 |
| Русский журнал | Александр Кынев | 14.07.2004 |
Ни одна крупная федеральная избирательная кампания в России последние 10 лет не обходилась без нее. Однако проходят выборы одни за другими, подписываются соглашение за соглашением «о еще большем углублении интеграции», но ничего не меняется. Не меняется в глазах людей, которым на словах обещали объединение, а дали обычное межгосударственное сотрудничество.
По сути, российско-белорусский союз — лишь инструмент манипуляций массовым сознанием, так же, как пресловутый «год Украины» и т. д. и.т.п.
Поскольку постоянно ждать «интеграции вот-вот» верящее в мифы массовое сознание, похоже, устало, появляется, наконец, шанс перевести проблему российско-белорусской интеграции из пропаганды в сферу политической реальности — честно сказать населению, что ни о каком объединении в одно государство РФ и Белоруссии речи быть не может. Речь может идти только о тесном (абсолютно необходимом и естественном) сотрудничестве двух близких государств по самому широкому кругу вопросов.
Сам термин «союзное государство» по сути является попыткой обмана массового сознания — и РФ, и Белоруссия остаются суверенными государствами, а государство не может входить в государство. Не бывает государств, не имеющих суверенитета. Формируя т.н. «союзное государство» — на самом деле даже не конфедерацию (в конфедерации должна быть хотя бы единая валюта — которой у «союзного государства», похоже, не будет), власти РФ и Белоруссии изначально манипулировали массовой ностальгией по «советским временам», и это абсолютно точно отражало настроение массового сознания. Другое дело, что эти настроения уже не имели никакого отношения к политической реальности. Достаточно вспомнить, что подписание якобы «исторических документов» произошло в разгар президентской избирательной кампании Б. Ельцина в 1996 году.
Распад советской идентичности, свершившийся в одночасье в силу августовского разворота 1991 г., оставил общество в достаточно сложном положении. Как и на остальном постсоветском пространстве, в Белоруссии в результате не оказалось «рамочной» идеологии, позволяющей обществу действовать как единое целое. Миф о «восстановлении СССР» в условиях вакуума государственной идеологии оказался вне конкуренции.
По мнению известного специалиста по Белоруссии К. Коктыша, этот миф власть породила для улучшения своего положения — будучи предельно простым по своей структуре причин и следствий, он предполагал цепочку вполне «очевидных» действий и как бы делал виновником кризиса и обвального ухудшения уровня жизни в стране не белорусскую власть, а некие объективные обстоятельства. Понятным образом в этом запросе реальность и миф поменялись местами, и уже не первая стала культивировать последний в качестве «балансира», а миф получил легитимное право вдохновенно переделывать реальность в соответствии со своими канонами. Возникли предпосылки для «фундаменталистского» переворота и для прихода к власти соответствующего харизматика, «истинного» лидера, каким и стал А.Лукашенко.
Проект, однако, остался не более чем иллюзией. И Таможенный союз, заключенный в январе 1995 г., и последующие договора о союзном государстве были не более чем развитием изначальной формулы «ресурсы в обмен на лояльность».
За весь период существования Союза вопросы реальной интеграции ни разу не выходили за рамки PR-проекта. Принципиальное отсутствие достижений режима Ельцина, которые общество готово было бы признать в качестве таковых, придало на тот момент пользовавшейся массовой поддержкой идее Союза роль едва ли не ключевой для внутренней стабильности России ценности. Собственно, это и объясняет роль «священной коровы», которую более чем быстро обрел миф «Союза» в России — ничего другого власть предъявить обществу просто не могла.
Таким образом, проблема российско-белорусского союза лежит в двух областях: массового сознания, ведомого мифами «возрождения СССР» (а для многих в РФ — и мифом о «Великой России»), и политико-экономической реальности, где реально проводилась политика лояльности в обмен на деньги (газ и т. д.).
Так как политическая ситуация в РФ изменилась и у власти оказался действительно популярный президент, а общество привыкло, что в отношениях с Белоруссией «ничего не меняется», появилась возможность более продуктивного разрешения ситуации.
Поиск союзного формата
Действительно, что же представляет собой союз РФ и Белоруссии сегодня? Ну уж конечно не федерацию — и РФ, и Белоруссия суверенные государства с собственным гражданством, вооруженными силами, денежными системами и т. д. Может быть — конфедерацию? Однозначного понимания конфедерации нет, так как нет устойчивых конфедераций. Главное — что конфедерация все же является государственным образованием. Хотя субъекты конфедерации имеют право свободного выхода из нее и никакие решения союзной власти не имеют силы без согласия субъектов конфедерации, но при этом конфедерация выступает как субъект международных соглашений, к предметам ведения конфедерации относятся вопросы войны и мира, формирования единой армии, общей системы коммуникаций, разрешения споров между субъектами конфедерации. Таким образом, от конфедерации у «Союзного государства» России и Белоруссии только руководящие органы — Парламент, куда делегируются представители парламентов РФ и Белоруссии, а также Высший государственный совет.
Формально именуемая конфедерацией Швейцария на самом деле является федеративным государством (хотя это и очень свободная федерация), так как суверенитетом и гражданством обладает Швейцария в целом, а не составляющие кантоны. Конфедерация как форма союза государств, сохраняющих суверенитет практически в полном объеме, сравнительно редко встречалась в истории. Конфедерациями были Австро-Венгрия до 1918 г., Швеция и Норвегия до 1905 г., Соединенные Штаты Америки с 1781 по 1789 г., Швейцария в период с 1815 по 1848 г.
Наиболее близка к конфедерации нынешняя Босния и Герцеговина. Остановимся на Боснии и Герцеговине более подробно, так как именно боснийский «дейтонский сценарий» оказался наиболее жизнеспособной формой союза очень разных между собой территорий с амбициозными элитами.
Государственное устройство современной Боснии и Герцеговины — результат международного компромисса по итогам событий 1992−1995, закрепленного в результате Дейтонских соглашений. Босния и Герцеговина фактически состоит из двух государств — Федерации Боснии и Герцеговины и Республики Сербской, каждое из которых имеет собственные органы государственной власти, конституции, политические партии и фактически даже ведет различную внешнюю политику. По схеме государственного управления Боснию и Герцеговину невозможно классифицировать ни как президентскую, ни как парламентскую форму управления, это не имеющий аналогов специфический экспериментальный организм, в чем-то близкий «ассамблейно-независимой» форме правления Шугарта и Кэри.
Коллективным главой государства является Президиум Боснии и Герцеговины, состоящий из трех членов, по одному от каждого из трех народов (серб, босняк-мусульманин, хорват). Президиум избирается населением страны на 4 года (члены каждой общины голосуют за кандидата по «своей» квоте). Ротация председательствующих в Президиуме происходит через 8 месяцев исходя из очередности, установленной жребием (серб-хорват-босняк). Член Президиума не может избираться на второй четырехлетний срок подряд. Все решения Президиума принимаются консенсусом, в ситуации, когда согласие достигается лишь между двумя членами Президиума при несогласии третьего, вопрос передается в парламент избравшего его государственного образования, который вправе отменить решение. Определяет, что все законопроекты должны быть одобрены обеими палатами Скупщины (парламента).
Однако для кворума в одной из палат — Вече народов — требуется не только присутствие не менее 9 из 15 депутатов, но и наличие среди них 3 боснийцев-мусульман, 3 хорватов и 3 сербов. Так несогласие сербского члена Президиума или парламента Республики Сербской способно парализовать Президиум, а бойкот заседаний Вече народов сербскими депутатами не только срывает кворум, но и лишает легитимности все акты Скупщины.
Несколько проще внутреннее устройство боснийско-хорватского субъекта Боснии и Герцеговины — Федерации Боснии и Герцеговины. Главой Федерации является президент, избираемый Палатой представителей Федерации. Здесь опять действует принцип ротации.
По Дейтонским соглашениям президент и вице-президент Федерации представляют разные этнические общины. Президент и вице-президенты избираются на четыре года, через каждый следующий год с момента избрания президент и вице-президент меняются местами.
В основе всей системы власти в Федерации — численное превосходство двух «основных» групп населения: боснийцев (мусульман) и хорватов по сравнению с сербами, которые называются «другими национальностями» и которым отводится второстепенный политический статус.
Эту структуру воспроизводят и десять кантонов, на которые разделена территория Федерации: пропорциональность представительства в органах власти определяется в соответствии с тем, какая группа населения до войны составляла большинство на этой территории. В пяти кантонах большинство составляют мусульмане, в трех — хорваты, в двух — смешанное мусульманско-хорватское население; в этих двух кантонах введен особый режим управления.
Федерация построена по парламентарной модели. В Палату представителей входит 140 человек, которые выбираются путем прямого голосования независимо от их национальности. Верхняя палата состоит из 30 мусульман и 30 хорватов, которые назначаются ассамблеями кантонов, а также некоторого количества «других национальностей», в основном сербов. Однако только депутаты-мусульмане и хорваты обладают правом накладывать вето на любое законодательство, которое они сочтут ущемляющим «жизненно важные интересы» представляемых ими народов.
Республика Сербская — уже типичная президентско-парламентская республика. Президент в Республике Сербской обладает довольно значительными полномочиями, правительство формируется на основании парламентского большинства, но находится в подчинении президента. Образцом для схемы организации органов управления было избрано государственное устройство соседней Сербии. Изначально предполагалось, что это временное образование, которое должно войти в состав единой Сербии, именно поэтому в максимальной степени была создана «копия Сербии» по всех основных вопросах государственного строительства, у властей Республики Сербской по этому поводу разногласий не было и особых дискуссий не возникло.
«Боснийский вариант» для России и Белоруссии?
Готовы ли РФ и Белоруссия пойти на подобный «боснийский сценарий»? Вряд ли, хотя бы потому, что странным и невозможным представляется нахождение фактически во главе России представителя многократно по всем показателям уступающей ей (население, территория, ВВП и т. д.) Белоруссии.
Есть сценарий постепенно объединяющегося Европейского Союза, но в нем множество членов и нет страны, которая бы по всем позициям (тоже население, территория и т. д.) составляла более 2/3 союза. Это межгосударственный союз, а не государство. Он может когда-нибудь стать государством, но это вопрос дискуссионный.
Интеграционных схем в современном мире много. Есть варианты независимых, но небольших государств, которые без всяких конфедераций часть суверенитета делегируют «большим» соседям — внешнеполитическое представительство, оборону, часто берут их денежную единицу — так многие государства Океании часть суверенитета делегируют Австралии или Океании, Сан-Марино — Италии, Монако — Франции, Андорра — Франции и Испании и т. д.
Есть страны Карибского бассейна, вполне независимые, но с единой валютой — восточно-карибским долларом и многими иными интеграционными структурами. Есть «особые отношения» США и Канады.
После распада колониальной системы (с которой имеет определенные аналогии распад СССР) многие небольшие территории, которые остались связанными с прежними колониальными государствами, были преобразованы в самоуправляющиеся государства путем асимметричных федеральных мер.
Они принимают две формы: во-первых, федерации, в которых конституционная договоренность между федеральной властью и федеральными государством может быть изменена только в соответствии со взаимным соглашением, как в случае Соединенных Штатов, Пуэрто-Рико и Северных Марианских островов. Во втором случае — ассоциативные государственные порядки, конституционная договоренность в которых может быть изменена одной или другой стороной в одностороннем порядке при указанных условиях, например — США и республики Палау, Маршалловы острова и Федеративные Штаты Микронезии.
Сегодня более 70% мирового населения так или иначе живет в тех или иных конфедеративных или федеративных структурах. Треть живет в формально федеральных системах и приблизительно 40% в системах, которые не называют себя федеральными, но вынуждены использовать конфедеративные и федеральные меры для разрешения внутренних противоречий.
И при этом никто (!) не называет это «союзными государствами». Важно не название, а содержание. У нас все, к сожалению, наоборот. Уж лучше бы не было «Союзного государства», но была бы реальная взаимовыгодная интеграция.
Да и откуда, в конце концов, следует, что Россия и Белоруссия обречены слиться в государственном единстве? Никто не будет спорить, что русский и белорусский народ очень близки (однако отнюдь не идентичны). Но есть немало народов, которые даже говорят на одном языке, но живут в разных государствах. Немцы и австрийцы, к примеру. Можно вспомнить также норвежцев, шведов и датчан, понимающих друг друга без переводчика. А уж про страны Латинской Америки и говорить не приходится.
Кроме того, планы российско-белорусского государственного объединения угрожают самому существованию российской государственности. Выдвинутая идея о том, что в качестве отдельных субъектов в РФ войдут территории образующих Белоруссию областей означает, что Белоруссия перестает быть специфическим единым государственным образованием, ее общий интерес распадается на локальные интересы областей и областных элит.
Очевидно, что на такой сценарий белорусская государственная элита не пойдет никогда — какой бы пророссийской она ни была. Вхождение же в РФ Белоруссии как субъекта ставит под вопрос существование областей внутри самой Белоруссии — такой «гиперматрешечный» субъект Федерации еще более усложнит государственное устройство РФ, которая всеми силами стремится избавиться от «матрешечных» субъектов.
Если давать белорусскому субъекту особые права — так того же захотят и иные субъекты РФ. Создавать же Федерацию внутри Федерации — это слишком громоздкий неработающий механизм. Такое можно было позволить только в Советском Союзе, где формальные статусы были фикцией — декорациями, и стоило только этим декорациям обрести плоть, как система рухнула. Таким образом, очевидно, что модель «традиционной федерации» для России и Белоруссии реализована быть не может.
Вообще, любое нормальное построение отношений РФ с новыми потенциальными участниками государственного содружества невозможно без переосмысления сущности реального федерализма внутри самой страны. «Закручивание гаек» и «выравнивание» регионов отпугнет любого потенциального участника слишком плотного государственного союза — попадать в кабалу ни у кого нет желания.
Начинать надо с себя. Если мы не можем учитывать интересы меньшинств внутри страны (и тем самым расшатываем ее в долгосрочной перспективе), игнорируем по факту интересы собственных соотечественников, к примеру, в Молдавии и Грузии (вот где бы могли пригодиться боснийские схемы! — только кому их лоббировать?), о каком расширении интеграции, о каком «геополитическом продвижении» может идти речь?
Раз уж «союзное государство» создано, пусть это название остается. Фантом «союзного государства» будет жить, так как того требует массовое сознание, не готовое целиком расстаться с мифом государственного объединения с Белоруссией, но он не имеет никаких объективных оснований, чтобы стать реальностью.
На практике же единственный вариант — построение разумных межгосударственных союзнических отношений, будь то американо-канадский, общеевропейский, французско-канадский или иной вариант. Мы никогда не станем единым государством, так как Белоруссия не готова утратить свою идентичность, а форма государственного устройства РФ не дает ей шанса ее сохранить, но мы можем стать тесно связанными союзными государствами, что никак не будет мешать не передвижению ни людей, ни капиталов. Главное дело не в названии, а в том, что существует в реальности.
13 июля 2004 г.
