Церковный вестник | Священник Борис Михайлов | 01.10.2004 |
В сентябре Кадаши посетили члены трехсторонней комиссии, которая должна определить дальнейшую судьбу Воскресенской церкви и двух других храмов, занятых Всероссийским художественным научно-реставрационным центром имени И.Э. Грабаря. О результатах работы комиссии и возможном развитии событий корреспондент ЦВ беседует с настоятелем храма Покрова Пресвятой Богородицы в Филях протоиереем Борисом Михайловым.
— Отец Борис, вы входите в состав искусствоведческой комиссии Московского епархиального управления и были свидетелем того, как развивались события во время приезда в Кадаши представителей научно-реставрационного центра имени Грабаря. Не могли бы вы рассказать об этом подробнее.
— Все, что происходило в Кадашах в тот день, совершалось по благословению Святейшего Патриарха Алексия и владыки Арсения. Между Патриархией и главой Федерального агентства по культуре и кинематографии Михаилом Ефимовичем Швыдким была достигнута договоренность о поэтапном выводе подразделений реставрационных мастерских Грабаря из трех московских храмов: Воскресения Христова в Кадашах, Покрова Пресвятой Богородицы в Марфо-Мариинской обители и святой великомученицы Екатерины на Всполье. В итоговом протоколе подробно расписаны все дальнейшие действия сторон с указанием конкретных сроков. А до этого нам в составе комиссии было предложено определить на месте, нанесен ли ущерб имуществу реставраторов действиями православной общины.
В Кадашах работала совместная трехсторонняя комиссия, в которую вошли представители Патриархии во главе с председателем Издательского Совета протоиереем Владимиром Силовьевым, сотрудники реставрационного центра имени Грабаря и члены прихода во главе с настоятелем протоиереем Александром Салтыковым. Работа комиссии на первом этапе сопровождалась некоторой нервозностью, нагнетаемой реставраторами. В самом начале случилась неувязка, которая сразу же подлила масла в огонь в этой и без того непростой ситуации. Как и было оговорено, в 10 часов в храм прибыли представители Патриархии и прихода, а те, кто должен был контактировать с нами со стороны реставраторов и министерства культуры, почему-то опоздали. Мы ждали их час, два… И когда в полдень, находясь в неведении по поводу причин их отсутствия, мы начали обсуждать свои дальнейшие действия, наконец-то объявились те, кого мы ждали. В первом часу дня мы вошли в притвор храма Воскресения Христова, где в это время читали акафист Божией Матери. Там дежурил сотрудник вневедомственной охраны, и все дальнейшие события происходили в его присутствии. Мы вскрыли один замок, а затем и опечатанную дверь. Все это сопровождалось шумом и спорами со стороны реставраторов. Понятно, что такое поведение вызвано волнением людей, страстями, страхом, что их обманут. И знаете, как только открыли ранее опечатанную дверь, все успокоились. Мы обследовали все комнаты и убедились, что самовольно прихожане в храм не входили.
Вообще, тот решительный шаг, который совершили прихожане
2 августа, проведя молебен в притворе храма, находит отклик в моем сердце. Я бы сказал, что такой мужественный шаг всегда трудно сделать первым. Действия прихода имели должную правовую обоснованность, все было юридически выверено. И когда администрация реставрационных мастерских попыталась возбудить уголовное дело, прокуратура отказала им в этом, потому что не усмотрела в действиях членов православной общины того состава преступления, который вменялся истцом. Нам известно, что и арбитражный суд города Калининграда по иску одного верующего человека вынес решение в пользу прихода, запрещая пропускать реставраторов на территорию храма ввиду их кощунственного и безнравственного отношения к православной святыне. Все это говорит о том, что действия прихожан были грамотными, это не демонстрация силы, а предъявление права прихода. Благодаря их твердости и последовательности и два других храма в центре Москвы освобождают, и, наконец, те, кто, обладая властью, смотрел на эту абсурдную ситуацию свысока, изыскали помещение для реставрационных мастерских.
Решение трехсторонней комиссии, на мой взгляд, положило конец дальнейшему развитию конфликта. Руководство реставрационного центра настаивало на том, что приход-де нанес ущерб имуществу юридического лица, который они оценили по одному иску в 10 миллионов долларов, а по второму — в 100 миллионов. Оказалось, что это пустые, ничем не подкрепленные претензии. Никакого ущерба не нанесено — это отметили все члены комиссии. Дальнейшее развитие ситуации во многом зависит от держателя помещений на улице Радио — ЦАГИ, которое должно своевременно, в предписанные постановлением Федерального агентства по управлению федеральной собственностью сроки освободить это здание для переезда в них научно-реставрационного центра имени Грабаря.
— Отец Борис, приходилось ли вам ранее сталкиваться с ситуациями, аналогичными той, что сложилась в Кадашах?
— Я являюсь настоятелем храма Покрова Пресвятой Богородицы в Филях и на своем опыте знаю, что такое самоуправство деятелей культуры, в частности, директора музея имени Андрея Рублева Геннадия Юрьевича Попова. По распоряжению правительства России нашему храму должны были передать его нижнюю часть. Михаил Ефимович Швыдкой, который в тот момент был министром культуры, должен был приказать своим сотрудникам исполнить это распоряжение. Однако все это тянулось четыре года, да и сейчас они не торопятся.
— Что, на ваш взгляд, лежит в основе таких конфликтов?
— Мне кажется, причина заключается в том, что еще до революции, и тем более в советское время, сформировалось довольно мощное идеологическое представление, по своей сути ложное и атеистическое, касающаяся Церкви, церковного имущества и церковных святынь. Сформулировать его можно так: произведения древнерусской архитектуры и живописи, то есть православные храмы и иконы, утратили в наше время свое былое узко конфессиональное значение. Они стали достоянием всего народа и мировой цивилизации и поэтому должны иметь статус музеев, а движимое имущество должно рассматриваться в качестве составной части этого музейного фонда. Иными словами, наши православные святыни приравняли к памятникам культуры и объектам культурного наследия, — каковыми они, конечно, являются, — отодвинув на второй план их основное предназначение.
Я бы хотел рассказать об очень важном эпизоде, который отражает объективную сторону происходящего. По благословению Святейшего Патриарха я и Михаил Владимирович Ильичев, юрист Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, член Историко-правовой комиссии Русской Православной Церкви, были командированы в Госдуму в качестве представителей Церкви при разработке законопроекта федерального закона «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации». Два с лишним года мы работали в составе рабочей комиссии. На одном из первых заседаний мы от имени нашей Церкви внесли очень важное предложение. Одна из глав закона посвящена раскрытию основных понятий, и в том числе там определено, что является объектами культурного наследия. Мы предложили выделить в особую группу объекты культурного наследия религиозного назначения, которые, во-первых, занимают почти треть всего объема интересующих нас памятников, а во-вторых, отличаются от остальных объектов культурного назначения тем, что они сохранили свою первоначальную функцию и функционируют, или могут функционировать, по своему прямому назначению. Главное же, что эти объекты культуры имеют в религиозных организациях статус святынь и почитаются как религиозные святыни. Свою позицию мы обосновали еще и следующим аргументом. В законе «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 1997 года, в статье 15 пункт 2 говорится, что государство уважает внутренние установления религиозных организаций, если они не противоречат законодательству РФ. Одно из внутренних установлений Русской Православной Церкви заключается в том, что храмы и иконы являются почитаемыми святынями Церкви. Государство должно уважать это обстоятельство. На том заседании, где мы внесли это предложение, нам ответил Алексей Ильич Комеч. Это человек неслучайный, он директор Государственного института искусствознания Министерства культуры РФ, доктор искусствоведения, заместитель председателя научно-методического центра по охране культурного наследия при тогдашнем Министерстве культуры. И вот из его уст мы услышали следующую фразу: «Разговор о святынях Церкви абсолютно неприемлем». И все. Государственная Дума в лице Комитета по культуре была осведомлена о позиции Церкви и, тем не менее, приняла этот закон. Что получается? Сформировалась определенная идеология, которая по сути своей антинародна и противозаконна, потому что она является в скрытом виде преследованием Церкви.
Вот вам еще один пример, подтверждающий мою мысль, — Зачатьевский монастырь в Москве. Главный собор XVI века в монастыре не сохранился, а в начале XIX века известный архитектор Матвей Федорович Казаков построил здесь другой собор, в стиле псевдоготики. Однако и это здание в тридцатые годы разрушили, а на его месте построили школу. Теперь эта школа перестала наполняться учащимися, ее упразднили и снесли. А монастырь действующий. Встает вопрос о том, что строить, что возводить. Монастырь хочет возвести собор в традиционных для русской церкви формах — это абсолютно понятно и объяснимо. А что такое казаковский собор? Да, это хороший архитектор, грамотный, даровитый, но вся эта псевдоготика имеет масонское происхождение. Это псевдостиль, восходящий к Баженову, который, как известно, был масоном. Масонство — это, если угодно, «религия» без Христа. Это первая псевдорелигиозная общественно-социальная идеология, ставшая в России тем гнездом, из которого выросли многие социалистические движения. С какой стати сейчас нам на нашу православную фелонь надевать масонский плащ? И мы прямо говорим: не делайте этого.
Кстати сказать, в законе об объектах культурного наследия нам только один раз удалось косвенно заявить о своих правах. В статье 47 пункт 2 говорится, что восстановление объектов культурного наследия религиозного назначения производится с учетом мнения религиозной организации. Я выступал на обсуждении в Главном управлении охраны памятников в присутствии того же Комеча и говорил: «Вы поймите, для нас это вещь совершенно неприемлемая, не нужен нам этот масонский псевдохрам. Это не каприз, не прихоть. Это серьезное обоснование». Ноль внимания.
Дело в том, что так называемая либеральная часть нашего общества, представители которой находятся сейчас в том числе и у кормила культурного строительства страны, оказывается невосприимчивой к тому, что можно назвать культурным плюрализмом, а на самом деле является культурной просвещенностью. При этом они активно способствуют формированию антирелигиозного общественного мнения.
Есть и еще одна причина. Это наше недопонимание того, что храмы, в которых мы служим, это святыни. Мы должны быть первыми радетелями о совершенстве их содержания. Никакой настоятель или староста не имеет права по своему произволу, по почину какой-то «левой» бригады что-то серьезное переделывать в храме без должного обращения к курирующей организации по охране памятников. Самоуправство и отсутствие настоящей культуры с нашей стороны дает почву, пищу для того, чтобы возгревать ту порочную идеологию, о которой я говорил.
Возвращаясь же к разговору о Кадашах, хочу сказать, что Бог поругаем не бывает. И мы дадим ответ Богу, если проявим небрежение о наших святынях и позволим попустительствовать тому, чтобы они содержались неподобным образом. С этой точки зрения настоятель храма Воскресения Христова в Кадашах протоиерей Александр Салтыков выполнил свой пастырский и христианский долг, подав пример всем нам.
Подготовила Светлана Рябкова
сентябрь 2004 г.