В поисках исповеди

Исповедь вечером в субботу продолжается после окончания всенощной — когда до десяти, когда до одиннадцати, когда и позже. В храме полумрак и тишина; полушепот прихожан и священников скрадывается эхом шагов и теряется под высокими сводами. Исповедовавшись, люди молча, один за другим, выходят из церкви на монастырский двор и дальше на улицу.

Последней в очереди была молодая женщина, приезжая из Москвы. Разговор с ней затянулся минут на сорок, — благо, никто больше не ждал исповеди, — о непростых сторонах ее взаимоотношений с мужем, родителями, знакомыми, окружающим миром вообще. После разрешительной молитвы она скзала с явственным оттенком горечи:

— Вот уже сколько лет я хожу в церковь, а сегодня у меня первая нормальная исповедь. Всегда меня обрывают на второй-третьей фразе, накрывают епитрахилью, и — «отходите, не мешайте». Почему так?…

В самом деле, почему? Я мог бы сказать своей собеседнице, что вопрос этот безпокоит не ее одну, приведя цитату из Обращения Святейшего Патриарха Алексия к участникам Ежегодного епархиального собрания города Москвы 25 марта 2003 года: «Прихожане жалуются, что есть храмы, где священники отказываются исповедовать подробно, не хотят даже выслушать кающегося… Внимательно и с сочувствием выслушать пришедшего, ответить на его вопросы, рассказать о церковных Таинствах, утешить, объяснить, как страшен тот или иной грех, предупредить об опасностях и соблазнах современной жизни может каждый, кто облечен саном пресвитера».

Может каждый… Но не каждый делает. Я попытался нарисовать ей реальную картину приходского батюшки, вымотанного дневными заботами, уставшего после службы, которого дома ждет жена и дети: способен ли он исповедовать заполночь? На следующее утро он должен совершить проскомидию и служить литургию. А если есть второй священник, много ли он может уделить времени каждому кающемуся, когда к Св. Чаше приступают десятки, если не сотни верующих?… Но мои расчеты не произвели на женщину ни малейшего впечатления. Ее интересовала совсем другая тема, несравненно более актуальная:

— А скажите, — взволнованно прервала меня собеседница, — можно я буду всегда приезжать к вам на исповедь? Вы ведь можете стать моим духовным отцом?!…

— Видите ли… Мы, конечно, никому не возбраняем исповедоваться… Но разумно ли это? В Москве есть множество замечательных священников: зачем ездить в такую даль? Да и неясно, что подразумеватся под «духовным отцом». Духовный совет вы можете получить из разных источников, но свобода решений и действий в любом случае остается за вами. «Где Дух Господень, там свобода"…

Куда там: женщина уже меня не слышит. Она крепко ухватилась за открывшуюся, как ей кажется, редкостную удачу.

— От Москвы сюда совсем не далеко, всего одна ночь в поезде. А я буду у вас на все брать благословения по телефону. Я сейчас поеду по делам своей фирмы в Харьков, разрешите я позвоню вам оттуда.

— Но что я понимаю в ваших харьковских делах?!

— Простите… Мне так нужно духовное окормление… руководство… - и у нее в голосе звучит горькое разочарование и обида.

* * *

В этой истории много печального. Живя в столичном городе, в течение нескольких лет женщина ни разу не сумела получить вполне действенного таинства исповеди. Действенность таинства, разумеется, определяются личными свойствами субъекта, но от этого немногим легче. В конечном итоге именно мы, православное духовенство, отвечаем за то, чтобы каждый верующий всегда мог найти возможность для исповеди и духовной беседы в том объеме и формате, который ему необходим.

Печально и то, что столь искажено понятие «духовного окормления», словно «духовный отец», которого у нас так модно стало искать, — это некая бабка-гадалка, оракул или шаман: он подскажет выигрышный ход в коммерческих переговорах, выведет мужа из запоя, устроит в институт сына и надежно сохранит от «дурного глаза"… О контратаках язычества и оккультизма на Православие сказано в последние годы достаточно.

Но самое печальное в этой истории — это, пожалуй, та легость, с которой православные люди готовы вверить себя, свою жизнь и судьбу, первому встречному. Я, конечно, польщен оказанной мне честью, но мы и часа не были знакомы с моей собеседницей прежде чем она призвала меня себе в «духовные отцы"… Откуда такое супер-простодушие?

А вина за него лежит опять-таки на нас самих. В поисках исповеди, истомленные недостатком общения и духовным голодом, люди в детском восторге бросаются к каждому, кто возьмет на себя труд их выслушать, ответить на их вопросы, обнаружить причину их душевной боли. Хорошо, если это будет священник, способный растолковать своим новоявленным «чадам» азы православного мировоззрения и поведения. А если нет? Если на его месте окажется безсовестный самосвят, каких сегодня развелось немало? Или недоумок, одержимый манией величия? Или просто расчетливый мошенник? Если яд рабского поклонения, — особенно со стороны женщин подходящего возраста, — капля за каплей отравит душу «отца» или «старца», и он на глазах у изумленных собратьев превратится из монаха в раздутого от гордости и наглости самодура?… Всё это, к величайшему сожалению, не абстактная возможность, а вполне конкретная действительность.

Пророки обличали ветхозаветный Израиль в «жестоковыйности», в нежелани склониться и поверить явным знамениям от Господа. Похоже, что современные православные страдают противоположным недугом — «гибковыйностью», готовностью принять себе на шею любое ярмо, чем мучительнее, тем лучше: «…Будешь служить врагу твоему, которого пошлет на тебя Господь, в голоде, и жажде, и наготе и во всяком недостатке; он возложит на шею твою железное ярмо, так что измучит тебя» (Вт. 28:48).

Конечно, арифметика неумолима. Сколько в России миллионов православных, которым не достает регулярной серьезной исповеди, сколько она продолжается, сколько часов в сутках, сколько дней в неделе, и сколько требуется иеромонахов, чтобы восполнить этот недостаток… Но цифрам в Церкви отведена подчиненная роль. Христос накормил пятью хлебами пять тысяч душ, и сделал Он это руками апостолов, которые тоже видели здесь неразрешимую арифметическую задачу… Нам следует почаще вспоминать их пример и без лишних сомнений исполнять святое дело Таинства Исповеди, возложенное на нас Спасителем.