Зеркало недели | Наталья Городняя | 28.07.2004 |
Оно становится бессмысленным, если его ограничить узкими рамками сегодняшнего дня…
Только история человечества вообще может дать масштаб для осмысления того, что с нами происходит сегодня.
Карл Ясперс
Трагические моменты бывают в жизни каждого человека, когда кажется: весь мир вокруг тебя рушится, наступает помрачение разума, и ты все время находишься в страшном сне, так что стоит лишь проснуться — и все будет, как раньше; но сон не заканчивается, поскольку он и является реальностью. 90 лет тому назад такое помрачение произошло с Европой, когда началась Первая мировая война. Она на длительное время (более 4 лет) поставила страны-участницы в чрезвычайные условия; разрушила обычный образ жизни; заставила тяжело работать на военных заводах; голодать и страдать от холода; принесла в каждую семью весть об убитых родных, близких, любимых; искалечила судьбы многих людей.
Война не только принесла смерть и увечья, она разрушила многих людей нравственно, создав целое «потерянное поколение», которое так и не смогло приспособиться к условиям мирной жизни. Тысячи и тысячи солдат нашли свою смерть далеко от родины, и место их захоронения неизвестно. Чтобы увековечить их память, 11 ноября 1920 г., во вторую годовщину со дня подписания перемирия между Германией и странами, состоящими в Антанте, в Вестминстерском аббатстве в Лондоне с высокими почестями был похоронен один из неизвестных солдат, чья могила стала местом поминания всех погибших на чужбине. На его надгробии такие слова: «Похоронен в усыпальнице королей, поскольку заслужил эту честь любовью к Господу и Отчизне». В тот же день французский неизвестный солдат был захоронен под Триумфальной аркой в Париже. Позднее могилы неизвестных солдат появились и в других странах, воевавших с Германией в Первую мировую.
Трагедия мировой войны усугублялась тем, что никто не был готов к подобным испытаниям. Европа не догадывалась о том, что ее ожидало. Время, предшествовавшее Первой мировой войне, было периодом невиданного экономического процветания, стремительного технического и научного прогресса, освоения новых территорий, налаживания системы связи и транспортного сообщения, интенсивной торговли и обмена капиталами, расширения и укрепления демократических институтов, вовлечения все большей части общества в политическую жизнь, роста благосостояния народа, значительного улучшения условий труда и сокращения его продолжительности, развития разнообразных форм досуга и т. д. Именно в этот период появились и начали быстро распространяться вещи, столь привычные для нас сегодня, — автомобили, самолеты, электротовары, изделия химической промышленности, нефтепродукты, телефон, телеграф, радио. Пресса действительно превратилась в средство массовой информации (по телеграфу можно было за считанные минуты передать информацию из самого далекого уголка земли). Жизнь стала значительно комфортнее, и не только для представителей родовой аристократии и буржуазной элиты, но и для многочисленного среднего слоя общества. Позже современники назовут этот период «прекрасной эпохой».
Это время — чуть ли не самый продолжительный период без войн в европейской истории. Как напишут историки, люди были слишком заняты обогащением, чтобы воевать. После франко-прусской войны 1870−1871 гг. в Западной и Центральной Европе не было ни одной войны. Они происходили главным образом на периферии, ведущие государства мира боролись за колонии и сферы влияния в Африке и Азии, хотя все конфликты между крупными государствами удавалось улаживать дипломатическим путем. «Горячей точкой» планеты оставались Балканы, подпадавшие тогда под определение «Ближний Восток». Там происходили войны покоренных славянских народов за самоопределение против османского господства, а потом новообразованные национальные государства сражались между собой за территориальное приращение. Однако войны на Балканах не считались европейскими. Как тогда говорили, Европа заканчивается уже там, где восточное шоссе выходит из Вены. Хотя привлечение к балканским делам двух больших государств — России и Австро-Венгрии — делало ситуацию на полуострове еще более напряженной. Именно здесь, на Балканах, в жаркий июньский день, в воскресенье, прозвучали выстрелы, известившие о завершении целой эпохи в европейской истории.
Немногие события имели такое сильное влияние на дальнейшее развитие человечества, как сараевская трагедия 28 июня 1914 г. — убийство на территории Боснии-Герцеговины наследника Габсбургского престола эрцгерцога Франца Фердинанда. Через четыре года мировой войны мы можем наблюдать крах всей довоенной европейской системы — унижение и фактическое уничтожение Германии; разрушение Австро-Венгрии; крах Российского государства и установление в нем принципиально нового политического строя — диктатуры большевистской партии с ее теорией и практикой мировой революции; распад Османской империи; ослабление и упадок Великобритании и Франции; подъем и первую мощную попытку выхода на мировую арену Соединенных Штатов Америки. В противоположность довоенному конституционализму и демократизму послевоенная Европа породила тоталитарные режимы: сперва в России, потом в Италии, Германии, Испании. Мир стал иным, а новая Версальско-Вашингтонская система международных отношений уже несла в себе зерна будущей мировой войны как реванша Германии за унижение Первой мировой. Вторая мировая, еще более кровавая и разрушительная, стала продолжением Первой.
Почему же эра процветания завершилась страшной катастрофой? Была ли мировая война 1914−1918 гг. закономерным явлением, неминуемым результатом разногласий, сопровождавших интенсивное развитие ведущих стран мира, или результатом трагического стечения обстоятельств, порожденного политическими ошибками лидеров больших государств? О причинах этой катастрофы написаны тысячи книг, но и по сей день — через 90 лет — ни одна из них не дала исчерпывающий ответ на вопросы: «Как это могло произойти?» и «Кто виноват?»
В любом случае сараевское убийство стало тем толчком, который привел в действие механизм войны, катализатором взрыва всемирного масштаба. Несмотря на значение этого события для мировой истории (или именно из-за этого), обстоятельства организации покушения на наследника Габсбургского престола до сих пор остаются тайной и вряд ли их удастся когда-нибудь разгадать.
Обстоятельства убийства непонятны уже с самого начала. Наследник приехал в Боснию-Герцеговину, провинцию, населенную преимущественно южными славянами и присоединенную к Австро-Венгрии только в 1908 году, на военные маневры, запланированные именно на то время, когда местные жители готовились впервые торжественно отметить годовщину битвы на Косовом Поле — важную веху в их национальной истории. Учитывая тот факт, что национальные чувства южных славян были чрезвычайно взбудоражены, а Франц Фердинанд считался (незаслуженно) их самым большим врагом, то запланированные на это время военные маневры и посещение им Сараево многим казались провокационными. Так, по мнению известного английского историка Тейлора, если бы кто-либо из британских коронованных особ прибыл с визитом в Дублин в день св. Патрика в разгар беспорядков, тоже были бы все основания ожидать покушения.
Несмотря на такие угрожающие обстоятельства, меры безопасности по охране наследника престола выглядят неудовлетворительными. Уже после убийства гражданские власти Сараева были обвинены в том, что не обеспечили эффективную охрану Франца Фердинанда. Те ответили: визит планировался в рамках военных маневров, так что безопасность должны были гарантировать военные органы. Поражает то, что наследник престола был убит в результате второго покушения, совершенного на него в течение одного дня. Следовательно, после первого покушения не были приняты дополнительные меры охраны, и Франц Фердинанд продолжил путешествовать по городу в открытом автомобиле. Объяснить этот непонятный факт можно, по-видимому, личными чертами характера наследника Габсбургского престола (если говорить о роли личности и случая в истории).
Известно, что Франц Фердинанд отличался чрезвычайно упрямым характером, и убедить его в том, что противоречило его решению, было невозможно. Эту черту (или же способность по-настоящему любить) подтверждает и его бракосочетание. Несмотря на то, что за Габсбургами закрепилась слава заключающих браки, выгодные для интересов династии и страны, Франц Фердинанд выбрал себе подругу жизни исключительно по любви, отбросив династические и общеполитические расчеты. Его избранницей стала графиня София Хотек-Хоткова-Вогнинь — гувернантка детей в семье его двоюродного брата. Хотя она и происходила из древнего богемского рода, любовь Франца Фердинанда к «чешке-служанке» была воспринята семьей, двором и императором резко отрицательно. Несмотря на серьезные интриги и семейные проблемы, в июле 1900 г. они вступили в морганатический брак. Он оказался счастливым, любовь и согласие между супругами способствовали тому, что со временем император Франц Иосиф подарил графине Софье титул княгини, позже — герцогини Гогенберг и «высочество». Однако Франц Фердинанд был вынужден торжественно отречься в венском парламенте от прав своих будущих детей на австро-венгерский престол. Супруги почти никогда не разлучались, жена сопровождала Франца Фердинанда во всех его поездках. На этот раз они тоже были вместе.
Первое покушение произошло, когда Франц Фердинанд с женой ехали из военного лагеря в городскую ратушу. Неподалеку от здания женской семинарии, когда открытый автомобиль начал ехать медленнее, в него был брошен черный пакет с бомбой. Наследник престола успел отбросить его рукой, он попал в соседний автомобиль, его сопровождавший, и ранил нескольких человек, одного из них — подполковника Мериция — довольно серьезно. После этого Франц Фердинанд не отменил дальнейшую программу своего визита и поехал в ратушу. Здесь его торжественно принимали представители местной власти, хотя, конечно, прием был омрачен инцидентом, произошедшим по дороге. После приема губернатор Боснии, начальник полиции и графиня Гогенберг просили Франца Фердинанда не рисковать жизнью и немедленно вернуться в лагерь, однако он отказался и поехал в госпиталь проведать раненого подполковника. При повороте автомобиля на улицу Франца Иосифа прозвучали два револьверных выстрела, которыми были смертельно ранены и наследник престола, и его жена.
Теперь опять вернемся к вопросу о факторе случайности в истории. Дело в том, что Гавриил Принцип, студент 8-го класса гимназии, произведший эти роковые выстрелы, ждал наследника совсем в другом месте. Сначала он вообще планировал осуществить покушение в военном лагере, потом — возле ратуши, еще позже — на обратном пути эрцгерцога в лагерь. Не дождавшись его на улице Апля, решил, что дело сорвалось, и пошел в кофейню. Однако, как выяснилось, именно по этой улице, куда он направился, и ехал автомобиль Франца Фердинанда в госпиталь. Так что Принцип, стоявший неподалеку от дороги, выстрелил почти в упор. Графиня Гогенберг, не обращая внимания на свои раны, пыталась помочь мужу, а он, умирая, прошептал: «София! Не умирай! Живи ради наших детей!» Помочь им было невозможно, и они вместе встретили смерть. Сиротами осталось трое детей — 13, 12 и 10 лет.
Почему именно это убийство имело такие катастрофические последствия? Мало ли убивали в то время коронованных особ, а то и властителей? Таким вопросом задавались и современники тех событий. И находили многочисленные примеры — царь Александ𠶶, премьер-министр П. Столыпин, король Италии Умберто, президенты США Линкольн и Мак-Кинли… Поэтому на подавляющее большинство читающей публики за пределами Австро-Венгрии сообщение о трагедии не произвело особого впечатления и являлось лишь очередной новостью, которую можно было обсудить на досуге. Так, даже президент Французской Республики Р. Пуанкаре, узнав об убийстве от австрийского посла в Париже, сразу же провел аналогию с убийством в 1894 г. французского президента Сади-Карно итальянским террористом, которое привело к ухудшению отношений между Францией и Италией.
Иной была реакция в Австро-Венгерской монархии. Здесь сообщение об убийстве вызвало шок во всем обществе и положило начало процессу, завершившемуся объявлением Австро-Венгрией войны Сербии. Если даже император Франц Иосиф, славившийся своим миролюбием, пошел на этот шаг, к этому его могли принудить только чрезвычайные обстоятельства. Подобную реакцию трудно понять, если не учитывать, что представляла собой Австро-Венгерская монархия. В результате компромисса 1867 года Австрийская империя было превращена в двуединую монархию во главе с династией Габсбургов, в сфере внешних отношений представлявшую собой единое государство, а в сфере внутренней политики — два отдельных государства: Австрию и Венгрию. Самой большой проблемой Австро-Венгрии была ее многонациональность, так что не зря ее называли «лоскутной» империей. Немцев на территории Австрии было около трети, мадьяр на территории Венгрии — чуть больше половины. Остальное население составляли иные народы, подавляющее большинство которых было славянского происхождения (по данным 1911 г., свыше 40,5% всего населения государства) — чехи, поляки, украинцы, сербы, хорваты, словенцы, словаки и т. д. По количеству славянского населения Австро-Венгрия занимала второе место в мире после России. Нельзя сказать, что австрийские власти не пытались удовлетворить национальные потребности своих народов (в Венгрии сложилась несколько иная ситуация), тем не менее, если принимались решения в пользу чехов, были недовольны немцы; если в пользу украинцев — недовольны поляки и т. д. Существенными были также противоречия между Австрией и Венгрией.
Однако в общем, в то время как все народы в той или иной мере стремились к равноправному участию в государственной жизни, политическая линия правящей династии предусматривала признание прав только так называемых «исторических народов». Многочисленное южнославянское население Австрии и Венгрии (5 млн. 855 тыс.) принадлежало к «неисторическим народам» и, имея соответствующий статус в государстве, ощущало все возрастающее тяготение к соседней Сербии, чье руководство настойчиво проводило линию на объединение всех южных славян в едином государстве. После победных Балканских войн 1912−1913 гг. Сербия увеличила свою территорию и население в два раза и была охвачена невиданным национальным подъемом. В ней вновь усилились великосербские идеи, поддерживаемые Россией и представлявшие реальную угрозу для национальной безопасности «лоскутной» Австро-Венгрии.
Стремление Сербии объединить вокруг себя всех южных славян делало ее одновременно и врагом Австро-Венгрии, и союзником России в ее борьбе за влияние на Балканах и контроль над черноморскими проливами. Как писала газета «Киевлянинъ» (1914. — 3.07. — стр.1), русский посланник в Белграде Николай Гартвиг еще в 1911 г. отстаивал мнение, что вопрос о Константинополе и Босфорах стоит отложить до разрешения большого спора России с Австро-Венгрией, поскольку он может быть решен только на обломках этого государства: «Готовясь к борьбе с Австрией и решению таким путем извечных вопросов нашей национальной политики (завершение „собирания Руси“ и овладение проливами), мы никогда не должны упускать из виду Сербию… Помогая осуществиться великосербской идее, мы тем самым куем силу, непримиримо-враждебную Австрии и союзную нам, поскольку сильная Сербия — острый нож для Австрии… с тыла». Через три года, пишет «Киевлянинъ», благодаря усилиям Гартвига положение изменилось до неузнаваемости — в тылу Австро-Венгрии создана сильная Сербия с ее шестью корпусами; поставлен вопрос о слиянии Сербии и Черногории в одно государство (решение об этом принято 28 июня 1914 г., в день убийства Франца Фердинанда), престиж России в Сербии поднялся на невиданную высоту. Сербы поняли: всем, чего достигли и могут достичь в будущем, они обязаны лишь поддержке России.
Итак, великосербская антигабсбургская пропаганда проводилась в Сербии на государственном уровне при поддержке России. Одно из ее направлений -стремление парализовать все меры австрийской власти, преследовавшие цель объединения Боснии-Герцеговины с другими частями монархии в единое целое. Речь шла о провинциях, которые Сербия рассчитывала присоединить к себе в первую очередь, но сделала это в 1908 г. Австро-Венгрия. Последнее событие спровоцировало острый международный кризис, который уже тогда мог привести к войне между двумя странами. Однако тогда на стороне Австро-Венгерской монархии выступила Германия, а Россия, ослабленная японской войной и революцией, не оказала Сербии ожидаемую поддержку.
Фактически стержнем, объединявшим «лоскутную» монархию Габсбургов, была личность императора. Учитывая тот факт, что императору Францу Иосифу к тому времени было уже 84 года и правил он страной уже 62 (!) года (с 1848-го), в общественном сознании сформировалось убеждение, что со смертью старого цесаря государство тоже ожидает крах. Так что появление энергичного наследника престола, разработавшего проект реорганизации государственного строя двуединой монархии с целью превратить ее в федерацию равноправных наций, начавшего активное реформирование армии и строительство флота для укрепления международного положения Австро-Венгрии, способствовало возрождению надежд, что со вступлением Франца Фердинанда на престол настанет новый этап в истории государства. Учитывая преклонный возраст цесаря Франца Иосифа, многие в Австро-Венгрии уже смотрели на Франца Фердинанда как на фактического лидера государства, тем более что он имел для этого соответствующие способности, жизненный опыт (эрцгерцогу исполнился 51 год), единомышленников (так называемая «партия Бельведера»). Так что, как писала 29 июня 1914 г. львовская газета «Дiло», «годi уявити соб¦ в наш¦й державi подiю, яка могла б мати враження бiльш потрясаючоi катастрофи, н¦ж та, що скошлася в Сараeво. Катастрофи особисто-людсько§ й катастрофи пол¦тично§… Вчора згасло життя, з яким була пов’язана полiтична доля нашоi держави i ii народiв…»
Если поставить вопросы, кому была выгодна смерть наследника и кто мог ее организовать, можно очертить довольно широкий круг. Вообще личность Франца Фердинанда получила при жизни и после смерти довольно противоречивые оценки. В то время как венская пресса отмечала необыкновенную энергию, самостоятельность, трудоспособность, большую набожность эрцгерцога, российская писала о чрезмерном милитаризме Франца-Фердинанда, его вспыльчивости и раздражительности, которые пугали даже старого цесаря. Российские СМИ были уверены: наследник не любил Россию и готовился к войне с ней; называли его гонителем сербов и хорватов; приписывали ему религиозный фанатизм и выражение «Лучше мне властвовать над кладбищем, чем над еретиками». Есть свидетельство, что даже Франц-Иосиф, услышав о его смерти, облегченно вздохнул: «Господь не позволяет, чтобы ему бросали вызов. Высшая сила восстановила порядок, который у меня уже нет возможности поддерживать». Считают, что при этом он имел в виду морганатический брак эрцгерцога, решительным противником которого он являлся. Хотя вряд ли это было так. Теперь право на престол — уже в третий раз — перешло к его 27-летнему внуку Карлу Франца Иосифу, не имевшему ни опыта государственной деятельности, ни определенной политической позиции.
Убийство племянника стало еще одной семейной трагедией, которую пришлось пережить Францу Иосифу за его жизнь. Первой была трагическая смерть в 1867 г. его брата эрцгерцога Фердинанда, вступившего незадолго до этого на мексиканский престол под именем Максимилиана ¶ и расстрелянного революционерами. В 1889 г. последовала таинственная смерть сына императора, наследника престола Рудольфа, чье тело было найдено в одном из залов его замка вместе с телом его любовницы Марии Вечоры. Третьей жертвой стала жена императора Елизавета, убитая в 1898 г. в Женеве анархистом. Франц Фердинанд был четвертым в этом ряду насильственных убийств.
Если продолжать список недовольных Францем Фердинандом, то в него можно включить и мадьяр (поскольку его проекты по поводу реформирования государственного строя монархии значительно бы ослабили положение Венгрии); и поляков (из-за открытой симпатии наследника к галицким украинцам) и т. д. Но больше всего его деятельность вредила Сербии и России. Что касается Сербии, то проекты Франца Фердинанда по реформированию государственного порядка Австро-Венгрии и преобразования дуалистической монархии в триалистическую за счет южнославянского элемента сводили на нет планы Сербии стать «Пьемонтом» всех южных славян. Вместе с тем укрепление Австро-Венгрии под властью молодого энергичного монарха ставило под удар планы династии Романовых завершить «собирание русских земель» и направить все «славянские реки» в «русское море». Особенно пугала Россию, союзные ей Францию и Англию дружба наследника австро-венгерского престола с немецким императором Вильгельмом ¶¶ с его «мировой политикой», их общие меры по укреплению обороноспособности обоих государств.
Поэтому австро-венгерская пресса единодушно признала страшное преступление последствием великосербской пропаганды. Убийство вызвало негодование всего австро-венгерского общества, направленное прежде всего против сербов. По всей стране прокатилась волна антисербских выступлений и погромов. В политических кругах немалый резонанс имела статья в газете Reichspost, написанная австрийским офицером, который указывал на Россию как на виновницу убийства: она сосредоточила все свои военные приготовления именно на это лето, ее армия мобилизована, складывается впечатление, что там знали: произойдет событие, которое вложит оружие в руки даже терпеливой Австрии. Тезис о том, что между российской военной готовностью и событиями в Сараево есть тесная причинная связь, повторили влиятельные органы английской прессы Standart и Daily Chronicle: «Нет сомнения, что целый заговор был подготовлен в Сербии и на Россию падает часть ответственности, если не вся»; «основой убийства является российская система устранения каждого невыгодного противника на Балканах». Позже мнение о причастности империи Романовых развил советский историк М. Покровский, назвавший сараевское убийство провокацией российского генерального штаба.
Исполнителей покушения — типографа Надейко Габриновича, бросившего бомбу, и студента Гавриила Принципа арестовали сразу. Оба принадлежали к южным славянам: Н. Габринович был родом из Требины, одного из самых крупных городов Герцеговины, Г. Принцип — из Грахова, расположенного в северо-западной части Черногории. О них писали как о юношах, больных чахоткой, с явным комплексом неполноценности и психопатическим стремлением к славе. Скоро выяснилось: был еще один участник покушения — Грабеш, сын сербского священника из местности Пале, который в конце концов не выполнил возложенную на него задачу и исчез с места покушения (был арестован позже). По «сараевскому делу» все трое были осуждены на 20 лет лишения свободы (поскольку на момент совершения преступления им не было 20 лет и по австрийским законам смертную казнь к ним нельзя было применить), однако все умерли в тюрьме, последним — Г. Принцип, умерший в апреле 1918 г.
Сначала террористы отрицали, что у них были сообщники, но в процессе следствия выяснились некоторые обстоятельства заговора. Его нити вели к Сербии: участники покушения учились в Белграде, где имели многочисленные связи (преимущественно в военных кругах); у них были найдены крупные суммы в сербских динарах; бомбы оказались ручными гранатами со склада сербской армии. Появилась информация, что сербское правительство знало о заговоре, но данные были чересчур неполными и отрывистыми, чтобы его предупредить. Итак, доказательств участия в заговоре сербских правительственных кругов австро-венгерское следствие не обнаружило. Но они по большому счету и не требовались. Так, на аналогию, которую провел президент Франции Пуанкаре по поводу убийства президента Сади-Карно итальянским анархистом, австрийский посол ответил, что оно не было вызвано франкофобской агитацией в Италии, в то время как в Сербии в течение многих лет используются все средства — легальные и тайные — чтобы вызвать ненависть к Австро-Венгерской монархии. Об этом свидетельствовало и откровенное признание Принципа, что он хотел убить эрцгерцога как представителя австрийского империализма.
В ходе следствия всплыли имена и остальных участников заговора. Это были члены тайного студенческого общества «Свобода» в Боснии, в которое входил Г. Принцип, Владимир Гачинович и Даниил Илич, расстрелянный по «сараевскому делу», а также члены белградских обществ — «Народна обрана» и «Уjединенье или смрт» («Черная рука»). Из руководителей «Черной руки» в сараевском деле фигурирует Драгутин Дмитриевич (по прозвищу Апис), который в 1913—1915 гг. возглавлял разведку сербского генштаба (арестован по приказу сербского короля в декабре 1916 г. и расстрелян в июне 1917 г.), и его ближайший помощник майор Танкосич (погиб на фронте в 1915 г.).
Известно, что сначала «Свобода» планировала покушение на губернатора Боснии Потиорека. Однако под влиянием майора Танкосича было решено убить не его, а Франца Фердинанда. Сообщалось также о связи арестованных с секретарем легальной организации «Народна обрана», офицером сербского генерального штаба Миланом Прибичевым. Именно он привлек к организации заговора Михо Циганевича, доставшего для исполнителей убийства шесть бомб, шесть револьверов и цианистый калий, чтобы покончить с собой в случае разоблачения; именно он учил парней применять оружие.
Интересной представляется фигура Владимира Гачиновича, которому многие приписывают главную роль в организации этого убийства. Именно он был одновременно членом всех трех организаций — боснийской «Свободы», «Народной Обраны» и «Черной руки». Именно через него осуществлялись контакты этих организаций с российскими революционерами — Луначарским, Мартовым, Троцким, Радеком. Кстати, его внезапная болезнь и смерть в августе 1917 г. наводят на мысль об отравлении — он слишком много знал. И часть этой информации он сообщил Троцкому. Во всяком случае есть данные о том, что Троцкий, Зиновьев и Радек знали о подготовке заговора и его организаторов. Радек хотел раскрыть эту тайну на московском процессе 1937 года, но ему не дали говорить.
В версиях об организаторах убийства фигурировали также французские масоны и антимонархисты. Как будто сам Франц Фердинанд указывал на них как на силу, пытающуюся столкнуть Австрию с Россией и тем самым вызвать революцию, чтобы свергнуть обоих монархов. Ему приписывают слова: «Австрийский и российский императоры не должны свергать друг друга с престола и открывать дорогу революции». На суде Принцип и Габринович заявили, что масоны еще в 1913 г. приняли решение об убийстве эрцгерцога, а Цыганевич и Танкосич были членами масонской ложи в Белграде.
Версию о «масонском заговоре» поддержали немецкие историки. Они писали, что целью шотландского масонства, духовными центрами которого являются Англия и США, было установление всемирного господства англосаксов. Главным препятствием к этому были монархии Центральной и Восточной Европы, и их необходимо было стравить между собой. Однако версия о масонском заговоре — всего лишь версия и могла возникнуть с подачи адвоката Габриновича, находившегося под влиянием иезуитских кругов.
Вместе с тем в драме есть и другие персонажи, которым из-за этой версии было уделено мало внимания. Например, такая неоднозначная фигура, как Шарац или тот же Гачинович, имевший связи с русскими революционерами. Ведь они едва ли не больше всех выиграли от войны, если взять за основу тезис Ленина о превращении войны империалистической в гражданскую для осуществления пролетарской революции.
В любом случае сараевское убийство и настроения, вызванные им в обществе, были использованы руководством Австро-Венгрии для того, чтобы положить конец антигабсбургской политике Сербии. Предвидело ли руководство государства разрушительные последствия этой акции, или рассчитывало локализовать войну? Почему австро-сербский военный конфликт вылился в мировую катастрофу? Каким образом сработал механизм, приведший к ней? Анализ всех этих вопросов представляется нам чрезвычайно интересным, но это уже другая тема.
24−30 июля 2004 г.