Наследие хитрого флорентийца

Макиавелли размышлял не только о войне и власти, но и о взаимосвязи религии и государства

3 мая 1469 г. в знатной, но небогатой флорентийской семье родился мальчик, чье имя со временем станет нарицательным. Весь мир узнает о том, кто прославился хитростью, изворотливостью и беспринципностью, оставшись при этом во многом непонятым и непринятым. Звали его Никколо Макиавелли.

Об авторе: Ольга Руслановна Квирквелия — кандидат исторических наук.

Он получил прекрасное образование и был весьма талантлив. В 29 лет он стал секретарем магистратуры Синьории. Этот весьма почетный пост он занял в 1498 г., спустя 5 дней после казни Савонаролы. К этому моменту он прожил уже половину своей жизни.

До 1513 г. Макиавелли находится в гуще политики, но заговор против Медичи, в котором он, несмотря на все подозрения, не участвовал, поставил крест на его публичной деятельности. Некоторое время он даже находился в тюрьме, где его подвергали жестоким пыткам. Освободившись, Никколо попытался устроиться на службу к новым правителям Флоренции. Его нимало не смущало то, что до этого он 15 лет прослужил республике, а теперь собирался хранить верность ее врагам. В этом можно видеть и крайнюю наивность, и крайнюю беспринципность, но это можно воспринять и как проявление своего рода политического профессионализма.

Последнюю четверть своей жизни Макиавелли занимался исключительно литературным трудом, пока в 1527 г. не была восстановлена республика. Никколо попытался баллотироваться на свой прежний пост, но неудачно, и вскоре после этого, 21 июня 1527 г., умер.

Его литературное наследие включает в себя не только знаменитую книгу «Государь» и другие политические трактаты. Одно из своих писем он подписал: «Никколо Макиавелли, историк, комик и трагик». И это было правдой, хотя его пьесы были известны весьма узкому кругу людей. Этот удивительный флорентиец, прославившийся умом и хитростью, писал комедии, которые никого не смешили, и трагедии, которые вызывали улыбку. Похоже, судьба отдельного человека его не интересовала. Человек был лишь винтиком, инструментом политических манипуляций. А винтик не может быть трагичен, к его страданиям невозможно относиться всерьез. Да и комичен он бывает редко, разве что смешон.

И это наблюдение позволяет перейти к основному сюжету данной зарисовки — позиции Макиавелли в вопросе взаимоотношений религии и общества.

Главное, что привлекает Макиавелли в религии — это страх Божий: «Чтобы государство, в котором отсутствует страх Божий, не погибло, его должна поддерживать боязнь наказания со стороны государя, который устранил бы недостаток религии». Наличие такого страха позволяет государю не усердствовать с мерами наказания. Да и история показывает, что страх перед адом значительно превышает страх перед тюрьмой и даже смертной казнью.

Макиавелли считает, что «государи в республиках и монархиях должны поддерживать основы их религии, тогда республика сохранит религиозность, а следовательно, добрые нравы и единство. Они должны также лелеять и приумножать все то, что благоприятствует религии, даже если речь идет о вещах, которые им самим представляются ложными». Заметим, что государь отнюдь не обязан сам верить в то, во что предлагает верить своему народу.

Достаточно своеобразно представление Макиавелли о том, что такое «добрые нравы». «Наша религия… учит нас пренебрегать светской честью, язычники же, весьма ценившие мирские почести и видевшие в них высшее благо, в своих поступках были более жестоки…

Кроме того, религия древних почитала блаженными людей, преисполненных людской славы, полководцев и государей, наша же религия прославила людей смиренной и созерцательной, а не активной жизни…. Мне кажется, что этот образ действия ослабил мир… Когда большинство людей, чтобы попасть в рай, предпочитает переносить побои, а не мстить, негодяям открывается обширное и безопасное поприще».

Макиавелли считал, что только религия может объединить народы. Он упрекал Католическую Церковь за то, что она «…не обладала такой мощью и доблестью, чтобы установить свою тиранию в Италии и стать во главе ее, но и не была столь слаба, чтобы из страха потерять светские владения не призвать для себя защитников против тех, кто слишком возвысился в Италии». Роль Церкви не в том, чтобы править самой, а в том, чтобы служить тому, кто это делать в состоянии.

Однако, конечно, нужно учитывать, что ситуация во Флоренции времен Макиавелли существенно отличалась от нынешней. Не было столь массовой миграции «иноверцев», не было столь смешанного с конфессиональной точки зрения состава населения. Сегодня одна религия вряд ли может объединить весь народ страны или региона. Скорее, она может его разъединить.

Утверждения Никколо иногда выглядят достаточно наивными. Например, такое: «Все вооруженные пророки победили, все безоружные погибли, потому что народ обладает изменчивой природой, его легко в чем-то убедить, но трудно удержать в этом убеждении. Поэтому нужно быть готовым заставить верить силой тех, кто потерял веру». Любой человек, имеющий хоть какие-то убеждения, понимает, сколь сложно силой их изменить. Но можно вынудить принимать участие в обрядах. Или лукавить.

Никколо вообще скорее теоретик, чем практик, он лучше знает, что нужно сделать, чем как. Макиавелли, благодаря своей книге «Искусство войны», считался крупным специалистом в армейских делах. Однажды ему дали 3 тыс. пехотинцев и попросили проиллюстрировать некоторые схемы из своей книги. Никколо бился два часа, зрители уже изнемогали под палящим солнцем, но ни одного построения выполнить так и не удалось.

Споры о том, был ли знаменитый флорентиец верующим или «яд атеизма» уже проник в его кровь, идут уже несколько столетий. С одной стороны, он, похоже, не испытывает никакого особого уважения к Церкви и ее служителям, но с другой — слово «Бог» отнюдь не часто фигурирует на страницах его произведений, а сильный налет морализаторства в его литературных произведениях позволяет думать, что религия была ему не чужда. Похоже, сама вера воспринимается Никколо как сугубо личное дело. Субъектами взаимоотношений у него выступают две структуры — государственная и религиозная. И никакого отношения к столь ныне модным правам и свободам человека его рассуждения не имеют. Это чрезвычайно важно отметить.

В качестве иллюстрации вспомним об отношении Макиавелли к Савонароле. Оно прежде всего определялось тем, что тот был одновременно политическим деятелем и монахом. Монахов Макиавелли совсем не жалует, считая их лицемерами и лжецами. Не верит он и рассказам доминиканца о полученных им откровениях. Но не это определяет его неприязнь: как мы уже видели, он не считает ложь и лицемерие предосудительными. Намного ниже упал бы в его глазах Савонарола, если бы верил в то, что говорит. Но он не только монах, он еще и политик, то есть лжец по профессии.

Ложь во всем — это, пожалуй, слишком даже для Макиавелли. К тому же, с его точки зрения, Савонарола как монах не только «работал» на себя, вместо того чтобы служить власти, но и пытался заставить «работать» на себя Бога.

Вот такие наблюдения можно сделать, читая труды Никколо Макиавелли. И многие весьма полезны при анализе современной ситуации в отношениях веры и власти. Религия — очень сложный организм, и далеко не все его части легко включаются в систему права, кстати, не только светского, но и церковного.

7 июля 2004 г.