 |
| Литературная газета | Алексей Пушков | 11.11.2004 |
— Алексей Константинович, что, на ваш взгляд, президент Путин из задуманного им сумел осуществить на сегодня?
— В 1999 году главная идея Ельцина была в том, чтобы, передав власть Владимиру Путину, по возможности сохранить в политике соотношение сил и систему координат, созданную в годы своего правления. Проект «Наследник» предполагал не просто выбор человека, который будет подобран из ельцинского стана, но и обеспечение преемственности режима. Не случайно Ельцин настаивал, чтобы ключевые для него фигуры Волошина и Касьянова были сохранены во власти на максимально долгий срок.
Прошло пять лет. Главное достижение Путина — он расстался с большей долей «наследия» Ельцина. Сейчас уже нельзя сказать, что в России ельцинская система. Либералы и демократы говорят: нынешняя — намного хуже. Люди консервативных и патриотических убеждений утверждают обратное: путинская система лучше.
— Кто же прав? И в чём состоят изменения?
— Когда Путин говорит о консолидации власти, это часто считают чисто ритуальной фразой. На самом же деле он преодолел основные «разрывы» ельцинской эпохи. Первый — между левыми и правыми. При Ельцине постоянно шла битва власти с коммунистами, патриотами и с социалистически ориентированной частью общества. Страну постоянно лихорадило, Дума, где большинство было у коммунистов, была в авангарде борьбы с Ельциным. Она даже не могла нормально заниматься законотворчеством. Законы в основном не устраивали исполнительную власть, ибо были направлены против неё. Путин нейтрализовал левых. Они слышны, лишь когда власть выступает с непродуманными, неподготовленными с точки зрения общественного мнения и плохо обоснованными инициативами. Типа замены льгот на деньги — реформа, плохо подготовленная информационно.
Путин, по сути, согласился со многими доводами коммунистов — у нас острейшая демографическая проблема, олигархическое засилье, коррупция, слабая армия. Эти доводы он включил в свою программу — по крайней мере, на уровне риторики, а в том, что касается ограничения влияния олигархов или финансирования армии, — и на деле. Путин отнял у КПРФ монополию на патриотизм, чем резко ослабил коммунистов. Теперь КПРФ намного трудней говорить об «антинародном режиме».
Второе, что сделал президент: сумел обновить облик власти и объединить значительную часть элиты. Путин оставил экономику либералам, вопросы безопасности отдал силовикам, а управленцев из ельцинской эпохи, сумевших удержать власть даже в ослабевших руках «позднего» Ельцина, оставил на внутренней политике. Все эти люди — очень разные. И они представляют разные части элиты — но до известной степени объединённые под Путиным.
Почему проиграл СПС? Потому что он уже не нужен! Многие члены правительства и без него проводят правую экономическую политику. Те же Греф, Кудрин, Шувалов. В стране проводят либеральный курс — монетизация льгот, подготовка гиперлиберального Лесного кодекса, отмены ГОСТов на фармацевтическую продукцию, даже приватизация тюрем. Хорошо это или плохо — другой вопрос. Путин взял на вооружение не только идеи левых, но и правых. Чубайс не случайно пытался вбросить лозунг «либеральной империи» — СПС терял «права собственности» на либеральные замыслы. Нейтрализация правых — третье, что сумел сделать Путин.
Четвёртое: он сильно ослабил влияние крупного бизнеса на госаппарат, на выработку политики государства. Ходорковский предпринял попытку прямой конвертации денег во власть, как в обменном пункте. Человек заявил: у меня 15 миллиардов, хочу обменять их на власть в России. Операция была сорвана. Говорят, это недемократично. А Ходорковский действовал демократично? Как получены 15 миллиардов? Вообще имеет ли человек право покупать власть? Вся история олигархата в России есть стремление обратить деньги во власть. Это делали Березовский и Гусинский с помощью СМИ и финансов. Когда Гусинский через НТВ помог Ельцину выиграть выборы 96-го года, это была конвертация медийного ресурса во власть.
После того как Коржаков в 94-м году по указанию Ельцина провёл против Гусинского операцию «Мордой в снег», тот понял: с властью в России не надо конфликтовать, её нужно покупать, и не обязательно деньгами. Можно — дозированной информацией, медиаатаками с дальнейшим их смягчением, поддержкой на выборах… Березовский за услуги даже сумел получить должность в госаппарате — стал замсекретаря Совета безопасности, отвечал за Чечню — больший абсурд трудно придумать!
Березовский и Гусинский считали: раз Путин — назначенец Ельцина, значит, они смогут продолжать прежние игры. Путин им показал: это совершенно невозможно. Но наиболее агрессивная часть большого бизнеса уже не могла отказаться от борьбы за власть. Слишком сильны были инерция вседозволенности, ощущение всемогущества. В одной книге о кремлёвских интригах цитируют Невзлина: «Мы Ельцина всё равно обыграем, потому что если он учился играть в домино, то мы давно уже научились играть в шахматы». Логика Ходорковского: ощущение своей гениальности, того, что при уме и больших деньгах в России можно сделать всё. Им уже казалось, что они разыграют блестящую партию по превращению Путина в фиктивного президента. А реальным руководителем страны будет Ходорковский — через денежный контроль над Думой и Советом Федерации. Но власть не стала играть ни в домино, ни в шахматы — просто перевернула стол. Некрасиво? Возможно. По-любому это была игра без правил.
— Политический провал Ходорковского стал провалом прямых попыток конвертации денег во власть?
— Да, и это закономерно. Ельцин опирался на олигархов: и потому что всё время болел, был политически немощным и физически слабым, на него постоянно нажимал левый фланг, он был непопулярен, и у него не было другой точки опоры. Путин популярен. Он объединил вокруг себя элиту — и за счёт этого смог отдалиться от олигархов.
Говорят, ограничение власти большого бизнеса — плохо, ибо в этом случае государство становится всесильным. Да, у власти должны быть противовесы. Иначе, особенно в условиях России, государство становится подавляющим. Но бизнес ельцинский — не тот противовес, что нужен обществу. Российское государство исторически стремится к тотальной власти, а олигархия — к тотальному контролю и коррупции — тоже к тотальной власти! Нельзя лечить один порок другим.
— Нам грозил олигархический тоталитаризм?
— Близко к тому. При Ельцине не было демократии, была её имитация, но если бы победил Ходорковский, не было бы демократии тоже — вместо политической псевдодемократии возникла олигархическая псевдодемократия.
Но ограничение влияния большого бизнеса на государственную политику и стратегию необходимо. Жёстко осадив Ходорковского, Путин показал: внешней политикой России будет заниматься государство, а не отдельные, пусть даже очень богатые люди.
Пятое: Путин провозгласил внешнюю политику, основанную на приоритете национальных интересов. При Ельцине она основывалась на совершенно иных принципах. Первый постулат был: Россия должна стать любой ценой частью цивилизованного мира, под которым понимался Запад. Второй — Россия не имеет национальных интересов, базово отличающихся от интересов США. Третий — Россия должна отказаться от силовых решений своих внешнеполитических проблем, поскольку такие методы недемократичны. Но за последние 10 лет мы увидели, как все в мире решают свои проблемы разными способами, но и силовыми, увы, как это было сделано в Боснии, Ираке.
Выяснилось, что курс, основанный на приравнивании внешнеполитических интересов России к интересам США или ЕС, был абсолютно обречён.
Путин пошёл навстречу США в главном, в самом болезненном для них вопросе — борьбе с терроризмом, но в остальном он дал понять, что интересы у наших стран разные по многим вопросам. Например, Путин не боится заявлять, что у нас есть закономерные интересы в странах СНГ, это тоже вызывает раздражение в США.
Насколько нам удаётся практическая реализация национальных интересов? Тут дела обстоят хуже. Но важно, чтобы у людей появилось ясное понимание наших интересов. Я уже год профессор МГИМО, и мне коллеги рассказывают, как трудно понятие «национальных интересов» входит в сознание нынешних пятикурсников, спрашивающих: «Почему у России должна быть особая позиция, почему нам не подстроиться под США?» У нас успели воспитать поколение вроде «интернациональное», но на деле «анациональное». Этот тип мышления доминировал 10 лет!
Недавно читаю интервью Авена: «Мы должны только платить налоги и больше не должны ничего никому, кроме Бога и совести». А если нет для человека ни Бога, ни совести? Почему во всём мире крупный бизнес говорит о том, что он часть нации, а у нас отделяет себя от страны?
Наш крупный бизнес оказался в значительной степени «анациональным», а то и «антинациональным».
Спорят: на кого нам ориентироваться — на США или Европу? Да на себя надо ориентироваться! На сумму своих интересов. И смотреть, как они соотносятся с чужими.
Шестое — при Путине восстановлена управляемость страны и остановлена её медленная дезинтеграция. Сейчас нет ощущения, что страна идёт по пути тихой дезинтеграции. При Ельцине от нас сначала вяло, потом всё активней «отваливалась» Чечня, национальные республики всё менее считались с Центром. В Татарстане, других национальных республиках тихо происходило что-то, из Москвы плохо заметное, но достаточно опасное для целостности страны. При этом действовала ельцинская формула — «глотайте суверенитета, сколько хотите!». Выдвигались уже идеи самодостаточности республики или группы регионов… Сейчас кажется: это было несерьёзно, Россия не могла распасться. Но эта опасность ещё не преодолена. СССР развалился, хотя казалось, что это невозможно.
Позже Бжезинский опубликовал знаменитую карту с разделом России на Европейскую, Сибирскую и Дальневосточную. Сейчас он утверждает, что никогда к этому не призывал, а лишь указывал на такую вероятность. Согласен: вероятность такого развития событий была. Хасавюрт стал пиком этого процесса — фактически Россия на пять лет предоставила независимость одной из своих частей. Эту тенденцию надо было остановить — показать, что Центр силён. Сегодня республики понимают: с Центром нельзя идти на конфликт. Не исключено, что при Ельцине мы бы подписали соглашение об уходе Чечни из состава России и это стало бы началом распада страны.
Путин укрепил ощущение единства страны, дал ясно понять: сепаратизм не останется безнаказанным, хасавюртовских соглашений больше не будет. Здесь свои опасности: можно получить обратный результат, если «пережать» национальные республики, лишая их имеющихся прав. Так можно вызвать всплеск национализма.
Седьмое. При всех недостатках нынешней власти Путин всё же вернул ей необходимый авторитет. Нет прежней «бесовщины» вокруг ельцинского трона, возглавляемой Березовским. Либеральные журналисты теперь осуждают всячески Путина, но и они признают: была «бесовщина». Бесы в России остались, но бесовство вокруг президента прекратилось. Вокруг него есть свои кланы, группы влияния, они борются за собственность, за власть, за свои интересы. Но никто из этих людей не претендует на власть большую, чем у президента.
Говорят, у Путина — не единая команда. Да, противоречивая. Но нет и такого понятия, как «семья». Все признавали наличие ельцинской «семьи» — клана, захватившего власть в стране. Противники Путина говорили: новая «семья» — якобы питерцы, но это не прижилось. Какой Козак — член «семьи»! Отправленный в Южный федеральный округ разбираться с терроризмом и с Чечнёй. При Путине во власти установился принципиально иной стиль отношений.
— Вы назвали семь главных достижений Путина. А что он не сделал?
— Он развернул корабль, но ещё не вышел на уверенный чёткий курс.
Первое: экономика растёт в основном за счёт цен на нефть. Мы не сумели начать создание конкурентной экономики. При участии государства это можно сделать: развивать высокие технологии, восстанавливать необходимые сферы ВПК, осуществлять крупные целевые программы. Но наша экономика развивается сама по себе. Сохранится её позитивная динамика, упади цены на нефть? Нет. Наша экономика остаётся пассивной, она впитывает бешеные деньги и, естественно, даёт результаты: 6−7 процентов роста. Но мы почти не завоёвываем новые внешние рынки. Как торговали сырьём, так и торгуем. Роста доли машиностроения в экспорте почти не происходит, как и роста доли продукции высоких технологий. А конкурентоспособность в современной экономике определяется именно этими параметрами. Не сырьём, а готовой продукцией. Полностью развернуть экономику в сторону высокой эффективности, инновационного рывка Путину не удалось.
Второе. Мы не победили в Чечне. Убийство Кадырова — серьёзный сигнал. Ситуация гораздо сложнее, чем казалось. В Чечне всё пронизано агентурой сепаратистов и террористов. Там теперь нет войны в классическом смысле, сепаратисты совершают рейды, но у них нет сил «сражаться фронтами». А для страны это даже опасней. Раньше война шла в Чечне, теперь боевики перешли к терактам по всей России.
Третье. Путин ещё не создал эффективную государственную машину. События в Беслане показали: эффективность спецслужб довольно низкая. Ельцин под предлогом борьбы с коммунистами развалил КГБ, хотя его надо было реформировать. Без сильных служб безопасности ни одно демократическое государство не обходится. Последствия развала до сих пор не преодолены.
Четвёртое. Во внешней политике надо жёстче отстаивать позиции. Американские политики говорили мне: в администрации Буша было ощущение, что Россия легко даст согласие на войну в Ираке. Почему мы позволили им считать, что на нас во всём можно рассчитывать? Мы перестали сопротивляться тому, что делают США. Они выходили из Договора по ПРО, мы говорили: это ошибка, прискорбная, но ничего. Они начали второй раунд расширения НАТО, мы: это плохо, но переживём. И в США решили: с русскими можно не считаться, они на всё согласны. Для них был шок, когда Путин заявил: Россия не поддерживает войну в Ираке. Американская администрация переоценила своё влияние на Москву, но повод дали мы, проводя слишком комфортабельную для США политику.
Но, к сожалению, многие явления из ельцинского правления перекочевали в путинскую эпоху. Среди них — закрытость политического процесса. Мы неожиданно получаем политические реформы без всякой подготовки, нам почти ничего не объясняют, а это неправильно. Говорят, таков традиционный российский авторитарный стиль управления. Но плохие традиции надо менять. Конечно, если власть не хочет чувствовать себя совершенно отделённой от общества.
— Какие главные опасности угрожают Путину?
— Первая — Чечня. Вся эффективность правления Путина зависит от его способности решить чеченский конфликт. Если выстраиваемая «вертикаль власти», какой бы жёсткой она ни была, не даст результатов на этом направлении, то Путин не убедит страну в её необходимости.
Именно по развитию событий в Чечне о власти Путина будут судить и в России, и за её пределами. Чечня и терроризм стали важнейшими вызовами для Путина. Нужны консолидация власти, укрепление государства, нужно «завернуть гайки», они опасно разболтались… Но если все гайки завинтят, а машина не поедет, возникнет вопрос: надо ли было их завинчивать?
Вторая опасность (и этим второй его срок отличается от первого) — появление консолидированной оппозиции. В неё входят либеральные политики, проигравшие выборы в Думу, но имеющие мощную поддержку со стороны крупных денег, свои финансовые ресурсы, весомую помощь из-за рубежа. Они хотят набрать политический капитал на ошибках власти. Почему, например, правые критикуют монетизацию льгот? Это же либеральная, рыночная мера! Они должны её поддерживать, но они её атакуют, ибо власть здесь уязвима.
Другая важная оппозиционная сила — олигархи в изгнании. Березовский, Гусинский, Невзлин — люди с ресурсами и серьёзными связями на Западе. Березовский откровенен: «Главная цель моя — это ослабление режима Путина». Третья сила — часть либеральной прессы, особенно та, что опирается на оппозиционный Путину крупный капитал.
Четвёртая — региональная элита, недовольная решениями по отказу от избрания губернаторов. Если пойдёт процесс воссоздания унитарного государства, то и часть национальных элит может перейти в оппозицию. В неё вошли коммунисты, они в антипутинском порыве готовы слиться даже с либералами. Либеральная интеллигенция тоже частично разворачивается против Путина. Следует отнести к оппозиции западные антироссийские и антипутинские силы.
У Путина мало пропагандистов его идей, его предложений. Только он сам и разъясняет, что он делает во внутренней и внешней политике, какой смысл политических реформ. Почему молчат пресс-секретари, пресс-служба, информационные структуры? Такое ощущение, что они здесь ни при чём, а ведь им надо бороться с огромным массивом антипутинской информации.
Работа, которая ведётся против объединённой оппозиции, весьма пассивна. Почти не видно сильных идеологов, способных поддержать Путина, их можно буквально по пальцам перечесть.
Ощущение, что система окостеневает, даже окаменевает. Новых людей в ней всё меньше и меньше. А если они и появляются, то в основном это управленцы, люди не с активным идеологическим и политическим мышлением, они не публичны. В итоге власть испытывает колоссальный дефицит в кадрах, способных её поддержать в её замыслах и решениях. И это перед лицом оппозиции, пользующейся серьёзной идейной и пропагандистской поддержкой Запада.
Показательно письмо 112 западных политиков и экспертов. Я бы не стал игнорировать такие документы, ничего подобного ещё не появлялось. Это серьёзное предупреждение нам.
На Западе Путина воспринимают как человека, который хочет усилить Россию и консолидировать свою власть над страной, и это там многих не устраивает. Их устраивала ельцинская Россия — слабая, послушная, коррумпированная, разложившаяся и распадающаяся.
Но самое главное — градус настроений в отношении России на Западе сильно меняется. Если власть будет брать на себя всё больше полномочий, но при этом будет повышаться эффективность управления, экономика продолжит расти, то оппозиция ничего не сможет сделать, да и на Западе с «авторитарным либерализмом» Путина смирятся. Если реальных результатов не будет, его обвинят в том, что он пожертвовал демократией.
— Победителей не судят…
-…А проигравшего все бьют. Путину надо доказать, что его модель авторитарного либерализма ЭФ-ФЕК-ТИВ-НА.
Период авторитарного развития неизбежен. Либералы говорят с большим осуждением: у нас идёт реставрация. Но я не знаю ни одной страны в мире, где не было бы реставрации. Другое дело — будет она продуктивна или деструктивна. Улучшит или ухудшит состояние дел.
Реставрации избежать нельзя, реставрация — это нормально. Ельцинский «занос» требует радикального исправления. Иначе продолжится путь к падению страны. К полному краху всей государственной машины. И вообще России как страны.
Реставрация — приспособление нации к новому состоянию. Это саморегуляция. Утрата способности к реставрации — признак конца нации. У неё исчезает способность корректировать собственные заносы, и её начинает, как машину, нести на революционных поворотах. Реставрация — это выравнивание машины после революционного заноса.
Беседовал Владимир ПОЛЯКОВ
10−16 ноября 2004 г.
