 |
| Православие.Ru | Владимир Крупин | 09.07.2004 |
Нынче шло около девяти тысяч человек. Это почти на три тысячи больше, чем в прошлом году. Еще особенностью нынешнего хода было то, что и обратно, с реки Великой шла не третья часть паломников, а больше половины. Туда — литургия оглашенных, обратно — литургия верных.
Еще особенность: в Крестном ходе увеличивается число паломников, приехавших из других мест России и даже зарубежья. Три вагона паломников из Москвы, два из Ростова-на-Дону, один из Риги. Очень много шло сибиряков, волгарей, северян -соседей из Костромы, Вологды, Сыктывкара, Перми… И не надо быть пророком, чтобы предсказать, что число паломников на реку Великую будет расти.
Наибольшее число паломников — 24 тысячи шло перед Первой Мировой войной, наименьшее в 1962 году, в годы хрущевских гонений — 30 человек. Шли они, гонимые милицией, тайно благословленные вятскими батюшками, шли, рискуя потерять работу, зарплату, дом, даже свободу. Но шли. Ныне им на берегу Великой поставлен поклонный крест, на котором означено: «Сей крест поставлен в память тех, кто сохранил для нас великий путь спасения — Великорецкий Крестный ход».
Это счастье, что в России есть такое село — Великорецкое. Оно живет сегодняшней жизнью, и оно как бы застыло в вечности. Слава на это село упала с небес. Здесь, на высоком берегу Великой, явилась чудотворная икона святителя Николая. Она приносила исцеления от болезней: слепые прозревали, разбитые параличом вставали на ноги, бесплодные рожали… Быстро понеслась молва об иконе по всей Русской Земле.
Было несколько путей Крестного хода: например, пешеходно-водный, когда икону несли до Медянской пристани, там устанавливали на палубе парохода «Святитель Николай» и против течения двигались к пристани губернского Богоспасаемого града Вятки. Дошедшие фотографии и свидетельства говорят, какое же это было всенародное торжество — весь город встречал икону. Военный оркестр играл гимн «Коль славен наш Господь в Сионе», духовенство во главе с архиереем выносило кресты и хоругви, паломников встречали, как встречают избавителей от бед и напастей.
Теперь Крестный ход полностью пешеходный. Новый мост через Вятку восстановил древний путь, позволил не только охватить крестным ходом новые пространства, но и совершать молебны в двух новых храмах города Кирова: Новомучеников российских и храме Веры, Надежды, Любови и матери их Софии.
Те, кто не шел Крестным ходом, или просто неверующие не могут понять, почему совершенно измученные люди, искусанные комарами, оводами, а кто и клещами, с избитыми, стертыми в кровь ногами, почему эти люди плачут, расставаясь, и говорят: «Дай Бог до следующего Крестного хода дожить, ой, дай Бог!»
Верующий же человек понимает, на что решается: почти полную неделю, каждый день надо идти часов по шестнадцать — восемнадцать, ложиться в десять-одиннадцать, в час ночи вставать, в два выходить. А жара, а дожди, а гнус!
Ради чего же так мучаются люди? Ради чего некоторые старики и старухи ходят уже по пятьдесят — шестьдесят лет? А идут они ради того, чтоб и свою душу спасти, и помолиться за родных и близких, за Вятскую землю, за Россию. Ведь даже в годы дикого атеизма все видели: пока Крестный ход не побывает на Великой, тепла нет. Свет и тепло на землю несет Крестный ход.
Конечно, кого-то трудности отпугнут, кто-то просто не сможет по болезни, по возрасту. Непереносимо смотреть на старых женщин, которые понимают, что идут в последний раз. Как они оплакивают дорогу! «Милая ты моя сосна, я ведь тебя больше не увижу, полюшко ты мое, лес ты мой, уж больше по вам не пройду».
Но непременно большинство пойдет снова. Будет ждать утра 3 июня каждого года. Ждать выноса иконы святителя Николая, креста, хоругвей. Становятся так: впереди несут фонарь, за ним крест, хоругви, иконы, затем идут певчие (в три смены, человек по десять), перед иконой Чудотворца идет дьякон с кадилом, за иконой священнослужители, за ними и мы, грешные.
И начинается Крестный ход; толкотня, журналисты, телевизионщики. Большинство их отстанет после первой остановки у Троицкой церкви в Макарье, где хранятся святые мощи новомученика Виктора, епископа Глазовского. Некоторые дойдут до первого ночлега в селе Бобино. Наиболее упорные пойдут до Великорецкого, но уже в обратный путь не пойдет никто. Почти никто.
Помню, когда в обществе стал просыпаться интерес к обретению национальных святынь, Великорецкий Крестный ход кинулись увековечивать многие. Особенно много нахлынуло специалистов из-за границы. Шли французы, англичане, американцы и разные прочие шведы. Упакованные, как говорят, экипированные, снабженные высококалорийным питанием, они падали к концу первого дня, много — второго. Так как на Крестном ходе никого никогда не бросают, то не бросали и их.
Но замечали, что снимают они как-то своеобразно. Подстерегают моменты, когда, например, женщины преодолевают упавшее поперек дороги дерево. Надо же для этого ногу поднять. Или: ползем по кочкам через болото — старуха падает. Нормальный человек кидается ее поднимать, а фотограф снимает, как она барахтается в грязи. Обожали снимать плохо одетых людей на фоне разрушенных домов, брошенной ржавой сельхозтехники. Отлично помню своеобразный бунт, когда паломницы заявили батюшкам, что пойдут отдельно, если эти прилипалы не перестанут подстерегать, прячась по дороге в кустах. Особенно иностранные мастера охотились за женщинами, когда те погружались в Гороховскую купель.
Тогда Вятский архиерей издал указ, чтобы без его благословения никто не смел снимать. Стало полегче. Ясно же, что они отрабатывали кусок, запечатлевая русских туземцев.
Но еще почему я вспомнил эту фотобратию и то, что они снабжены всем необходимым на пути. Не в пример бедным старухам, у которых в мешке ржаной хлеб да бутылка воды. Так почему же тридцатилетний спортивный мужчина не выдерживает тягот Крестного хода, а старуха идет да идет? Чем жива? Ответ один — Святым Духом.
Вот привал. Краткий молебен. Можно снять натрудивший спину и плечи рюкзак, сесть, лечь, даже вздремнуть, если остановка хотя бы минут сорок. Гляжу — старуха съела перышко зеленого дикого лука, кусочек хлебушка, запила глоточком воды и сидит, читает Псалтырь. Заканчивается краткий отдых, впереди поднимают икону. И опять пошла с молитвой раба Божия. Так и идет все 6 дней, вставая в час ночи, выходя со всеми в два, идя ночь, утро и полный день до позднего вечера.
Я знал еще — вечная ему память — Прокопия Ивановича, легендарного старика, водившего старух на Великую во все годы хрущевских гонений. Так вот, Прокопий Иванович однажды прошел только в одну сторону, ему во сне явился святитель Николай и сурово сказал: «Я тебе одну-то ногу отдерну». Так передавал Прокопий Иванович, понимая под этим наказ святителя — ходить на Крестный ход и туда, к месту обретения иконы, и обратно, в Вятку.
А еще недавно опочила — светлая ей память — незабвенная раба Божия Маргарита, Маргаритушка. Она прошла Крестным путем 70 раз, и уже, когда ей было под девяносто, ее идти не благословили. Она, из послушания, не пошла, а приезжала на молебен 6 июня на автобусе. Маленькая, сухая, тащит тяжелые сумки с бутылками с водой. Никому не дает помочь: «Свои грехи надо самой тащить». Весь ее багаж — эта целебная вода от источников в Горохове и в Великорецком. Все, кто хаживал с нею, помнят, как она всегда назидала, вбивая в наши умы и души четыре правила: «Меньше есть, меньше пить, меньше спать, больше молиться!» Вот тут и весь православный Катехизис.
Чудеса для Маргаритушки были обычным делом. Идем — жара египетская. Это на открытом месте. Входим в лес, в его прохладу — тучи гнуса. Идем просто как в тоннеле, образованном шевелящимся шатром комаров, мошек, пауков и строки — этой северной пестрой мухи, которая кусает в то же мгновение, когда садится на человека. Прокусывает почти любую ткань.
Так вот, огромное поле. Жара такая, что еле ползем. Воздух плавится, в глазах рябит. Дети сморились.
— Маргаритушка, матушка, попроси ветерка, — просят женщины.
— Санаторию захотели?! — громко кричит Маргаритушка. — Грешить-то погоду не выбирали, а тут курорта захотели?
— Для деточек же, — просят женщины.
Маргаритушка долго молчит. Наконец начинает петь «Отче наш». Все мы поддерживаем.
— Мати Божия, Царица Небесная, — крестится Маргаритушка, — не осуди нас по грехам нашим, снизойди к нашей немощи, дай ветерка. И вот — я свидетель — откуда-то на совершенно чистом небе появляется облако и закрывает солнце. Приходит прохладный ветер. О, как легко, как отрадно! Как удивительна свежая зелень близкого леса, какие серебристые волны бегут по молодой полыни, как золотятся цветочки купавок и куриной слепоты, как снежно белеют зонтики кашки, как рубиновыми коврами расстилаются полянки полевых гвоздичек.
Маргаритушка идет, сурово сомкнув губы. Проходит минут 10−15. Уже щебечут детишки, уже начинаются оживленные разговоры. Тут Маргаритушка возглашает:
— Ну, хватит!
И как не бывало облака, ветер, как подстреленный на лету сокол, падает, снова жара, снова кипящий от солнечного огня воздух.
Вообще усталость и трудности Крестного хода — великое благо. Когда кажется, что уже не сможешь дойти до остановки, тут ни до чего, тут только одно моление Господу: помоги, Господи, дойти, не дай, Господи, никому быть в тягость.
Маргаритушка, раз ее не благословили идти по немощи, не пошла, а вот, помню, одна старуха ослушалась батюшку — «как это я не пойду, всегда ходила». И пошла. И к вечеру второго, очень трудного дня — надо было пройти 45 километров, — упала. На Крестном ходе никого не бросают. Сделали носилки, понесли. А нести человека надо, самое малое, 8 мужчин, чтоб меняться. Дороги во многих местах просто нет, в лесу много луж, завалов.
— Кто тебя несет, тому это во спасение, — сказал батюшка, — а тебе в осуждение.
Кто давно ходит на Великую, помнит, как эта женщина кричала на весь лес:
— Ой, простите меня, Христа ради, дуру старую, ой, простите!
Батюшка запрещал ей, она терпела некоторое время, потом снова кричала:
— Ой, бросьте меня, закопайте меня, дуру старую!
Донесли женщину до Монастырщины, молились за нее. Утром, благословясь, пошла своими ногами.
Нынче ничто не омрачило Крестного хода. Может быть, только присутствие нескольких десятков хорошо обмундированных добрых молодцев из РНЕ очень огорчило. Их подчеркнутая выделенность, их неподчинение строгим порядкам Крестного хода смущало многих паломников.
Руководитель хода отец Тихон попытался говорить с ними — бесполезно. Правы только они. Но почему они идут без священника? Почему, как заведенные, поют часами «Боже, царя храни», почему считают только себя истинно православными? Но, даст Бог, образумятся.
Нравственную атмосферу Крестного хода хранят ветераны его. Помню несгибаемых высоких, мощных духом старух Валентину, Эмилию, Клавдию, Нину, Зинаиду… Когда Крестный ход стал полниться новыми людьми, молодежью, они очень боялись, что из него уйдет дух смирения, молитвенности, суровости, строгости. Но нет, сам по себе Крестный ход настолько чудотворен, целебен, высок и ясен, что все случайное, наносное облетает с него, как сухая листва. Свежая зелень вновь прибывающих молитвенников скрывает под собой зрелые плоды многолетнего созревания, тот основной костяк «крестоходцев», которые ходят тихо и скромно десятки лет. Их, по традиции, называют трудниками, тружениками во славу Божию на ниве Христовой.
Идут на Крестный ход и любопытные, идут из интереса, и это очень понятно. Одни, намучившись, больше не пойдут, другие, ощутив главное в этом ходе — любовь ко Христу, друг ко другу, — уже будут ходить всегда. И всегда ждать этих дней, этой недели, в которой обязательно бывает все: дожди, град, холод, жара, комары, клещи., но будет и радуга во все небо (в прошлом году была даже тройная), будет счастье причащения Святых Христовых Таин на Великой, будут соловьи весь вечер, всю ночь и все утро, будет черемуха по берегам лесных рек, сирень и шиповник заброшенных деревень, елки — цветуньи, которые, кажется, цветут только в Вятке, а главное, будет исполнение пасхальной радости: радостию друг друга обымем!
Идя со всеми, идя за крестом и иконой, я как-то невольно стал составлять Слово к любящим Россию. Не от себя — ото всех, с кем шел. Слова подбирались самые простые, идущие от сердца. Вот они:
Любящему Россию.
«Брат! Сестра!
Ты живешь в России. У тебя нет запасной Родины. Нет двойного гражданства. В России могилы твоих предков. Здесь будет и твоя могила.
Здесь сохранится память о тебе. Такая, какую ты заслужил своими делами при жизни.
Ты веришь в возрождение России? Веришь в то, что в России есть сила, способная ее возродить? Ты сам — часть этой силы.
Скажи себе: Я люблю Россию больше своей жизни.
Я знаю, что у России было величайшее прошлое, что она спасла мир, что духовное тело мира — в России, я знаю, что у России — великое будущее. Я буду делать все, чтобы Россия окрепла духовно, политически, экономически. Чтобы в области просвещения и культуры она шла своим нравственно высоким путем, а не падала в адские бездны массовой „культуры“.
Я поддерживаю главную религию России — Православие. Я знаю, что Россия — Дом Пресвятой Богородицы.
Я готов пожертвовать своим состоянием для возрождения России. Я знаю, что второй земной жизни у меня не будет, что я ничего не унесу с собой с земли в землю, знаю, что в вечности дам отчет за каждый свой поступок.
Я молюсь за своих врагов, но с врагами Христа и России готов биться до последней капли крови».
Вот такое сложилось Слово.
Главное — мы идем к своим святыням, мы созидаем свою душу, мы отмаливаем свои грехи, и уж, дай Бог, наши молитвы о России, за Россию доходят до престола Господня.
Как же не возблагодарить Господа за эти светлые минуты: льется жизнетворная вода, возносится наша молитва, наполняет нас радостной силой, духом светлым. Какое-то счастливое, отрешенное забвение, никогда не испытанное, охватывает меня. Сердце бьется сильно и часто. Смысл великих слов доходит до меня: «Радостно друг друга обымем».
Радостно! Разгибаюсь и сквозь слезы гляжу на тех, с кем иду на Великую! Стесняюсь слез и наклоняюсь к источнику. Боже, как я люблю этих милых, несгибаемых старух, дай им, Господи, сил молиться за веру православную, за страну нашу российскую, дай мне, Господь, счастья снова видеть их и идти с ними, снова учиться у них мудрости и терпению.
612 лет Крестному ходу. Это так огромно, что не сразу осмыслишь. Нападали враги, менялись системы, рушились и возрождались храмы — Крестный ход шел и шел. Указом Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II он объявлен общероссийским, общеправославным.
— Когда мы молимся в храме, — образно сказал отец Геннадий, возглавлявший несколько лет подряд Крестный ход, — то это как бы солдаты в казарме. А когда мы идем Крестным ходом, то это солдаты в походе. Мы идем — ад трепещет.
Уже и отец Геннадий сейчас не отец Геннадий, а монах, отец Матфей. Уже и отец Антоний, сменивший его, не отец Антоний, а монах, отец Тихон. Уже так много новых батюшек и молящихся, что с невольной светлой грустью вспоминаю я те годы, когда нас было мало, все знали друг друга. Но с радостью вижу, что Крестный ход становится общенародным. Вот уже и высокие гости на Крестный ход зачастили. Пока еще не идут со всеми, тяжело на это решиться, но на праздничный молебен шестого июня приезжают. Даст Бог, и Президент омоется в Великорецкой купели.
— Как плохо, — говорю я отцу Матфею, — славный град Вятка до сих пор носит псевдоним революционера Кострикова.
— Ну и что, — хладнокровно отвечает отец Матфей, — нашу Вятку как ни назови, все будет Вятка. Смотри — улица Большевиков, а мы по ней идем, хоругви несем, крест, иконы.
Идем и идти будем. Мы — не Русь уходящая, мы — Русь идущая. Мы идем на Крестный ход и будем идти. Придет в Россию антихрист, а мы пойдем на Великую. Великорецкий Крестный ход будет жить, пока стоит Россия, — это ясно, как Божий день.
