Русский предприниматель, журнал | Ольга Куликовская-Романова | 13.12.2004 |
ОСНОВНОЙ ЗАКОН
— Ольга Николаевна, вы видите Россию одновременно и изнутри и со стороны. Что ждет Россию, если она будет идти по тому пути, по которому идет сейчас?
— Тот, кто ответит на этот вопрос точно, достоин Нобелевской премии. Многое произошло за последние 12−13 лет после так называемой перестройки. Много было достижений. Но и немало сделано для уничтожения России. Почему? Потому что русские смотрели на Запад. Мне грустно и дурно оттого, что в 1993 году в России взяли конституцию США, перевели на русский язык, причем плохо перевели, и сделали ее конституцией России. Нам прежде всего надо создать свой, русский Основной закон, НАШУ конституцию. А для этого надо обратиться к нашим архивам, посмотреть на тот опыт, который накопила Россия к началу XX столетия. Это опыт людей, которые желали России добра, а не были рвачами, как те, кто писал конституцию 1993 года.
Возьмите хотя бы Петра Столыпина. Он и такие, как он, любили Россию и в своих реформах отстаивали интересы России, а не интересы ее так называемых «союзников». Именно поэтому его и убрали. Кто убрал — сами рассуждайте и догадывайтесь… Международная политика всегда играла и играет огромную роль. Так было тогда, когда убили Столыпина. Так было и в 1993 году, когда принимали новую конституцию России. Так и по сей день. Сейчас России просто не дают подняться с колен. Но Россия должна это сделать.
— Кого вы называете «союзниками» России?
— Я не хочу называть своих врагов. Надо посмотреть внимательно на то, что творится вокруг России, и все станет ясно…
ЧЕСТНОЕ СЛОВО
— Что вы думаете об уже зародившемся классе русских предпринимателей? Я имею в виду не тех предпринимателей, которые делают большие деньги на торговле нефтью или другими природными ресурсами. Я говорю о среднем и малом бизнесе.
— Конечно, эти предприниматели — главный двигатель России. Я сознательно говорю «предприниматель», а не «бизнесмен». Я не люблю это везде укоренившееся слово «бизнесмен». Оно не для русских людей. Бизнесмен всегда связан с каким-то «гешефтом». Мы же говорим о человеке, у которого есть свое дело. Это дело может быть чрезвычайно важным для людей, хотя и не приносящим больших прибылей или даже вообще неприбыльным, но, повторяю, чрезвычайно полезным для общества, для страны.
Что такое предприниматель? Это предприимчивый человек. На нем все держится. Очень важно, чтобы в России было больше таких людей. Важно, чтобы человек был занят, имел какую-то цель и делал максимум того, что он может сделать. Если человек занят, он уже не думает о глупостях. Трудолюбивая пчелка дает от себя капельку, но весь улей сколько меда приносит! Так и в масштабах страны.
Но самое главное, что должно быть у предпринимателя и у каждого человека, — это честность. В начале 90-х в России преобладала атмосфера рвачества и обмана. Купил доллар за одну цену, продал на две копейки дороже — и человек считал это достижением. Но такой путь никогда и никуда не приведет. Нужны правда и честность. Раньше в России одно рукопожатие было сильнее всякого контракта. Сегодня люди спокойно нарушают даже подписанные ими контракты и потом бегают по судам. Раньше купец знал, что если он кого-то обманет, то с ним никто больше не будет работать. И честное слово было очень твердое.
А сколько купцы, те самые русские предприниматели XIX и начала XX века, сделали для развития городов, в которых они жили, для страны в целом. Какую благотворительную деятельность они вели! Сколько ими построено больниц, музеев! Ведь все старые больницы в Москве построены и содержались русскими купцами. Вот вам и ответ на вопрос, чем должны заниматься русские предприниматели и какова их роль в развитии России.
России надо принять законы, которые способствовали бы подъему предпринимательства. Пока же депутаты Государственной Думы очень туго думают и мало делают реально для того, чтобы предпринимательство и меценатство получили в России законодательную поддержку.
Например, в Канаде, где я живу, благотворительные фонды не облагаются налогами, не облагается налогом и сумма, пожертвованная на благотворительность. В России же часть прибыли предпринимателя, которая идет на благотворительность, облагается налогом так же, как и вся прибыль. Это неправильно. Конечно, важно, чтобы люди были честны — недопустимо использовать благотворительность как ширму для ухода от налогов.
РУССКИЙ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬ
— Когда я впервые приехала в Россию в начале 90-х и мы говорили о благотворительности, то здесь не хотели даже публиковать слово «благотворительность». В одном из советских словарей я вычитала, что «благотворительность — это буржуазные предрассудки». Мне очень трудно было в 90-х годах. Когда я привозила в Россию гуманитарную помощь, никто не мог поверить, что, во-первых, я не миллионерша и, во-вторых, это раздается даром, что люди помогают безвозмездно.
Но сейчас все в России потихоньку меняется. В этом-то я и вижу преображение России. У меня был опыт семилетней давности, когда я обращалась за помощью к очень состоятельным русским людям — речь шла всего-то о 100−200 долларах. И с какой неохотой и пренебрежительностью люди давали эти деньги! Теперь я вижу, что есть в России предприниматели, которые много делают на ниве благотворительности. Благотворительность — это старая русская традиция, и она начинает вновь развиваться в России, что я очень приветствую.
— Вы согласились возглавить попечительский совет благотворительного фонда «Русский предприниматель», созданный в Екатеринбурге по инициативе ряда уральских предпринимателей — партнеров нашего журнала, в частности Сергея Писарева, Ивана Яковлева, Анатолия Никифорова, Александра Вараксина, Андрея Шагапа, а также при участии Екатеринбургской Епархии РПЦ. Этот фонд активно помогает многим детским учреждениям Урала. Какова ваша роль в этом фонде?
— Во-первых, надо сказать, почему речь идет о Екатеринбурге. Потому что этот город тесно связан с судьбой всей России, здесь приняли мученическую смерть члены царской семьи. Я ежегодно бываю в Екатеринбурге, поскольку это и лично для меня особое место, ведь мой покойный супруг был племянником последнего русского царя. Много было сделано, чтобы наконец построить Храм-на-Крови на месте убийства царской семьи. Ну, а что касается фонда, то, конечно, для меня это большая ответственность. Я беспокоюсь о том, как выполнять возложенные на меня функции эффективно и с пользой для дела. Ведь я живу в Канаде, а не в России. Но я думаю, что могу помогать фонду в деле помощи русским детям своим опытом, советом. У меня большой опыт работы в Благотворительном фонде имени великой княгини Ольги Александровны. Я, конечно, могу поддержать многие начинания своим авторитетом.
— Что может сделать русская диаспора в Канаде и в других странах для подъема экономики России?
— Дело в том, что законы в разных странах не одинаковые. То, что можно делать в Канаде, нельзя делать в России. И наоборот. Но есть организации, которые занимаются поиском путей делового партнерства. Например, в Канаде есть Канадско-Российская деловая ассоциация, на заседания которой меня часто приглашают. Но надо понимать, что на Западе не все так легко и складно. В России почему-то существует миф: если человек приехал из-за границы, то он обязательно миллионер. На самом деле на Западе далеко не всем удается вырваться на поверхность, не так это просто, потому что велика конкуренция. Многие вопросы сейчас даже быстрее решаются в России, чем на Западе.
РАЗНИЦА В ЛИЦАХ
— По-вашему, в России нормальный инвестиционный климат? Могут ли предприниматели, как российские, так и иностранные, спокойно вкладывать деньги в какое-то дело в нашей стране?
— Думаю, что этот климат отнюдь не самый благоприятный. Я знаю немало случаев, когда люди пытались создавать фермерские хозяйства, чтобы разводить скот, птицу. В результате они оказывались в чрезвычайно недружелюбном окружении. Местные жители и власти почему-то смотрят на них как на врагов. И эти предприниматели не просто не получают никакого содействия, им даже вредят. В результате человек, вложивший колоссальные деньги, остается у разбитого корыта. В данном случае государство не создает нормальных условий, не принимает нужных законов для защиты предпринимателя и его инвестиций. Много еще негатива.
Кроме того, люди в России пока еще очень инертны. Мы опять возвращаемся к вопросу о предприимчивости. Образно говоря, человек делает только то, что ему говорят, он идет, шагает через чемодан, но ему не приходит в голову, что чемодан надо убрать с дороги. Потому что ему не сказали убрать чемодан. К сожалению, нет собственной инициативы и желания подумать, как устроить жизнь лучше. Конечно, это наследие советского режима, когда инициатива была наказуема и когда государство делало вид, что платит деньги, а люди делали вид, что работают.
Ну и, конечно, в России плохо обстоит дело с исполнением даже тех законов, которые приняты. Ведь даже правила дорожного движения здесь, почему-то, как будто не обязательны для всех. Только в России, двигаясь по встречной полосе, автомобиль может получить удар сзади от другого автомобиля. Какой уж тут инвестиционный климат!
— До первого посещения России в начале 90-х ваше представление о русском человеке было составлено на основе общения с теми русскими, которые уехали из России еще после революции и гражданской войны. Как этот образ соотносится с тем впечатлением о русских людях, которое у вас сложилось после многочисленных визитов в Россию? — Вижу разницу в лицах. В лицах нынешних русских людей, наверное, нет изящества, одухотворенности, которые источали лица людей старой России. Вы посмотрите на старые фотографии. Сидит какой-то мужичок, и у него такое доброе, одухотворенное лицо! А теперь в людях чувствуется какая-то жесткость и жестокость.
— Это касается только русских или мира вообще?
— Конечно, это касается и людей в других странах. Но нас с вами заботит прежде всего русский человек. О нем-то я и говорю. За годы безбожной власти русские люди потеряли духовность, веру в Бога. К счастью, сейчас возвращается вера в Бога. И лица будут меняться. И жизнь в России будет меняться, если Россия вернется к Богу.
ПРАВИЛЬНОЕ ВОСПИТАНИЕ
— Как вам запомнились те времена, когда эмигрантам первой волны было особенно трудно?
— Я была ребенком и мало помню, я особенно не прислушивалась к разговорам взрослых. Мой отец — есаул Кубанского казачьего войска Николай Николаевич Пупынин. Мама — Нина Конрадовна Коперницкая. Они прошли эвакуацию через турецкий город Галлиполи и греческий остров Лемнос. Затем перебрались в Югославию, потому что это славянская православная страна. Кроме того, мой папа еще в Первую мировую там воевал. Родители не хотели далеко уезжать от России.
Помню только, как родители постоянно говорили, что мы скоро вернемся домой. Разговоры о скором возвращении в Россию не прекращались даже тогда, когда мы уже переехали в Венесуэлу. Я часто слышала: «Вот на будущий год поедем домой». Отец не хотел обзаводиться никаким хозяйством и никакой собственностью в эмиграции даже через многие годы. Зачем, говорил он, если все равно в Россию возвращаться. Мы, по сути, все время жили «на чемоданах». Отец до конца жизни не принял гражданства ни одной страны, он говорил: «Я в своей жизни давал присягу один раз — русскому царю — и свою присягу я не нарушаю».
Я родилась в югославском городке Валево. Окончила Мариинский Донской институт благородных девиц, который эвакуировался из Новочеркасска с армией Врангеля и был размещен в югославском городке Белая Церковь. В Югославию вывезли все — книжки, учебники и даже форму для девочек. Кстати, там же, в Белой Церкви, только в другом районе города, разместился и Кадетский корпус имени великого князя Константина Константиновича, который был сформирован из нескольких кадетских корпусов, эвакуированных из России в 1920 году.
— Вы получили старую воспитательную закваску. Как нам воспитывать наших детей сегодня?
— Прежде всего в школе необходимо православное воспитание. Правильное воспитание возможно только на духовных основах. То, что церковь отделена от государства, ничего не меняет. Как без веры вы дадите ребенку знать, что можно и чего нельзя?
Когда я училась в Мариинском Донском институте, мы утром строились, приходил батюшка, читали краткую молитву и шли в классы. Если ребенок не хочет присутствовать на православном катехизисе, пусть идет к священнослужителю своей религии и приходит с отметкой. Среди нас были две католички. Они не посещали наши уроки Закона Божьего. Но они обязаны были иметь оценку в соответствующей графе. Ходили к католическому священнику, который с ними занимался и выставлял им оценки. То же самое, если человек мусульманин. Пусть идет к мулле, и пусть мулла выставит ему оценку. Так было раньше, в дореволюционной России. Почему не сделать так и сейчас?
Было бы правильно после десяти лет, когда ребенок уже получил сполна родительской любви и ласки, отдавать его в школу-интернат. Там ребенок учится дисциплине. Это дома он может нежиться в постели и не умываться. А попробуйте так вести себя в интернате. Дети в коллективе обычно все делают вместе со всеми. В интернате все встают, все идут на линейку, все идут в класс. Там трудно быть не как все.
Что касается мальчиков, то очень важно возрождать в России систему кадетских корпусов. В нынешней России бывший суворовец Владимир Владимирович Кирсанов основал первый московский кадетский корпус. Я там часто бываю и вижу, что в этом направлении делаются правильные шаги. Мальчиков надо воспитывать в военном духе. Мальчикам это нужно. Они вовсе не обязательно должны становиться военными после окончания кадетского корпуса. Но они будут дисциплинированными на всю жизнь. И дети получат себе друзей на всю жизнь. Кадетская дружба — навсегда.
И девочек стоит воспитывать в закрытых учебных заведениях, в таких, какими были институты благородных девиц. Если бы я не была приучена к дисциплине в Мариинском Донском институте, мне бы не перенести тех испытаний, которые выпали на мою долю. И государство должно позаботиться о нормальном, правильном воспитании подрастающего поколения, о воспитании на духовных началах. А такое правильное воспитание детей — и мальчиков, и девочек как будущих матерей, — возможно прежде всего в закрытых учебных заведениях. Только тогда нам на смену придет поколение, которому нам не страшно будет передать нашу страну.
Я вижу, что Россия постепенно встает на правильный путь. И я верю, что Россия воспрянет, поднимется с колен.
N 12 (24) декабрь 2004 г.