 |
| Аргументы и факты | Ольга Иженякова | 20.01.2005 |
НАЧИТАВШИСЬ книг о многочисленных чудесах, происходящих в этих местах, я твердо решила: еду. И вот я здесь. С трепетом иду к благочинной монастыря устраиваться на послушание. С этой целью сюда приезжают те, кто хочет потрудиться на благо обители, или, как еще здесь говорят, во славу Божию.
Три голубки на кресте
СРАЗУ же мне дают послушание — красить забор. Речи о том, чтобы передохнуть с дороги, устроиться в гостинице или найти другое подходящее жилье, не идет. Сказали красить — значит, надо красить. Вместе с женщинами, только что приехавшими из Новокузнецка, спешно оставляем вещи в хозяйственном помещении монастыря и, накинув рабочие халаты и повязав косынки, отправляемся на объект. Пустословить во время работы строго запрещено. Но обязательно надо молиться, читать про себя Иисусову молитву или «Богородице Дево, радуйся…».
Через пару часов перед нами неожиданно появляется известный по последним сериалам актер с бревном на плече. Надвинув фуражку по самые брови, чтобы не узнали, он старается пройти мимо. Я не выдерживаю и прошу автограф. «В святой обители автографов не раздаю!» — получаю в ответ.
Вечером мы все идем окунаться в святой источник матушки Александры. По преданию, в нем исцеляются от многих болезней. Температура воды в купели — всего четыре градуса. С непривычки заходить холодно и страшно, но надо обязательно три раза окунуться с головой, чтобы все нечистые духи вышли. Женщины во время купания должны быть одеты в простую ночную сорочку и косынку в знак чистоты и покорности. Никаких рюшечек, тесемочек, декольте. На них, как утверждают богомолки, бесы цепляются.
После купели я увидела первое маленькое чудо — зашла в источник монахиня, и сразу же на крышу рядом стоящей часовенки прилетели три голубки и, дружно воркуя, сели на крест. «Во имя Отца, Сына и Святаго Духа. Аминь», — проговорили хором собравшиеся.
«Смиряйся, сестра»
НОЧЛЕЖКУ нам определили у одной из инокинь. Именно ночлежку, потому что назвать двухъярусные нары со старыми-старыми матрацами, по-другому язык не поворачивается. Все удобства во дворе, кипятить воду даже своим кипятильником не благословляется, никакой посудины вроде таза, чтобы элементарно помыться, нет. Вот так меня встретил монастырь.
Стоило прилечь, как услышала рядом с собой тяжелый грудной кашель, затем соседку стало громко тошнить. «Господи, помоги!» — пронеслось в голове. Оказывается, рядом с нами поселили больную бомжиху, которая каждые полчаса либо сотрясается от кашля и кровавой рвоты, либо ходит под себя. Естественно, за ней нужен уход. После короткого совещания решаем: выносить горшок бомжихи будем по очереди. Я впадаю в панику. И тут же слышу голос одной из своих спутниц: «Смиряйся, сестра».
Немного придя в себя, начинаем знакомиться.
Мария по профессии врач-онколог. Каждый день она видит людское горе — адовы мучения и смерть, но так и не смогла к этому привыкнуть. За помощью обратилась к Богу. Мария рассказывает, как меняется в лучшую сторону неизлечимо больной при исповеди и причастии. Тяжелые болезни раскрывают всю человеческую суть: злые, как правило, озлобляются на весь мир, добрые спешат за все благодарить Бога, судьбу, родных и друзей.
«Неделю назад на руках у меня умирал юноша, — говорит Мария полушепотом, — умница, два диплома и еще учился в аспирантуре. Один экзамен сдать осталось. Лежит на койке весь синий и, превозмогая боль, зубрит высшую математику. Я тогда подумала: зачем родители, зная диагноз, принесли учебник? Лучше бы батюшку позвали, чтобы побеседовал, причастил, успокоил. Говорю, что ему нужно отдыхать, а он отвечает, что некогда, еще успеет. Через два дня санитарочка прибегает, говорит: «Все, уходит». Я бегом к нему. Держу его за руку, а он смотрит на меня (двадцать четыре годка ему на днях исполнилось) и спрашивает: «Это все?». Я молчу, сижу, глажу его руку, а сама думаю, что у меня в соседней палате начинается приступ у дедушки. Но, как приклеенная, сижу с умирающим, не могу выпустить его руки и все говорю, чтобы не боялся. А он вздыхает: «Эх, математику не сдал!» Это были его последние слова"…
В монастырь Мария приехала не в первый раз, за помощью Серафима Саровского. Работать ей с каждым годом все труднее, а в Дивееве у нее как будто второе дыхание открывается.
Ольга работает художником-дизайнером в известной столичной фирме. У нее ухоженное лицо и модная прическа. Впрочем, уверяет она, так было не всегда: «Я несколько лет после развода просидела без работы и без денег. Однажды в троллейбусе ко мне подошла бабулечка и говорит: «Что, миленькая, работу найти не можешь?» Меня словно обожгло: откуда она это знает? «Не могу», — честно призналась я бабке. «А ты, ласточка, пойди в храм, — продолжает она, — купи свечечку потолще да и поставь Иверской Божией Матери и помолись ей. Попроси, чтобы она послала тебе работу. Можешь поминать меня, грешную, какими хочешь словами, если Божия Матерь тебе не поможет».
Как-то, проходя мимо церкви, думаю: дай зайду. Купила свечку, попросила старушку показать мне икону Иверской Божией Матери, подошла к ней, а молиться-то толком не умею. Стою, что-то лопочу про себя — и вдруг как зареву! Проревела минут двадцать, а потом быстро поставила свечку и ушла. Дома закрутилась и забыла про это. А примерно через неделю звонит телефон — в солидной фирме неожиданно освободилась вакансия, и мне предлагают временно поработать. Что интересно: сразу после этого звонка телефон отключили за неуплату… Я с того светлого дня захожу в церковь чаще. Временная работа стала постоянной, потом и замуж вышла, ребенка родила. Вот что мне вера дала…»
С тех пор Ольга считает своим долгом ежегодно ездить по святым местам и хотя бы неделю поработать там бесплатно, во славу Божию.
Екатерина, домохозяйка, мать двоих детей-подростков, рассказывает про себя: «С тех пор как в нашем доме появился компьютер, затем второй, мне жизни не стало. Какие-то дебильные игры, циничные разговоры и тупые-тупые детские глаза. Оба сына одновременно забросили учебу. Муж с утра до ночи на работе, а что я могу одна? Запретила мальчишкам дома играть, так они в компьютерные салоны стали ходить или к друзьям. Как-то младший заявляет: зачем, мол, нас рожала, раз воспитать не можешь? Меня после этих слов чуть инфаркт не хватил.
Я понимаю, что не дети мои это говорят, а бесы, в них сидящие. Сыновья у меня — от природы умные, добрые мальчики. По всем храмам за них сорокоусты заказала, после, можно сказать, насильно привела их на исповедь и ко причастию. Потом также под давлением заставила их пособороваться и молилась, молилась непрестанно и вот гляжу — стали у моих сынулек появляться «тройки». Ага, думаю, значит, ходят на учебу. Господи, помоги, вразуми, настави! И вот буквально перед каникулами слышу, как старший говорит младшему: «Что-то меня вообще к компьютеру не тянет, раньше по десять игр за вечер играл, а сейчас и одной не могу"… Я после этих слов сразу же заказала благодарственный молебен Господу, а сейчас вот в Дивеево приехала помолиться. Знаете, это самое страшное, когда ребенок тебя не понимает».
У Нины есть все, кроме мужа, а ведь ей уже 28. Она говорит, что пару лет назад сюда приехала ее знакомая, тоже старая дева. Поплакала у мощей Серафима Саровского, искупалась в святом источнике Преподобного, усердно помолилась и почти сразу по возвращении домой удачно вышла замуж. Сейчас уже второго ребенка ждут.
Светлана. Она — особый человек среди нас. У нее рак кожи в последней стадии. Мы не расспрашивали ее ни о чем, но, когда она сняла одежду, онемели: все тело женщины сплошь было покрыто застарелыми гнойными язвами. Даже носить одежду для нее — неимоверная мука. Естественно, Светлана, как и все мы, надеется на помощь Святого. Здесь вообще все пронизано его участием. Люди говорят о нем как о живом: вот, мол, к Серафимушке приехали.
Молимся усердно и ложимся спать.
В глушь. В Дивеево. За верой и чудесами
Продолжение.
КТО и зачем едет в знаменитый Серафимо-Дивеевский монастырь? Об этом мы рассказали в прошлом номере «АиФ». Наш тюменский корреспондент Ольга Иженякова тоже давно мечтала побывать в этих местах. Чтобы потрудиться во славу Божию, смыть свои грехи в святых источниках, а заодно поближе познакомиться с монастырским бытом.
Письмо Богородице
УТРОМ я разглядела первое преимущество нашего жилища — прямо из окна открывается вид на небесного цвета Свято-Троицкий собор во всем его великолепии. Сегодня у меня уже другое послушание — надо собирать клубнику. Вместе с молоденькими девушками-студентками, которые здесь регулярно проводят каникулы, мы аккуратно рвем зрелые ягоды, девушки при этом поют псалмы. После клубники нас спешно отвозят разгружать кирпичи, причем без перчаток. Гляжу к вечеру на окровавленные руки и чуть не плачу.
Вечером иду по Канавке Царицы Небесной. После тяжелого дня состояние особенное — хочется усердно молиться. Считается, кто прочитает пятьсот раз «Богородице Дево, радуйся…», тот будет находиться под особым покровом Божией Матери, а еще здесь говорят, что если что-нибудь попросишь во время молитвы на Канавке, то просимое обязательно тебе дано будет. Я прошу всем многочисленным родственникам здоровья «на многая и благая лета» и смотрю, как женщины, идущие впереди меня, аккуратно кладут записочки в ров возле Канавки. Принято считать, что духовное надо просить в начале Канавки, материальное — в конце. Я тут же решаю, что буду просить в конце Канавки, когда прочитаю сто пятьдесят молитв. Но, как только подхожу к концу, меня охватывает такое чувство благодати, отрешенности от земного, что мне уже ничего не нужно, и я шепчу: «Господи, пусть будет так, как сейчас, всегда…»
В трапезной, как обычно, многолюдно. После молитвы садимся ужинать, но не успели мы присесть, как к нашему столу подходит послушница с кухни и произносит: «Ангел за трапезой» (здесь так говорят вместо пожелания приятного аппетита), а потом обращается к моей соседке и просит, чтобы она поставила ноги правильно. Оказывается, нельзя класть ногу на ногу.
Утром моя очередь убирать за бомжихой. Когда я увидела паразитов в горшке, меня начало безудержно рвать. «Ну что ты, миленькая, успокойся!» — слышу ласковый голос инокини. Она отводит меня в свою келью и начинает усердно молиться. Я гляжу на большую, почти в четверть стены, икону Богородицы (как я узнала впоследствии, она чудотворная) и медленно прихожу в себя.
Видя мое состояние, меня на весь день от послушания освобождают, и я отправляюсь за несколько десятков километров к источнику Преподобного. Сюда едут все без исключения: больные и здоровые, бедные и олигархи, президенты и домохозяйки, поп-звезды и ученые. Утверждают, что после купания все в жизни начинает резко меняться.
Но, к сожалению, тысячи людей, приезжающих к источнику, наряду с неописуемыми красотами поневоле видят и вынуждены посещать кошмарные туалеты, больше похожие на собачьи будки с распахнутыми настежь дверьми. Позор, да и только.
Как бесы выходят из человека
НА СЛЕДУЮЩИЙ день я несла послушание на монастырской кухне. Здесь все по-особому. Грязную посуду сначала протирают тряпкой, а потом уже моют горчичным порошком. Считается, что он не только хорошо удаляет жир, но и убивает вредные микробы. В меню для паломников обязательно прозрачно-жиденькая каша, зелень, лук, чеснок. У монахинь рацион несколько разнообразнее, но некоторые из них ради смирения едят вместе с работниками, а другие и вовсе пост держат — живут на хлебе и воде, а порой подолгу голодают.
Для вновь прибывших многое в монастыре кажется необычным. Так, например, развешивать постиранное нижнее белье на веревку нужно так: сначала непосредственно его, а сверху косыночки, полотенца, другие тряпочки. Никто не должен видеть женского белья.
Поскольку на втором месте после послушания молитва, то молиться принято в среднем 8−10 часов в сутки, по праздникам — и того больше. Главный храм богато украшен, в нем все буквально утопает в цветах, возникает чувство, что Господь тебя точно слышит. К мощам Преподобного — неиссякаемый людской поток. Люди плачут, молятся, кого-то начинает лихорадочно трясти. Это, говорят, бесы выходят из человека. Я, например, сама была свидетельницей, как 5−6-летние беспокойные дети после двух-трех служб становились кроткими и послушными.
В главном храме очередь не только к мощам, но и к иконе Богородицы «Умиление». Именно перед ней, по преданию, всю жизнь молился и умер Преподобный Серафим, и к ней прикладывался царь. На иконе висит много золотых крестиков — дары исцеленных прихожан. Чудеса исцеления столь многочисленны, что их не всегда записывают.
Здесь, как, впрочем, и во многих других наших храмах, множество бабулек, готовых по любому поводу поучать ближнего, а особенно молодежь. Сначала я раздражалась, когда мне шипели в ухо, что, мол, не так к иконе приложилась или прошла по храму. Но потом я научилась на все подобные замечания отвечать: «Сестра, если я что-то делаю не так — это мой грех, а не ваш. Вы лучше по-доброму подскажите, вам это потом зачтется».
До сих пор в моих ушах звучит пение дивеевских монахинь. Оно так трогало душу, что слезы, без преувеличения, текли ручьем. Стоящие рядом насельницы не пытаются утешить вас, поскольку считается, что слезы эти очищают душу, которая в такие минуты стремится к небесам.
Окончание следует.
