В условиях джихада и экспансии революционного ислама отсутствие мобилизующей общество идеологии ведет к поражению
ОСЕНЬ НА ОКТЯБРЬСКОЙ Вечером третьего сентября по всем телеканалам мелькал один
и тот же видеоряд — девочка с пробитым позвоночником на руках отца, кирпичная
стена с табличкой «Октябрьская улица» и прошитый пулями плакат «Здравствуй,
школа!». Группа юношей, возвращавшаяся под хмельком со скомканного дня рождения
Москвы, не сговариваясь, затянула на эскалаторе метро песню прошедшей войны:
«Нерушимой стеной, обороной стальной разгромим, уничтожим врага…» Вот
только где этот враг, и не скрывается ли он в каком-нибудь бизнес-центре на местной Октябрьской — а где нет такой улицы или площади? Да и готовы ли эти
семнадцатилетние ребята хотя бы к регулярной военной службе — в ту пору, когда,
по словам президента, всему народу объявлена война? В западной литературе
такая война именуется, впрочем, как раз «иррегулярной». Ее никто не объявляет. У нее нет передовой и тыла. Она выбирает своими целями не военные объекты, а те места, где можно застать врасплох наибольшее количество наименее подготовленных
жертв — учащихся, больных, отдыхающих, — чтобы, прикрываясь ими, бросить вызов в форме заведомо невыполнимого ультиматума. Слово «ваххабит» вошло в обиход
начала двадцать первого века так же легко, как слово «спутник» в середине века
двадцатого. Ностальгия по временам, когда страна не стыдилась своей
беспомощности, передается, как магнитное поле, от старших к младшим, от военных
к гражданским. Это, впрочем, не облегчает боли и не лечит страх перед кошмаром,
шагнувшим из Буденновска в Беслан, Волгодонск и Москву. Здравствуй, школа.
Мы хотим что-нибудь понять. Мы усаживаемся перед нашим универсальным учителем —
телеэкраном и видим в нем говорящие головы, заученно порицающие недееспособность
тех самых спецслужб, работу которых совсем недавно поносили. Очки-велосипед
безнадежно отделяют либерального ментора от реальности. А в реальном мире
бизнесмен и чиновник, учитель и прокурор равны перед готовой разверзнуться не знающей разбора и жалости неизвестностью. В самолете, в поезде, в гостинице, в офисе, в школе. То, чего они ждут, — не болтовня от Карнеги и не советы от израильского спеца по «зачисткам». То, чего они ждут, — это обращенное ко всем
ним Слово от властей предержащих, спасительная формула, мобилизующий призыв,
иррациональный, но могучий фактор самоосознания. Но хоровод болтунов сменяется
не Словом, не песней прежней войны, а истошным воплем: «Пикадор! Пикадор!
Ментос-эктив-кул!» Власти предержащие произносят туманные фразы о единстве
гражданского общества — эхо расхожих штампов западного мира. А он, как знают
сегодня на любой из Октябрьских улиц, ничуть не гарантирован от аналогичных
угроз. И формула, доступная обществу этого мира, хрестоматийно известна: каждый
спасайся сам. Формула эта несвойственна нашей традиции. Хотя бы поэтому стоит
вынуть изо рта чужой «пикадор» и оборотиться на себя и собственный опыт.
ЧАЙНИК СО СВИСТКОМ Вызов, брошенный и обществу, и государству,
и традиции, требует не только оргвыводов и оргмер, но и осознания сути дела — во всей ее исторической протяженности. Полезно вспомнить не только игры ЦРУ в Афгане и Аравии, но и отечественные эксцессы. Начиная хотя бы с тех времен,
когда с Байконура запускался спутник, а в соседней казахской степи целинники
сеяли кукурузу — благо решительный, но не сильный разумом первый секретарь,
поручкавшись с Эйзенхауэром, испытал телячий восторг от опыта внедрения этой
культуры на заокеанской житнице. У решительного первого секретаря был еще
более непререкаемый авторитет — весьма состоятельный британский лорд Бертран
Рассел, учивший, что место религии в двадцатом веке должна занять наука. Фонд
лорда охотно опекал радикальные левые движения. Другие же члены палаты лордов,
вкупе с их приятелями из разведок, давали приют на том же туманном Альбионе
самым отпетым радикалам мусульманского мира. Британия демонстративно уходила из африканских колоний, что советская пропаганда триумфально расценивала как
собственное достижение, с кукурузным размахом насаждая в «странах соцориентации»
свои идейные порядки. Пока Запад умилялся разоблачению сталинского культа,
ветер оттепели врывался в московские кухни куплетами Окуджавы и Галича, внушал
научным сотрудникам советского ВПК смутные грезы о переменах. Интеллигенция
распечатывала на «Эрике» опальный роман Стругацких «Гадкие лебеди», герои
которых убегали из дома по мановению руки философа Голема, как гаммельнские дети
под дудочку крысолова. И называли себя «мокрецами». Цензоры забеспокоились не зря: в бунте молодых, греющихся у столь же уютных коммунарских костров,
интеллигенции мерещилась некая новая, «правильная» революция. Но цензоры
промахнулись — застой, пришедший за оттепелью, скончался от внутренней болезни.
Промахнулись и властители интеллигентских умов. В уютной кухне с чешским
гарнитуром, «где милая моя и чайник со свистком», подлинные «мокрецы» родиться
не могли. Так ошибались алхимики, веря в самозарождение человечков из грязного
белья. «Мокрецы» с многообещающим потенциалом «мокрых дел» явились на свет в не знающей водопровода жестокой нищете предместий Каира, по иронии географии,
соседствующей с полузапущенными святынями мусульман. Вдохновитель был и вправду
семит, но арабского племени. Этого школьного учителя звали Хасан аль-Банна. Его
убили англичане. Его преемники из организации «Братья-мусульмане» («Ихван
аль-муслимин») поначалу стояли плечом к плечу с первым президентом независимого
Египта. Но со строительством Асуанской плотины на братском Ниле в каирских
предместьях и школах началась массированная «зачистка» якобы реакционного
исламского элемента. Ученик аль-Банны, Сейид Кутб, не был ни догматиком, ни обскурантом. Он читал марксистские книги, но не мог вдохновиться волюнтаристским
задором реальных коммунистов, смешавших Маркса с лордом Расселом. Он считал, что
его страну избавит от капитализма не коммунизм, а ислам. Он соглашался с марксистами в том, что западный мир обречен, объясняя это моральным разложением
христианства, и считал, что исламская революция примирит религию с наукой, а науку с природой. Но в 1966 году режим Насера казнил Сейида Кутба, а те, кто
сделал его святым, радикально распорядились его идеями. Московских «детей
оттепели», скорбящих о падении Горбачева и считающих империалистом Ельцина, тоже
понесло в радикализм, только правозащитного свойства. Своих выдуманных «гадких
лебедей» они нашли в чеченских сепаратистах. После убийства Ахмат-хаджи Кадырова
«шестидесятник» Егор Яковлев разразился опусом под заголовком «Идет война
народная». Всех, кто против народа — сторонников Аслана Масхадова, — соратник
Горби считает, очевидно, «фашистами». С таким же пафосом русский интеллигент
Анатолий Кони защищал от имперского суда студентку-убийцу Веру Засулич, не заботясь о том, как его слово отзовется. Эта забота, впрочем, русской
интеллигенции никогда не была свойственна. Что скажут наши милые гуманисты о слезе ребенка, утоляющего жажду собственной мочой в оккупированном спортзале
собственной школы? Это же был «имперский» ребенок. Даже «нацистский», если
следовать букве употребленной строки из Лебедева-Кумача…
ДЕЛО
ПРОЧНО, КОГДА ПОД НИМ СТРУИТСЯ КРОВЬ Революционная мысль, загнанная в раскаленный ад экс-колониальной тюрьмы, естественно, упростила формулу добра и зла, прочерчивая путь к образу будущего через мощное отрицание существующего
мира. В этом мире наследники Сейида Кутба не видели разницы между англичанами и русскими. Без помощи марксистов они нашли своей теории три источника и три
составные части. Во-первых, Коран. Во-вторых, «Фетвы татарам» философа XIII
века Абу Аббаса ибн Теймийи. В-третьих, фундаментальный труд самого Кутба —
«Борьбу ислама с капитализмом». Именно писания ибн Теймийи, аль-Банны и Кутба, а вовсе не Мохаммада аль-Ваххаба, составляют сегодня «джентльменский
набор» радикальных суннитов, привычно именуемых ваххабитами. Сами они, кстати,
обычно применяют к себе термин «салафиты». Абу Аббас ибн Теймийя — не только
философ, но и воин, в отличие от просвещенных предшественников, — возглавлял
сопротивление Ближнего Востока натиску монголо-татар. Наступающего врага он называл «язычниками» — «мушрикин». Сплачивая вокруг себя различные «колена»
арабских племен, он учил их верить только предкам — «салафам», непосредственным
ученикам Магомета, но никак не племенным вождям, создающим ненужную междоусобицу
в период наступления врага. Реальный революционный проект обернул образ
будущего в гротескно идеализируемое прошлое. Зато возрожденная Кутбом идея
всемирного халифата не только осталась в повестке дня, но и стала высшим
оправданием Великого Джихада. В идеологии нынешних «Братьев-мусульман» (и особенно их многочисленных учеников, возглавляющих «Аль-Джамаа аль-Исламийа»,
«Хизб ут Тахрир» и «Хамас») джихад, вопреки букве Корана, отнесен к столпам
веры, а к «мушрикин» причисляются все соплеменники, покорные властям арабских
государств, равно как и официальной, «переродившейся» исламской иерархии. Их службы недостойны посещения, равно как и их могилы; их влиянию следует
противопоставлять свое; в особенности это касается суфийских шейхов и мюридов в тех частях мира, где созрели объективные и субъективные предпосылки революции.
Эти части — Косово, Чечня, Палестина, Босния, в ближайшем потенциале,
разумеется, Крым, в более отдаленном — Татарстан, Башкирия, Санджак, Синьцзян. И конечно, манящие богатством своих недр республики Средней Азии, «на счастье»,
граничащие с Афганистаном. На новый уровень революционная агитация вышла с освоением Интернета. Самый активный неосалафитский проповедник, бывший узник
насеровской тюрьмы, еженедельно наводняет своими писаниями многочисленные сайты
с «пропиской» в Симферополе, Иерихоне, Тиране, Сараеве и даже Минске. Его имя —
Юсеф аль-Кардауи — знакомо спецслужбам западных стран не хуже, чем имя еще
одного бывшего члена египетского революционного подполья — Усамы бен Ладена или
убийцы президента Египта Анвара Садата — лейтенанта Халеда аль-Исламбули.
ГРОЗДЬЯ ГНЕВА Связь времен распадается там, где тоньше всего
социальная ткань, удерживающая человека в обществе, где материальное оскудение
вступает во взрывчатую смесь с унижением традиционно гордого духа. Падение
СССР, отозвавшееся эхом периферийных межэтнических конфликтов с серьезной
криминальной составляющей, распахнуло двери перед поступью исламской революции.
Потерявшие стабильный доход «кяфиры» (неверные) были готовы и книги печатать, и дом культуры сдавать под «исламский культурный центр». В 1992 году ИТАР-ТАСС
(кто бы мог ожидать!) выпускает основные идеологические труды ибн Таймийи и Кутба на русском. А первая война в Чечне, обострившая свыше обычного нужду и бедствия большинства северокавказского населения, создала идеальные условия для
идейной экспансии. Необязательно быть марксистом, чтобы догадаться, где и почему пышнее и ярче всего расцветают гроздья гнева. «Если у вас наладится
экономика, вы сможете не бояться ваххабитов», — сказал дагестанцам на международной конференции по радикальному исламу шейх Каббани — глава Высшего
исламского совета США. В девяностых годах нас не то что предупреждали — нам
криком кричали о неблагополучии на Кавказе. Абдурашид Саидов, один из организаторов выборной кампании Ельцина в Дагестане, писал: «В республике идет
сознательная дестабилизация… Посмотрите на директоров нерентабельных заводов —
виллы, коттеджи, счета, иномарки, — а их подчиненные выброшены за борт,
профессура нищенствует, врачи и учителя на луковых полях проводят отпуска…»
Безработный интеллект Кавказа оказался благодатной нивой для неосалафитских
учителей. По-детски грозя селу Первомайское «тридцатью шестью снайперами», Борис
Ельцин не знал, что в этом самом селе переводилась на русский вся библиотека
суннитской революции. К тому времени тексты арабских фетв уже заразили поэта
Яндарбиева и врача Халимова мечтами о всемирном халифате. «Новопосвященные»
заставили Аслана Масхадова ввести в Чечне шариат, а затем и оправдать
вооруженное вторжение в Дагестан. Наш либеральный истеблишмент вдруг
обнаружил летом 1999 года, что в планы Удугова и Хаттаба как минимум входило
завоевание Карабаха, а как максимум — Иерусалима. (Мовлади Удугов тогда заявил в интервью агентству Медиамакс: «К концу XX столетия проступают четкие контуры
христианско-языческого союза, ядром и активно конструирующим началом которого
является сионизм. Этот альянс объявил войну всему исламскому миру. По существу,
идет беззастенчивая оккупация исламских земель. Карабах — это не только
азербайджанская территория, но и территория мусульман. Мы не можем и не желаем
копировать „нейтралитет“ Западной Европы. Бог не прощает лицемерия». — Прим.
ред.) Лишь тогда Анатолий Чубайс изумил нас патриотической лексикой, а в Кремле
сделали ставку на традиционное духовенство Кавказа, которое исламские
революционеры считают ненужными посредниками между человеком и Аллахом. Бывший
муфтий (и строитель по основной профессии) Ахмат-хаджи Кадыров для салафитов был
препятствием, подлежащим устранению. За две недели до взрыва на грозненском
стадионе газета «Коммерсантъ» наконец-таки заметила Юсефа аль-Кардауи. И то лишь
для того, чтобы попугать Кремль его новоизданной фетвой, объявляющей войну
против «кяфиров» в Чечне «самым справедливым в мире джихадом».
БРАТ-5 Узнав, что исламский теолог проживает в государстве
Катар, российские СМИ пришли к немудрящему, но верному выводу: аль-Кардауи
оправдывал месть за только что уничтоженного Яндарбиева. И проглядели тот факт,
что это был не первый антироссийский вердикт одного из самых популярных
глашатаев суннитской революции. В мае 2000 года фетва того же автора
предписывала «всем мусульманам Российской империи» бойкотировать президентские
выборы. Владимира Путина он именовал «самым большим террористом и кровопийцей»,
который «разрушает мечети, школы, больницы» и «намерен стереть Грозный с лица
земли». Тем, кто «не исполнит долг», богослов грозил карой Всевышнего в Судный
день: «Пособники тиранов есть и будут собаками Ада…» Богослов не всегда так
категоричен: как-никак он проживает по соседству с крупнейшей в Заливе военной
базой США. 11 сентября 2001 года он «проявил гибкость», отмежевавшись вместе с коллегами от теракта в Нью-Йорке, а затем поспешил в Кабул, чтобы уговорить
талибов не трогать буддистские святыни (для них его авторитет, впрочем, оказался
не абсолютным). Но вот Джордж Буш завяз в Ираке и получил серьезного
конкурента на выборах — и аль-Кардауи совсем по-другому охарактеризовал бывшего
соратника из «Братьев-мусульман». В интервью телеканалу KTVI он рассказал, что
услышал во сне голос Всевышнего, который перечислил ему пять имен истинных
воинов Ислама. Запомнил он только имя Усамы бен Ладена, остальные пока
запамятовал. Они как бы вакантны. Много в Исламе таких же бойцов, каждый шахидом
стать бы готов. Все гениальное просто, в том числе и агитация. Какой спрос с профессора богословия? Сон к делу не пришьешь. А воздействие этого сна на миллионы душ калькуляции не поддается. Иррациональный фактор…
ПУТЯМИ ТРОЦКОГО Первая фетва аль-Кардауи появилась не в ту
пору, когда умы чеченских сепаратистов были заняты процентом с транзита
бакинской нефти, а лишь когда усилиями Удугова и Яндарбиева было сформировано
«теневое исламское правительство Чечни и Дагестана» — один из прообразов
халифата в отдельно взятом регионе. Неосалафиты мстят за своих,
рекрутирование «братьев» на такую месть не требует затрат, приписываемых
исламским фондам. Простые работяги, нанявшиеся ремонтировать грозненский
стадион, не вызвали подозрений. Никакая спецслужба не может «диагностировать»
мировоззрение. «Иррациональные факторы» рентгеном не высвечиваются — хотя в их зарождении есть свои закономерности. Недавно осужденный в Махачкале Магомед
Тагаев в детстве распространял листовки в защиту Сталина. При Хрущеве стал
антисоветчиком, а при Ельцине — идеологом Кавказской конфедерации. А в душе был
и остался бессребреником, мечтающим о справедливом мире. Перед такими и распахивают свои жаркие горнила мировые революции. Саудовский революционер
Мохаммед аль-Масаари охотно вспоминает, как читал Энгельса. Но это было давно.
Теперь он говорит нам: «Средства на жизнь — это важно, но это не главное,
запомните это, господа материалисты». Чего же им (террористам-самоубийцам) не хватает? — хлопает глазками репортерша. «Им не нравится, как устроен этот мир.
Вы воспитывались в России. Вам, бездуховным, этого не понять…» Когда наши
материалисты были романтиками и сидели по тюрьмам, материальное для них тоже
было неважно. И все было как будто под рукой, и все как будто на века. В секретном докладе для ЦК РКП (б) в 1919 году кумир бессребреников, не склонный к аскетизму председатель Реввоенсовета Лев Троцкий говорил: «Международная
обстановка складывается так, что путь на Париж и Лондон лежит через города
Афганистана, Пенджаба и Бенгалии… Нужно немедленно выбрать возможную линию
удара и определить одно из цепи государств — Индии, Персии, Афганистана, Бухары,
Хивы, которые Англия противопоставляет нам… Но сначала предъявить ультиматум о мире, чтобы или подчинить [это государство] своей воле, или нанести по нему
удар». Но в музее пылится седло, а ныне и музей закрыт. «Прошло всего полторы
сотни лет. Настолько деформирована, видоизменена идея вековой давности, что сам
Маркс не стал бы признавать ее своей», — пишет Абдурашид Саидов о наших
«пламенных» левых, променявших миссию мировой справедливости на горовско-черномырдинскую «теорию устойчивого развития». «Мильоны вас — нас
тьмы, и тьмы, и тьмы…» Это уже не про нас. Ныне о «великом походе» мечтают
читатели сайтов аль-Кардауи, не стесняясь пользоваться техникой сатаны — как не стеснялись большевики участия в Думе.
ПРИБАВОЧНАЯ
СТОИМОСТЬ Вокруг любой революции, между разогретой грезами массой и ее духовными вождями, вращаются сугубо деловые субъекты, которым война что мать
родна, а то и роднее. Шамиль Басаев, в Ичкерии возглавлявший таможенное
ведомство, сошелся с «интернационалистами»: с ними стало работать выгоднее, чем
с региональными царьками или отставными генералами. Рискового игрока революция
выводит на мировую арену, где из абстракции можно извлечь баснословный барыш.
Когда персонаж с репутацией неуловимого террориста берет на себя
ответственность за теракты в Грозном, Назрани, Москве и обещает продолжение
повсюду, а особо на Уолл-Стрит, «напрягаются» не только и даже не столько
политики, сколько куда более пугливые игроки рынка. Как признался вице-президент
крупной американской торговой компании, в сегодняшней заоблачной мировой цене на нефть двадцать процентов составляет «плата за страх» — ценовая «накрутка» на случай непредвиденных обстоятельств. То есть террора. Пламенные исламские
революционеры, продираясь сквозь заросли с грузами оружия или иного
высоколиквидного товара, чтобы заработать на «великий поход», тоже не подозревают, какой урожай собирают отдельные лица с их «гроздьев гнева». На революции большевиков когда-то сделал хороший бизнес Арманд Хаммер. Его пример —
другим наука. Знают свой прикуп и серьезные спецслужбы. Невзирая на кризис в собственных ведомствах, пренебрегая поучительными примерами афганской войны и скандала «Иран — контрас», они берегут радикалов для собственных проектов.
«Англичане понимают: появление настоящего исламского государства неизбежно, и надо заранее строить с ним отношения», — снисходительно посмеивается аль-Масаари
над «полезными кяфирами». Он считает, что это он использует англоамериканцев для
собственных целей.
МЕЧТА О МЕЧТЕ Сверхдержава верит в свое
военное могущество, сверхидея — в свою духовную силу. У обеих сторон
пропагандистское оружие всегда смазано и готово к бою. Сотни фильмов в год
тиражируют американскую мечту; улыбающийся герой, не колеблясь, выручает хоть
африканского сослуживца, хоть марсианского друга в сколь угодно пересеченной
местности, из любого пламени и воды. Русская мечта начинается в неряшливой
квартире рок-музыканта и упирается в американский ресторан. Популярнейшие герои,
впрочем, не «братва», а «менты». Универсальное сословие: и «Мурку» с оркестром
споет, и партию власти возглавит, и Чечню унаследует от разорванного в клочки
духовного лица. Пока одни члены гражданского общества режутся в казино, а другие
копаются в мусорной куче. Экран — зеркало нации. Включив телевизор в канун 9 Мая, москвич на одном канале увидел рядового Райана — будто бы это он брал
Берлин, а на другом — «шоколадных зайцев», хвалящихся, что никакие праздники
им-де не помешают. И ни из каких столбцов газет он не вычитывает о представленных к «Георгию», а тем более о каком-то там третьем мире — предмете
заботы его недавних предков. Ему лениво. Убаюканный антитеррористическими
заверениями, он самозабвенно купается в роскошном «Трансваале» и ходит на выставки в Манеж. И мысль о чьем-то далеком неблагополучии не приходит ему в голову, покуда его собственного «зайчонка» не привозят с рок-концерта в Тушине с оторванными лапками и недоеденным «сникерсом» в гортани. Тогда, воздев руки
к небу, он вопиет — не к пророкам, а к спецслужбам: почему недосмотрели? А спецслужбы, расквартированные в пятистах метрах от села Автуры, спокойно
смотрят, как «мокрецы» мочат их местных союзников — ментов. Им лениво. Бывшие
агенты спецслужб, бен Ладены и Басаевы, между тем тренируют мастерство, тешась
превосходством над «материалистами» и ожидая похвал от «полезных кяфиров». От Ванессы Редгрейв. От Андре Глюксмана. От Егора Яковлева. От Анны Политковской,
менторски напоминающей своему презренному племени: они — не то что мы, у них
идеалы есть! Политковской нравится Париж — средоточие анархической богемы и сытого левого интеллектуалитета. У публициста Валентина Пруссакова (газета
«Завтра») положительным героем стал Сайид Кутб. Он же куда «круче» Зюганова… И не требуется ни ЦРУ, ни МИ-6, ни саудовской разведке особого хитроумия по части
«право-левых игр»: русские играют добровольно и самозабвенно, как глухари на току. В начале мая сего года не Зюганов, погрязший в партийной склоке, а благополучные функционеры «Единой России» на вполне протокольном партсобрании
вдруг с тоской вспомнили об идеологии. В момент, когда нужно было принимать
законы о реформе ЖКХ и тем самым вдохновлять публику на удвоение ВВП… Инстинкт
самосохранения — еще не повод для глубокой мысли, но и такое поползновение
отрадно. Лучше поздно, чем никогда, додуматься, что не хлебом единым жив русский
человек. Покуда жив. Пока не всем еще лениво.
