, не испытавших на себе ни власти советов, ни ужасов ЧК. В тылу же у противника, на Волге каждый взятый город, каждое освобожденное село дадут новых добровольцев и обильные военные запасы. Нужны были риск и дерзание.

Неудачное Челябинское наступление, затем — «лебединая песня» Сибирского фронта — осеннее наступление 1919 года на Курган. После него — окончательный крах. На железных дорогах бесчинствовали чехи и прочие «союзники». Добровольцы — волжане, уфимцы, уральцы и рабочие Ижевско-Воткинской дивизии, одетые в рваные, износившиеся английские шинели, часто без патронов, снарядов, без всякой надежды на тыл, на чью-либо помощь, уставшие от бесконечных походов и бессонных ночей, отступали на восток.

Генерала Каппеля назначают командующим Западной армией.

Неожиданно захвачен красными 14 ноября 1919 года город Омск. Ровно через месяц покинули город Новониколаевск, оставляя за собой длинные хвосты железнодорожных составов с беженцами, ранеными и больными, а по Сибирскому тракту тянулись вереницы отступавших слабых, женщин и детей. Озверевшие каторжники-партизаны как хищники набрасывались на отступавших. В Щегловской тайге, в одной из глухих деревушек ночью был вырезан целый батальон спавших добровольцев.

На одной сибирской станции состоялось последнее свидание адмирала Колчака с генералом Каппелем. Ему Верховный правитель вручил все свои армии…

Армия подходила к Иркутску, зная, что там ее ждут отдохнувшие добровольцы генерала Пепеляева.
По дороге к Иркутску, по пути армии едущими в эшелонах чехами и другими «союзниками» усиленно разбрасывались летучки-воззвания — знаменитое письмо генерала Брусилова к белым офицерам. Брусилов приказывал прекратить гражданскую борьбу и всем идти защищать Россию от поляков. Кое-кто поверил Брусилову и сдался. Редкий из них попал на Польский фронт. Большую часть малодушных ждал «скорый суд», расстрел, тюрьма, а остальных сгноили в Судженских и Анжерских угольных копях на принудительных работах.

В 3−4-х переходах от Красноярска генерала Каппеля вызвал к прямому проводу генерал Зиневич — командир Сибирской дивизии в Красноярске. Он предложил отступающей армии немедленно от «имени Революционного комитета» признать советскую власть единственной русской властью и с оружием в руках ехать на Польский фронт защищать Россию. Генерал Каппель коротко ему ответил, что с генералами-изменниками России он не разговаривает, советскую власть никогда русской властью не была и не будет, а посему каппелевцы будут продолжать борьбу как с большевиками, так и с предателями-генералами.

Взять Красноярск нам не удалось. Польские легионеры, выслав бронепоезда навстречу армии и закрыв железнодорожный путь, разъединили каппелевцев. Прямой путь на восток был закрыт.

Начался Ледяной Сибирский поход. Генерал Каппель повел своих добровольцев, основное ядро армии, вниз по Енисею, в обход Красноярска с севера. Еще севернее пошел полковник Перхуров со своими казанцами. Кое-кто из командиров повел свои отряды в Монголию. С Енисея 27 декабря 1919 года каппелевцы круто свернули в дикую тайгу и по горной реке Кан, без дорог, без карт двинулись на восток.

По ночам в глухой тайге разжигались гигантские костры. Добровольцы грелись, курили растертый в порошок сухой лист, варили «заваруху» — снег с мукой. Других продуктов не было. Так встретили в сибирской глухой тайге новый 1920-й год.

Местами на лед замерзшего Кана с гор стекали горные ручьи. Снег таял, поднимался пар. Казалось, что река кипит. Для расчистки пути генерал Каппель пустил вперед, поперек реки, всю свою кавалерию. По смятому, перемешанному с водой и льдом снегу тащили сани с пулеметами и патронами, а за ними ехали и шли добровольцы. Падали лошади, бросались повозки, отставали ослабевшие люди. Весь этот Ледяной путь по Кану был усеян трупами. Каппелевцы шли, падали, вставали и шли на восток.

По ночам все леденело. Люди и лошади, как сказочные призраки, покрылись толстым инеем.

В одну из таких ночей главнокомандующий упал в полынью, а сушиться было негде и некогда. Через день, когда отряд, наконец, вышел на какую-то сибирскую деревушку, оказалось, что у генерала обморожены обе ступни. Ноги распухли. Здесь же, в сибирской хате, случайный в отряде студент-медик бритвой и ножом оперировал Каппеля, сняв верхние покровы обмороженных ступней. Стальная воля и крепкий организм генерала перенесли эту операцию, но Каппель не мог уже сам садиться на коня. Его на руках сажали в седло, на руках снимали с коня… Ежедневно по утрам, напрягая свои последние силы, почти теряя сознание от нестерпимой боли помороженных, изрезанных ног, генерал Каппель встречал и пропускал мимо себя своих добровольцев. Горячим «ура!» приветствовали они своего вождя.

Так каждый день, каждое утро армия видела своего генерала и спокойно шла вперед на Иркутск.

Около Нижнеудинска, в одном из таких смотров, железный организм не выдержал. Генерал Каппель упал на снег. Это был последний его смотр. В Нижнеудинске, в бреду и горячке, Каппель дрожащей рукой подписал приказ о заместителе, назвав им генерала Войцеховского.

Скончавшегося генерала каппелевцы не хотели оставлять большевикам. Румыны отказались провезти тело генерала через восставший красный Иркутск, к тому же и верный старый друг Каппеля, полковник Вырыпаев, не рискнул доверить им тело Вождя. На одном из полустанков он выгрузил из поездного состава гроб, расторопный вестовой достал полуживую лошаденку и розвальни. Привязали гроб ремнями к саням и пустились в путь. Пробирались проселочными дорогами, тайгой, избегая заезжать в деревни. Ехали и день, и ночь. У Байкала догнали арьергард каппелевцев.

Всю ночь плелись вдоль западного берега Байкала. Лошаденка еле-еле шла. Днем добрались до поселка, откуда нужно было пересечь Байкал. На западе строчили пулеметы. В поселке остались одни женщины и дети. Мужики все ушли к партизанам. Не останавливаясь, двигались через Байкал. Переход в 70 верст. Дул сильный Баргузин — северный ветер, пронизывая до костей. На льду повсюду валялись брошенные сани, трупы людей и лошадей. По ним, как по верстовым столбам, держали направление. Верстах в двадцати от западного берега снег исчез. Впереди — гладкое ровное ледяное поле, некованая лошаденка скользила. Наступила ночь. Байкальский лед трещал, гулко ухая, как орудийные выстрелы, образуя широкие трещины. У одной из таких трещин упала лошаденка. Поднять ее не было сил. В отчаянии полковник Вырыпаев решился на последнее средство — взорвать лед и на дно Байкала опустить гроб Каппеля. Лишь бы не достался врагу! Стали приготовлять гранаты, подвязывать к гробу винтовки и все тяжелое, что было. В этот момент подъехал одинокий всадник. Узнав, в чем дело, быстро соскочил с коня и подвел его к саням. «Возьмите коня для Каппеля, а я доплетусь как-нибудь».

К вечеру следующего дня обледеневший полковник Вырыпаев с гробом вождя перешел Байкал, добравшись до городка Мысовска, где собрались каппелевцы. В местной церкви была отслужена первая панихида по погибшему Каппелю. Уставшие, полузамерзшие добровольцы собрались на панихиду, запрудив церковную ограду и всю площадь.

Кругом горели большие костры, стояли кони, повозки и простые обыватели. Когда запели «Вечная память», вся эта тысячная толпа упала прямо на снег на колени. Добровольцы плакали, как маленькие дети. Удивленный таким зрелищем, проходивший мимо японский взвод солдат с офицером остановился и взял «на караул».
Так кончился Ледяной Сибирский поход каппелевцев.

Из действующей 150-тысячной армии адмирала Колчака в Забайкалье пришли 25 тысяч бойцов и 700 женщин. Три четверти этих остатков армии были добровольцы-каппелевцы. Вот почему в Сибирском Ледяном походе, позднее, в Приморье и под Хабаровском Дальневосточную белую армию просто называли каппелевцами. О них вспоминают и сейчас в подъяремных Забайкалье и Сибири. Их ждали, как своих избавителей.

Теперь каппелевцы разбросаны по всем частям света, но каждый из них помнит завет своего вождя. Борьба за Россию не окончена, Россия не погибла и не погибнет. Грядущая Национальная революция сметет весь этот смрад большевизма и освобожденный, свободный русский народ на берегах Волги, среди Жигулевских гор, на высоком кургане поставит памятник своему волжскому герою — генералу Каппелю. Поставит памятник чести и верности России и русскому великому народу…

Возрождение. Орган русской национальной мысли. — Париж, 1936. N 3889. 26 января. С. 5.