 |
| Православие.Ru | Священник Серафим Ган | 05.11.2004 |
Протоиерей Аристарх Пономарев пишет: «После революции поток беженцев широкой волной ринулся в Северную Маньчжурию. Облик Харбина совершенно изменился. Русское население увеличилось в несколько раз. Вместе с беженцами и войсковыми частями прибыло много духовенства. Большинство этого духовенства отступило с Белой армией из Волжского и Каменского районов, с Урала и из Сибири, состоя в войсковых частях военными священниками, меньшинство покинуло родные пределы вместе с беженцами. В феврале 1920 г. в Харбин прибыл Архиепископ Оренбургский и Тургайский Мефодий (Герасимов) и августе того же года Епископ Читинский и Забайкальский Мелетий (Заборовский). Среди беженцев не мало было и крупных церковно-общественных деятелей. Владивостокской епархиальной власти, в ведении которой находилась полоса отчуждения Китайской Восточной железной дороги (КВжд), было уже трудно уделять достаточно внимания церковным делам Маньчжурии. Ход событий в Приморьи не мог давать места каким либо надеждам, что этот последний оплот белого движения долго продержится: политическое положение его было крайне неустойчиво и тревожно. Вся область кишела красными партизанами и превратилась в театр военных действий. Сношения с Владивостоком не редко прерывались. В Харбине же были налицо все условия для нормальной церковной жизни. Вполне естественно, что к началу 1922 г. в руководящих церковных и общественных кругах Харбина зародилась мысль о необходимости в целях нормального течения церковной жизни Маньчжурии создания Харбинской епархии. Эту мысль одобрил и присоединился к ней бывший тогда Управляющим КВжд инженер Остроумов, обещавший материальную поддержку со стороны дороги. Совместно с ним группой православных людей было возбуждено ходатайство перед Священноначалием за границей об учреждении Харбинской кафедры с местопребыванием епископа в Харбине и о назначении на таковую Архиепископа Оренбургского и Тургайского Мефодия.
Архиепископ Мефодий был хорошо известен беженцам Забайкальской, Томской и Оренбургской епархий, коими он последовательно управлял; они составляли значительную часть беженской массы, переселившейся в Харбине, и питали к Владыке чувства неподдельной сыновней любви. Приглашенный приходским советом Николаевского собора для воскресных и праздничных богослужений, Архиепископ Мефодий вскоре стал известным и старожилам Харбина и всему церковному населению его, которое полюбило от всего сердца этого пламенного патриота, отечески снисходительного архипастыря, неустанного молитвенника и опытного администратора. Поэтому, когда возник вопрос о создании Харбинской епархии, то на устах у всех было имя Архиепископа Мефодия, как желаемого всеми главы новой епархии.
Высшее Церковное Управление за границей, заслушав ходатайство Управляющего КВжд и его помощника, постановило: «1) Ввиду особого исключительного положения, в котором находится полоса отчуждения КВжд в церковно-административных и политических отношениях и ввиду полного прекращения связи со Святейшим Патриархом Всероссийским и высшими церковным органами и нарушенных сношений с кафедральным городом Владивостоком, где проживает Епископ Владивостокский Михаил, в юрисдикции которого находится полоса отчуждения КВжд, учредить временно, в пределах полосы отчуждения КВжд, самостоятельную епископию с кафедрой в г. Харбине. 2) Назначить на Харбинскую епископскую кафедру проживающего в Харбине Высокопреосвященнейшего Мефодия, Архиепископа Оренбургского, с наименованием его Архиепископом Харбинским и (пропуск), предписав ему организовать при себе временное Епархиальное Управление.» Об этом своем постановлении Высшее Церковное Управление за границей уведомило Архиепископа Мефодия и Епископа Владивостокского Михаила указом от 16/29-го марта 1922 г.
30-го июня 1922 г. Архиепископ Мефодий доложил ВЦУ за границей, что 1) 2-го июня он вступил в управление вновь открытой епархии, 2) им организован временный епархиальный совет и 3) как только механизм епархиального управления будет окончательно направлен, им будет созвано епархиальное собрание для выборов членов епархиального совета, других епархиальных учреждений и решения разных вопросов епархиальной жизни. Одновременно, ссылаясь на невыясненность второй половины титула епископа Харбинской епархии и сообщая постановление епархиального совета именовать в соответствие с общим мнением местной церковной общественности епископа Харбинской епархии «Епископом Харбинским и Маньчжурским», Архиепископ Мефодий испрашивал благословения. Своим указом от 1-го сентября 1922 г. ВЦУ за границей сообщило об утверждении его титула. Управляющий КВжд издал приказ Ь 148 от 30-го июня 1922 г. следующего содержания: «Высокопреосвященнейший Архиепископ Мефодий уведомил меня, что с благословения Святейшего Патриарха Тихона он назначен Архиепископом Харбинским и Маньчжурским. Об этом объявляю по дороге для сведения».
По имеющимся документам учреждение Харбинской епархии было актом ВЦУ за границей, тем не менее имеются достоверные сведения, что Святейший Патриарх Тихон дал свое разрешение и благословение на открытие Харбинской епархии. Согласно этим данным, Архиепископ Мефодий послал ему свой доклад о необходимости учредить Харбинскую епархию, воспользовавшись случаем отъезда из Харбина в Москву вполне надежного и преданного православного русского человека. В целях конспирации, ввиду происходивших обысков при въезде на территорию СССР пассажиров из Харбина, доклад был написан от руки мельчайшим почерком одним из харбинских регентов, обладавшим в совершенстве таким искусством, на небольшом клочке бумаги, который был затем зашит в подошву сапога отъезжавшего. От Святейшего Патриарха была получена Архиепископом Мефодием в ответ телеграмма, содержащая одно слово «благословляю». Этой телеграммы нет в делах епархиального совета, но это объясняется сведущими лицами тем обстоятельством, что Архиепископ Мефодий держал ее в строгом секрете. Эта версия может объяснить, почему в вышеприведенном приказе по дороге нет ссылки на указ ВЦУ за границей о назначении Архиепископа Мефодия на Харбинскую кафедру, а говорится о благословении на это Святейшего Патриарха Тихона.
Членом первого состава Харбинского епархиального совета проф. Миролюбовым были посланы три телеграммы Святейшему Патриарху Тихону на неправильные, якобы, действия Заграничного Архиерейского Синода. На поданные телеграммы были получены ответные от Святейшего Патриарха: «Члену епархиального совета Миролюбову Харбин. Держитесь постановлений Собора 1918 г. Патриарх Тихон»; вторая: «Харбин Члену епархиального совета Миролюбову. Подпись телеграммы подтверждаю Патриарх Тихон».
«Отвечая Н.И. Миролюбову, как члену Харбинского епархиального совета», выводит заключение Архиепископ Мефодий, «Святейший Патриарх Тихон утвердил свое признание Харбинского епархиального совета, как законного церковно-административного органа, а, следовательно, утвердил свое признание и канонического существования Харбинской епархии». По окончании епархиального собрания была послана Святейшему Патриарху от имени правящего Архиерея и епархиального собрания следующая телеграмма: «Москва, Донской монастырь. Его Святейшеству, Святейшему Патриарху Тихону. Делегаты епархиального собрания Харбинской епархии, собравшиеся во исполнение указа Архиерейского Синода для перевыборов членов епархиального совета, руководствуясь постановлениями Собора 1918 г. и утвержденным Вашим Святейшеством постановлением Священного Синода ВЦУ 7/20 ноября 1920 г., мирно совершили перевыборы. Извещая о сем, вновь избранные члены почтительнейше приветствуют Ваше Святейшество и, свидетельствуя свою преданность, просят Ваших святых молитв и благословения. Нижайший послушник Архиепископ Мефодий (цитата извлечена из труда протоиерея Аристарха Пономарева «Христианство на Дальнем Востоке)».
В 20-х годах минувшего столетия Архиепископ Японский Сергий (Тихомиров), возведенный в сан митрополита в 1931 г., назвал г. Харбин «храмолюбивым», ибо период архипастырского служения Преосвященного Мефодия отличался большим храмостроительством: 22 храма, включая и при училищах, а к концу его жизни в епархии было 46 церквей и две монашеские обители. За время своего управления Харбинской епархией им были созданы благотворительный отдел при епархиальном совете, епархиальное попечительство о бедном духовенстве, Приют — «Дом-Убежище» с бесплатными аптекой и амбулаторией, призревавший свыше 140 насельников; по приходам устроены богословско-миссионерские курсы и душеполезные собеседования, обращено внимание на благолепие и единообразие церковных служб, созваны пять епархиальных собраний клира и мирян, привлечены многие к делу церковному, написаны много назидательных посланий и церковно-богословских сочинений: «По поводу церковных нестроений», «К вопросу о созыве так называемого Вселенского Собора», «О живой церкви», «О знамении обновления свв. икон», «Тайна Воскресения Христова», «Обличительное слово против нечестивого сборища, именующего себя «Живой Церковью» и мн. др. В октябре 1929 г. Архиепископ Мефодий, в связи с 35-летием епископства, возведен постановлением Архиерейского Синода Русской Зарубежной Церкви в сан Митрополита. Скончался Владыка 15/28-го марта 1931 г. в день Похвалы Божией Матери.
В том же году Заграничным Синодом Преосвященный Мелетий (Заборовский) назначен Архиепископом Харбинским и Маньчжурским, который и возглавил хиротонию Архиепископа Ювеналия, совершенную в Казанско-Богородицком монастыре. Итак, приступим к жизнеописанию почившего Архиепископа Ювеналия:
Высокопреосвященнейший Архиепископ Ювеналий, в миру Иван Кельсиевич Килин, родился в апреле 1875 г. от церковных родителей, происходивших из крестьян Вятской губернии. С раннего детства он имел тяготение к Церкви и монастырской жизни. Эту любовь отрока к Божественному прививала ему благочестивая мать, многократно рассказывавшая о своих паломничествах по святым местам Руси, как вспоминал приснопамятный Владыка в своей речи при наречении во епископы: «Религиозное домашнее образование и воспитание я приобрел благодаря благочестивой родительницы своей, которая в отроческих летах сама вместе с бабушкой — девицей была на богомолье по святым обителям — в Соловках, в Сарове, Тихвине и других местах России. На просьбу бабушки дать благословение поступить в один из женских монастырей, — благоговейный старец-священноинок Тихвинской мужской обители Новгородской губ., не дал такого благословения, а как бы пророчески сказал, что эта крестьянская отроковица Мария выйдет в замужество, а дети ее будут в иноческом и священном сане. Так и случилось впоследствии по милости Божией. У моей старшей сестры-крестной моей матери, два сына окончили Пермскую Духовную Семинарию и один из них, Константин Юмин, в священном сане скончался в изгнании в большевистской тюрьме. Вторая моя сестра монахиня Аглаида, преисполненная смиренными иноческими чувствами, скончалась в женском монастыре. Младший родной брат — священник, в продолжение многих лет на родине, разлученный с семейством, несет тяжелый крест иерейского служения. Двоюродная сестра тоже там проходит тяготы схимнического звания. Вспоминается и дальний родственник мой — сначала скромный священник, на моей родине в Сарапульском уезде Вятской губ., отец Михаил Платонович Красноперов, а впоследствии в монашестве Мефодий, по окончании Казанской Духовной Академии, после прохождения иерархических должностей, был призван к святительскому сану в г. Петропавловске, Омской епархии, где и мученически скончал свою жизнь в 1922 г.».
Успешно окончив начальную земскую школу в Арзамасцеве, Иван поступил в Сарапульское уездное училище, которое закончил в 1889 г. Здесь он познакомился с первым его старцем-наставником, епископом Сарапульским Афанасием (позже архиепископ Екатеринбургский), оказавшим благотворное влияние на мальчика: «Благостный Владыка на выпускном экзамене, в городском уездном училище, по Закону Божию из всех прочих учеников отличил меня своим ласковым святительским приветом и благословением, поставив на экзамене лучшую отметку за прочтение наизусть 50-го псалма, с объяснением его исторического происхождения. Это поощрение Преосвященного архиерея для меня в ранней юности было величайшим счастьем, и во всю последующую жизнь свою с благодарностью молитвенно вспоминаю приснопамятного святителя Афанасия».
В 1894 г., после скоропостижной кончины отца, много лет занимавшего должности члена Сарапульской Земской Управы и волостного писаря, молодой Иван, по благословению матери, предпринял паломническое путешествие во святую Верхотурскую обитель, где у мощей праведного Симеона созрело непоколебимое желание юноши стать монахом. Благое намерение Ивана охотно и с величайшей радостью одобрила мать, благословившая его на поступление в Николаевскую Белогорскую миссионерскую обитель, прозванную народом «Сибирским Афоном», копией Тихвинской иконы Божией Матери, полученной ею от вышеупомянутого прозорливого духовника Тихвинского монастыря. Освободившись от воинской повинности, он был зачислен в число монастырской братии.
И тут послушник Иоанн, будучи келейником и ближайшим помощником любимого и почитаемого им настоятеля архимандрита Варлаама, нес все послушания и внес значительный вклад в возведение зданий и храмов обители и завершение постройки монастырского собора на Белой горе. 2-го июля 1900 г. он был пострижен в монашество с именем Ювеналий и через три недели рукоположен епископом Пермским Петром во иеродиаконы, а 12-го февраля 1902 г. преемник епископа Петра, Преосвященный Иоанн, возвел его во иеромонахи. В эти годы иеромонаху Ювеналию, сопровождавшему отца Варлаама, удалось посетить многие святые места: Святую Землю, Св. Гору Афонскую (1907 г.), Киево-Печерскую и Троице-Сергиеву Лавры, Ново-Афонский и Валаамский монастыри, Оптину и Саровскую пустыни (1903 г.) и мн. др.: «Меня ободряли и воодушевляли всегда те славные образцы строгой иноческой жизни, какие видел я при путешествиях своих по многим русским обителям и пустыням, особенно в памятные годы путешествий со своим аввой Варлаамом во Святую Землю и на Афон. В первое лето моего священноиноческого служения, я духовно был утешен присутствием на Саровских торжествах в дни открытия честных останков преподобного Серафима. Затем много получал духовного удовлетворения от богослужений в Кронштадте и в других местах, сподобившись неоднократного служения с приснопамятным молитвенником Земли Русской протоиереем Иоанном Сергиевым Кронштадтским, от которого также получал наставления и советы на монашеское и пастырское служение. Глубоко умилительные личные советы и письменные назидания подвижников старцев Афонских и Российских монастырей, — например, старца Гавриила и других старцев подвижников — смиряли и подкрепляли мой немощной дух и не допускали глубоко падать в бездну греховную, среди бурного житейского моря». Интересно отметить, что отец Ювеналий принимал участие в омовении мощей преподобного Серафима при их открытии в 1903 г.
В том же году отец Ювеналий, по благословению епископа Пермского Иоанна, был назначен архимандритом Варлаамом заведующим и строителем Белогорского подворья в г. Перми, где среди многоразличных крупных строений воздвиг и Златоустовскую церковь. В 1910 г. переведен в Архиерейский Дом г. Перми и назначен экономом оного. Будучи экономом, в конце 1911 г. иеромонах Ювеналий, с большим интересом насладившись рассказами видного Камчатского миссионера и сослужителя своего в г. Харбине, иеромонаха Нестора (Анисимова), «горел святым воодушевлением и желанием ехать в далекую холодную Камчатку», но вместо этого, ходатайством епископа Пермского Палладия и постановлением Святейшего Правительствующего Синода, был избран в феврале 1912 г. первым игуменом и строителем общежительной Фаворской Спасо-Преображенской Пустыни. Здесь отец Ювеналий слушал миссионерские курсы под руководством А.Г. Кулешова и прославился ревностным храмостроительством; в 1912 г. был закончен Спасо-Преображенский собор, а в 1915 г. были воздвигнуты Казанская домовая церковь и летний Кресто-Воздвиженский храм. 19-го июля 1912 г., в день памяти преподобного Серафима Саровского, в Петроградской Благовещенской церкви Синодального подворья епископом Палладием возведен в сан игумена. В 1915 г. новым священномучеником Андроником, архиепископом Пермским, назначен на должность благочинного всех монастырей Пермской епархии, а в июне следующего года — возведен во архимандриты.
В связи с мученическим убиением в 1918 г. святителя Пермского Андроника, архимандрита Варлаама и других священнослужителей, отец Ювеналий совместно с несколькими монахами-белогорцами скрывался от гонений со стороны большевиков (в Белогорской обители было расстреляно свыше 400 монашествующих). По заповеди Христовой: «Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой» (Мф. 10, 23), архимандрит Ювеналий в 1919 г. переехал в Читу, а 1920 г. оказался в Харбине. Прибыв в Харбин, он был назначен настоятелем Успенского храма и заведующим нового русского кладбища. В 1922 г., с благословения архиепископа Харбинского и Маньчжурского Мефодия, им был основан мужской монастырь на Крестовском острове, что в окрестностях Харбина, но в том же году был командирован в Сербию, где был настоятелем одной из мужских обителей Сербской Православной Церкви. За время отсутствия отца Ювеналия в монастыре настоятельствовал иеромонах Нифонт.
Вернувшись в Харбин в 1924 г., архимандрит вновь был назначен строителем новой Казанско-Богородицкой обители, перенесенной в Новый Модягоу, где им были построены величественный трехпрестольный храм в честь Казанской иконы Божией Матери с приделами великомученика Пантелеимона с правой стороны и Архистратига Божия Михаила — с левой; типография, келлии для многолюдной монастырской братии и больница имени покойного харбинского врача В.А. Казем-Бек.
4/17 августа 1924 г. архиепископом Мефодием было совершено освящение закладки Казанского соборного храма обители, а в декабре того же года состоялось освящение уже законченной церкви, в которой находились чтимые братией иконы Божией Матери: большая храмовая «Казанская» и две чудесным образом обновившиеся «Владимирская» и «Неопалимая Купина». В Пантелеимоновском приделе хранилась чтимая икона великомученика Пантелеимона, присланная с Афона приснопамятным старцем-схимонахом Денасием (Юшковым).
Монастырской типографией издавался духовно-нравственный журнал «Хлеб Небесный», редактором которого в течение 10-ти лет являлся архимандрит Ювеналий, а затем эту должность занимали архимандрит Василий (Павловский) и известный церковный писатель, историк и певец харбинский — Е.Н. Сумароков. Среди многочисленной литературы, изданной обителью были: приложение к журналу «Детское чтение», сборник «Рождественский благовест», «Полный молитвослов с канонами и правилом ко Св. Причащению», сборник «Надежда» с истолкованием молитвы Господней и 9-ти заповедей блаженств, «Песнопения Страстной и Пасхальной Седмицы и двунадесятых праздников с переводом их на Русский язык», «Жития Святых», «Христианская жизнь по Добротолюбию», «Сердце человеческое. Опыт изображения духовно-нравственного состояния людей грешных и праведных», «Краткий словарь иностранных слов Н.П. Покровского», «Церковный энциклопедический словарь архимандрита Феодосия», «Путь православного христианина в Царство Небесное», «Краткий очерк возникновения, устроения и жизни обители» и мн. др. Кроме собственной типографии, обитель имела и другие мастерские: иконописную, столярную, переплетную, сапожную и портняжную.
Больница, оказывавшая бесплатную медицинскую помощь, создана при монастыре в память врача-бессребренника В.А. Казем-Бек. В начале 1932 г. она была оборудована на 17 коек. Ежегодно, накануне 4-го августа, день кончины доктора Казем-Бек, в соборном храме монастыря совершался парастас при огромном стечении духовенства и молящихся, а в самый день — заупокойная литургия и панихида на могиле почившего, заразившегося, будучи в сравнительно молодом возрасте, от девочки дифтеритом. День своего открытия — 1 ноября, больница торжественно отмечала служением молебствия правящим архиереем Харбинской епархии с сонмом епископов и духовенства города. Митрополит Харбинский и Маньчжурский Мелетий обыкновенно произносил назидательное поучение и обходил всех больных, благословляя и приветствуя их.
Казанская обитель славилась и своими духоносными подвижниками, среди которых наиболее известными были схи-игумены Игнатий и Серафим и схимонах Михаил, приявшие от Бога дары молитвы и прозорливости.
В конце 1929 г., по ходатайству Блаженнейшего Митрополита Антония, архимандрит Ювеналий был награжден Заграничным Синодом правами настоятеля первоклассного монастыря (встреча с жезлом и крестом на блюде). В 1934 г. в Сремских Карловцах, ходатайством Начальника Пекинской Миссии епископа Виктора, Архиерейский Собор Русской Зарубежной Церкви постановил хиротонисать архимандрита Ювеналия во епископа Синьзянского (в Восточном Туркестане), второго викария Русской Духовной Миссии с местопребыванием в г. Урумчи, где русскими беженцами хранилась Табынская икона Божией Матери и воздвигнуты несколько храмов. В связи с этим, русские жители г. Урумчи претерпели немало скорбей от большевиков, и поэтому Собор возжелал назначить им архипастыря для укрепления и благоустройства их епархии и церковной жизни.
Получив определение Собора, архимандрит Ювеналий, готовясь к хиротонии, ежедневно совершал Божественную литургию в соборном храме обители, где, по просьбе богомольцев монастыря, было совершено наречение 7-го февраля 1935 г. Торжества возглавил архиепископ Харбинский и Маньчжурский Мелетий в сослужении архиепископа Камчатского и Петропавловского Нестора, епископов Хайларского Димитрия и Шанхайского Иоанна (Максимовича), первого викария Пекинской Миссии. 10-го февраля архиереи, участвовавшие в наречении, совершили епископскую хиротонию отца Ювеналия в кафедральном Николаевском соборе Харбина. По окончании литургии состоялась трапеза, за которой Владыка Мелетий сказал: «Сыновний долг обязывает нас провозгласить здравицу за наших духовных Кормчих: сущего в заточении митрополита Крутицкого Петра и митрополита Киевского Антония».
В своем заключительном слове Владыка Ювеналий сказал: «Мои мысленные признательные очи устремлены ныне и к нашим Первосвятителям Русской Православной Церкви, а именно: Местоблюстителю Патриаршего Всероссийского Престола Высокопреосвященнейшему митрополиту Петру, нашему великому отцу благостнейшему Председателю Заграничного Синода Блаженнейшему митрополиту Антонию со всем Освященным Собором архиереев, благоизволившим призвать мое недостоинство к ответственному епископскому сану.
Вместе с ними моя сердечная признательность из глубины души за избрание, отеческую любовь и доверие ко мне немощному изливается и на моего правящего архипастыря Начальника Китайской Миссии Преосвященнейшего епископа Виктора, достойнейшего преемника приснопамятных святителей митрополита Иннокентия и архиепископа Симона (епископ Пекинский Виктор ко дню хиротонии подарил архимандриту Ювеналию на память о Начальниках Миссии четки и посох первого и панагию последнего — свящ. СГ).
И Вы, Преосвященнейший Владыко Иоанн за святое послушание, подвигнуты любовью Христовой, изволили из далекого Шанхая пожаловать сюда разделить с нами это духовное торжество»
К сожалению, для новохиротонисанного епископа Ювеналия неблагоприятна сложилась обстановка, ибо невозможно было из-за значительных затруднений для проезда отправиться к врученной ему Синьзянской пастве. В течение года Владыка продолжал настоятельствовать в обители, а в 1936 г. — заменял Преосвященного Начальника Миссии, епископа Виктора, находившегося в Белграде. С 1937 г. по 1938 г. Владыка заменял миссийского викария, святителя и чудотворца Иоанна, принимавшего участие в работе Архиерейского Собора в Сремских Карловцах. После его возвращения, Владыка Ювеналий был определен настоятелем Никольского храма-памятника в г. Шанхае, где помогал епископу Иоанну в делах Миссии, а затем в 1940 г., ходатайством самого Владыки и постановлением Архиерейского Синода Русской Зарубежной Церкви, вновь назначен настоятелем Казанско-Богородицкой обители с подчинением ему монашеской общины в Трехречье и присвоением ему титула «епископа Цицикарского, второго викария Харбинской и Маньчжурской епархии». Здесь Владыка продолжал жить строго-аскетической жизнью, привлекая многих богомольцев своими проникновенными поучениями и любовью к уставным богослужениям. «Владыка Ювеналий, — рассказывает Л.В. Шабардина, — был для меня как родной отец. Мое детство прошло возле монастыря. Я хорошо знала всех монахов и трудников. Мой отец умер, когда мне было четыре с половиной года. Владыка, часто бывая у нас, говорил мне: «Я твой папа» или «Я твой крестный». Когда он вернулся из Шанхая в 1940 г., он научил меня чтению псалмов. Бывал Владыка у нас как родной, т.к. мы жили напротив монастыря, а мама была из Перми. Они часто вспоминали Пермь и старцев. Владыка очень любил наши церковные богослужения. За монастырским бдением на 9-ой песни он выходил на середину храма и говорил: «Пойте все!» И пела вся церковь, а народу всегда было много и это как-бы освежало молящихся. Когда Владыка служил, он весь уходил в службу и усердно молился, приводя и других в молитвенное настроение своим благоговейным служением. Поэтому, молящиеся на знали утомления. Великим постом Владыка всегда совершал соборование и проводил общую исповедь. Церковь всегда была полна молящимися и причащали обыкновенно из трех чаш…
В 1947 г. Владыка Ювеналий был вынужден уехать в СССР, где был определен епископом Челябинским. Приехав в Москву, он услышал о кончине архиепископа Димитрия (Вознесенского), родителя будущего митрополита Филарета, Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви, и немедленно направился в Ленинград на его отпевание и погребение. В 1948 г. Владыка Ювеналий был возведен во архиепископы и назначен Иркутским Преосвященным, а через год — на Омскую кафедру, где был первым возглавителем этой епархии после ее восстановления. Будучи архиепископом Омским, Владыка совершил переложение святых мощей митрополита Тобольского Иоанна в новую раку. Духовенство Омской епархии до сих пор помнит Владыку как духоносного старца. В 1952 г. Владыка был переведен на Ижевскую и Удмуртскую кафедру. В 1955 г. награжден правом ношения креста на клобуке.
Недавно автором этих строк была получена запись разговора Владыки с уполномоченным Совета по делам РПЦ по Омской области от 8-го июля 1949 г., в которой читаем следующее: «Ювеналий неоднократно повторял, что он сейчас занят составлением «научного» труда на тему «История христианских проповедей» для соискаяния «ученой» степени кандидата богословских наук… Установлено, что Ювеналий привез с собой антисоветскую церковную литературу, но случаев распространения ее, пока, не обнаружено. В узком кругу церковников Ювеналий неодобрительно отзывается о колхозах. Систематически выключает радио, говоря при этом, что по радио он может слушать только церковные богослужения, что он и делал, находясь за границей».
Последняя кафедра Владыки, как уже было отмечено, была Ижевская и Удмуртская. Как рассказывает бывший келейник Владыки Ювеналия, протоиерей Николай Соловьев, перед смертью Владыка просился уйти на покой по немощи. Патриарх упрашивал остаться управлять кафедрой, даже предлагал митрополию, но архиепископ Ювеналий говорил, что служит не ради чинов и что монашество для него главнее. Предчувствуя кончину, Владыка просил архимандрита Петра (Семеновых) из Троице-Сергиевой Лавры, которого он знал по Харбину, постричь его в схиму, что он и сделал, дав ему при этом имя Иоанн в честь Иоанна Богослова. Владыка показывал уполномоченному по делам Ижевской епархии РПЦ и иным лицам место, где он хотел быть погребен. Это было внутри собора слева, и высказал свое желание, чтобы после его похорон построить придел и освятить престол в честь апостола Иоанна Богослова. Надо сказать, что уполномоченный Аркадий Аркадьевич, несмотря на свою должность, был верующим человеком, в его доме висели иконы, горела лампадка, и он очень любил и поддерживал Владыку, который его и обратил к вере.
«В жизни Владыка был скромен, — как вспоминает отец Николай, — любил шутить, строг. Свою прозорливость скрывал, часто ночью в его келье горел свет, на праздники он давал келейникам по 25−50 рублей раздавать нищим (это по тем временам была немалая сумма). Владыка дружил со священником Кукшей, между ними был договор, что если из них кто-нибудь умрет, то оставшийся в живых будет молиться об усопшем».
Сам отец Николай рассказывает следующий случай, свидетельствующий о прозорливости Владыки. В молодости отец Николай хотел поступить в семинарию. Вместе с другими ребятами он поехал поступать в Москву. Владыка всем дал денег на билет только туда, а ему дал столько, чтобы хватило ему и туда и обратно. Перед этим увещевал подождать похоронить его, тот упрямился. В конце концов, все ребята поступили в семинарию, а он провалил экзамены и вернулся в Ижевск. Когда он шел к дому Владыки, тот три раза посылал экономку Анастасию Александровну встречать Николая, она возражала, что Николай теперь приедет только на зимние каникулы. На 3-й раз вышла и за квартал от дома встретила его. Он и участвовал в похоронах Владыки.
В конце 1958 г. Владыка заболел, 12/25-го декабря над ним было совершено Таинство Елеосвящения. Перед смертью Владыка лежал в схиме, которую он принял 14/27-го декабря 1958 г. На следующий день, причастившись Св. Таин, Владыка обратился к своим близким и попросил их спеть прокимен: «Пойте, Богу нашему пойте, пойте Цареви нашему, пойте». На 3-й раз он сказал: «Вот наша новая земля, вот наш новый мир», и скончался.
Почивший архипастырь пользуется широким почитанием со стороны бывших харбинцев в Русской Зарубежной Церкви и духовенства и верующих в России. Многие стекаются к его гробнице в Ижевском кафедральном соборе и с верою обращаются к его молитвенному предстательству, чувствуя благодатную помощь. Несколько лет тому назад Архиепископ Ижевский и Удмуртский Николай (РПЦ МП) совершил обретение его честных останков, при котором было обнаружено, что тление не коснулось его тела. В Ижевской епархии готовятся к прославлению Владыки Ювеналия в качестве местночтимого святого.
