Легкое, непринужденно-поверхностное отношение к жизни стало болезнью нашего времени. Беззаботный и самоугождающий «стиль жизни» становится нормой: повсюду наблю-дается отсутствие серьезности, глубины, особенно в среде избалованных, эгоистичных и пустых молодых людей. Ярким проявлением этого духа является насмешливость, которая распростра-нена настолько широко и стала настолько привычной, что уже давно не воспринимается как нечто греховное. Сюда можно отнести и дурашливо-развязные высказывания всевозможных ведущих, и изыскания пародистов, бытовые анекдоты. Смех используется и политическими деятелями для того, чтобы облегчить принятие себя слушателями, зрителями, избирателями. О каких бы вещах ни шла речь в разнообразных программах и текстах электронных и печатных СМИ, и не только молодежных, — все непременно сдабривается смешком, ерничань-ем. Причем смех этот особый: не добрая улыбка, не умная ирония, не «смех сквозь слезы» и даже не уничтожающий сарказм. Это тупой, бессмысленный смех над тем, что на жаргоне на-зывается «прикольно». Вставить кольцо в пупок — «прикольно». Старушка упала — «прикольно». Кому-то голову размозжили, так что мозги брызнули во все стороны — тоже «прикольно». Смех, которым смеются перед телевизором, в театрах, на концертах, на пирушках и ве-черинках, которым легко осмеивают ближних, издеваются над слабостями и достоинством че-ловеческим, над совестью и над грехами, все это — симптом болезни духа, греховная страсть. К сожалению, насмешливость довольно широко распространена ныне и в церковной среде. И даже среди священнослужителей, монахов, воспитанников (как и преподавателей) ду-ховных учебных заведений, а также среди современных «богословов». Последние умудряются использовать смех даже при изложении православного вероучения, для «лучшего усвоения» лекционного материала. Любят посмеяться «современные богословы» над ревнителями благо-честия, выступающими против личных кодов и других проявлений апостасии насмешливо на-зывая их «иннэнистами» и «эсхатоложниками». Глумление над истиной — черта последних времен. Как говорил западный рели-гиозный философ Кьеркегор (1813−55): «Если бы Христос пришел в наше время, Его бы не предали смерти, а просто высмеяли бы». Было время, когда мученики умирали, свиде-тельствуя принародно о правде Божией. Нынешняя же идеология унизила и высмеяла человека, чтобы уничтожить истину. Так в советские годы пытались убить смехом религию, выпус-кая юмористические журналы «Безбожник» и «Антирелигиозник». Гитлер говорил: «Некоторых я предпочитаю не делать мучениками. Мне довольно выставить их как грубых преступников. Я срываю с них маску благопристойности, и если этого оказывается недостаточно, показываю их перед всеми смешными и ничтожными». За этими декларациями нельзя не услышать голос Ницше, любимого писателя Гитлера, который в своем «Антихристе» так обращается к «богословам», то есть к верующим во Христа: «Неужели вы думаете, что мы дадим вам стать мучениками за вашу ложь?» (здесь говорит сам диавол, представляя истину ложью, а мучеников — преступниками). «Блажены изгнанные правды ради, — утешает нас Господь, — Блаженны вы, когда будут вас гнать и всячески неправедно злословить за Меня». Христос ублажает не смеющихся, но плачущих, говоря: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся». А на-смешникам грозно предрекает: «Горе вам, смеющиеся ныне, ибо возрыдаете и восплаче-те«… Заплачете, потому что увидите, что приложили Богом данную способность радоваться не к тому, к чему должно ее приложить, но к тому, что достойно муки. «Производители сме-ха в будущем веке постыдятся и во время веселия праведных восплачут и возрыдают» (свя-титель Димитрий Ростовский). Православный психиатр Н. Гурьев действие смеха сравнивает с действием переверну-того бинокля на рассматриваемые предметы: они отдаляются и уменьшаются. Все, на что на-правлен смех, делается менее значащим, и отношение к нему становится более легким. Смех равно умаляет и добро, и зло. Если посмеяться над чем-нибудь хорошим, то оно вроде перестает быть хорошим и трудиться ради его обретения не имеет большого смысла. Если смех обращается на зло, то и оно делается маленьким, безобидным, совсем не страшным, не стоящим не только того, чтобы с ним бороться, но даже и того, чтобы от него отстраняться или просто опасаться. Что несет в себе смех? Во-первых, смешливый человек, вольно или невольно, резко обедняет себе жизнь, вычеркивая из нее серьезные горести и большие радости, — все мелко, все никчемно, ничто не стоит серьезного отношения. Во-вторых, человек временно облегчает себе жизнь, ибо все мелкое и незначащее воспринимается легче. И, наконец, в-третьих, насмешли-вый человек, умаляя своей насмешкой окружающее, иллюзорно возвеличивается в собственных глазах. В соединении со снисходительностью, насмешливость образует черту характера, кото-рую принято называть ироничностью, которая с усмешкой констатирует малость и незначи-мость всего происходящего по сравнению с мечтательным «величием» ироничного человека. Насмешливость (ироничность, смехотворство и юмор) сопровождается ощущением ду-ховной опустошенности. Человек после приступов смеха делается доступнее для любых отри-цательных воздействий, делается легко ранимым. Поэтому давно замечено, что за смехом, осо-бенно у детей, следуют слезы. Оборотная сторона насмешливости — отчужденность. «Едкий» смех — не от Бога. Язвительная улыбка, сарказм остроты, это — пародия на евангельскую соль мудрости. Предел духовной нечистоты смеха — «гомерический хохот», гоготание… «Шутку, — отмечает архимандрит Рафаил (Карелин), — чаще всего рождает не доброта, а нечто совсем противоположное: превозношение и садизм; унижая человека в шутку, мы под видом добродушной игры доставляем удовольствие своему жестокому сердцу. Поэтому шутка выключает человека из духовной жизни». Шутка — это создание ложного мира, мира карикатуры, а значит — демонического, потому что отец лжи — диавол. «Есть два смеха: светлый и темный, — рассуждает об этом архиепископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской). — Их сейчас же можно различить по улыбке, по глазам смеющегося. В себе его различить можно по сопровождающему духу: если нет легкой радости, тонкого, мягчащего сердце веяния, то смех — несветлый. Если же в груди жестко и сухо, и улыбка кривится, то смех — грязный. Он бывает всегда после анекдота, после какой-нибудь на-смешки над гармонией мира. Искривляемая гармония мира искривляет душу человека, и это выражается в искривлении черт лица». По учению Святых Отцов, бесчинный смех — знак сластолюбивого сердца, души слабой и немужественной; смех рождается от беса блуда, от тщеславия, дерзости и пресы-щения; смех расточает собранное в душе добро, удаляет от благодати Господней, убивает па-мять смертную, производит забвение Страшного Суда. «Ничто не делает нас столько сообщ-никами мира, и живущих в мире, и тех, которые в мире преданы пьянству и блуду, и не удаляет нас столько от сокровищ премудрости и познания тайн Божиих, как смехотворство и дерзно-венное парение мыслей», — наставляет преподобный Исаак Сирин. По его словам, «остроумие речей остужает в душе горячность любви ко Христу» («Слова подвижниче-ские», слово 68). «Если ничто так не согласно со смиренномудрием, как плач, — учит пре-подобный Иоанн Лествичник, — то, без сомнения, ничто столько не противится ему, как смех» («Лествица», слово 7-е). Если человек блюдет себя, благоговеет перед тайной жизни, то он будет блюсти как всю свою жизнь, так и свой смех. Даже свою улыбку он соблюдет перед Богом. И все у него будет чисто и ясно.
