Обитель строгого режима

Донской монастырь перестает быть общенародным достоянием

Об авторе: Сергей Аксенов — московский литератор.

Казалось бы, возвращение Церкви монастырей и храмов можно только приветствовать. Однако представители клира, в ведении которых оказываются святыни, далеко не всегда обладают необходимыми для этой должности знаниями и опытом. В результате уникальные архитектурные ансамбли начинают переделываться в соответствии с далеко не безупречными вкусами конкретных людей. Речь идет даже не об уничтожении культурных ценностей, а об истреблении того духа, который царил в этих местах на протяжении веков. Наиболее яркий пример — изменения, происходящие в последнее время на территории московского Донского монастыря.

Еще совсем недавно Донской был тихим полузапущенным музеем. На фоне советской Москвы он казался оазисом старины: дворянские могилы, храмы и старые липы, которые описывал Шмелев. Самое древнее здание в монастыре — Малый собор, построенный в конце XVI века. Почти каждая плита в его каменном полу — надгробие. Рядом с наместниками обители покоятся отпрыски известных дворянских родов. Здесь же похоронен Патриарх Тихон, проведший в Донском последние дни своей жизни.

Не менее уникален и монастырский некрополь. Недаром на его территории часто снимали фильмы о старой России, недаром его всегда любили художники. Сюда были привезены горельефы старого храма Христа Спасителя, здесь сохранились особо почитаемые народом святыни: статуя Христа на могиле Ясюнинского и мозаичная икона Николая Угодника в часовне Левченко. Что ни могила, то часть отечественной истории: Волконские, Долгорукие, Мещерские, Трубецкие…

Достопримечательности монастыря можно перечислять очень долго: это и храм Михаила Архангела, и усыпальница князей Голицыных, и нижний — Сретенский — храм Большого собора. Он был выстроен в начале XVIII века на средства грузинского царя и поэта Арчила. В нем похоронены князья Багратионы и их потомки. При советской власти в монастырский сад свозили остатки разоренных усадеб и дворцов, на северной стене вдоль сада разместились уцелевшие фрагменты разрушенных храмов, Сухаревой башни, Красных ворот.

Но времена меняются. Сейчас сокровища Донского монастыря простым смертным недоступны. Лишь изредка, только по субботам и воскресеньям и только до 16.00, посетителей пускают в некрополь. До недавних пор и это запрещалось, пока наместник монастыря архимандрит Агафодор (Маркевич) не дал своего «милостивого» разрешения.

Без всяких объяснений закрыт сад, Малый собор, нижний храм Большого собора и усыпальница Голицыных. В покои Патриарха Тихона, где оборудован его музей, пускают только избранных. Храм Иоанна Златоуста у северных ворот, хотя и отреставрирован, но открывается не чаще, чем раз в год. Да и сами северные ворота, не закрывавшиеся веками и помнящие знаменитые дореволюционные крестные ходы из Кремля, теперь наглухо заперты.

Первое, что открывается взору при входе в обитель, — танки и бронетехника. Иного места для «Танковой колонны им. Дмитрия Донского», видимо, не нашлось. Поражает и обилие охраны. Угроза терроризма, конечно, существует, но почему из-за этого нужно превращать монастырь в подобие лагерной зоны?

Не менее дико на исторически сложившейся территории монастырского комплекса-заповедника выглядят новоделы: храм во имя Патриарха Тихона и часовня над колодцем. Впрочем, зайти в них могут лишь особы, приближенные к наместнику. В тот недолгий период, когда к надкладезной часовне пускали посетителей, на ней можно было прочесть надпись: «Сооружено на средства Московского индустриального банка».

Почти вся старинная монастырская брусчатка теперь залита асфальтом. Автомобилей в монастыре целый парк, и содержатся они со тщанием. Да и гости настоятеля ездят отнюдь не на троллейбусах.

Похоже, в Донском монастыре все устроено так, чтобы не возникало желания там задерживаться. Нечего, дескать, православным на «идолов» глазеть — пришел, помолился и ушел. Я был свидетелем того, как эти «идолы» (уникальные надгробия, музейные экспонаты) варварски выбрасывались из голицынской усыпальницы.

Хотя настоятелем монастыря формально считается Патриарх, реальное управление сосредоточено в руках архимандрита Агафодора, выходца из украинской глубинки. К понятиям типа «культура» и «наследие» он относится с нескрываемой неприязнью, будучи некомпетентным в этих столь важных для его должности областях. Безусловно, он показал себя хорошим организатором-хозяйственником и неплохим регентом. Вот только Донской монастырь — это не украинская глубинка.

Если продолжать и дальше смиряться с происходящим в Донском монастыре, оправдываясь тем, что мирянину вообще не подобает вмешиваться в монастырские порядки, то кто положит предел торжеству варварства? Патриархия? Но Патриарх бывает здесь регулярно, и, видимо, все делается с его ведома и благословения. К тому же архимандрит Агафодор до своего назначения в Донской служил именно при Патриархе, в Чистом переулке. Так что фигура это явно не случайная.

Молчит Министерство культуры, молчит Общество охраны памятников. Осенью 2001 года Музей архитектуры, изгнанный в начале 90-х из того же Донского без предоставления адекватного помещения, провел у себя выставку «Святыни, мерзости и редкости в Донском монастыре», издал сборник статей, где проблема эта поднималась. Однако все было сделано с такой деликатностью, с такой робостью и беззубостью, что нынешний хозяин Донского, вероятно, только ухмыльнулся. Если вообще об этом узнал.

В Донском монастыре царит атмосфера страха, ничего общего не имеющего со страхом Божиим. От этого становится нездоровым и духовный климат. Как следствие многие из тех, кто искренне любил этот монастырь, с болью от него отвернулись. А ведь он — уникальный памятник той самой православной культуры, основы которой сейчас пытаются привить российским школьникам.