Русская идея и вызов современности

Минувший XX век стал для мира временем великих потрясений, чреватых и ослеплениями, и прозрениями. XX век небывалым образом объединил людей в «мировое сообщество», но он же явил и небывалую конфликтность общественной жизни. XX век можно назвать торжеством американизма в мировой политике, но он же пробуждает и протест против превращения Земли в «Соединенные Штаты Мира».

Миру навязана американская модель жизни не только в экономической сфере, но и в культурной, религиозной, политической, правовой жизни — от повседневного быта до высоких форм общественного сознания. Такое навязывание оправдывает себя «заботой о прогрессе», тем, что американская модель жизни совершенно универсальна и наиболее успешна.

Однако XX же век обнаруживает высокую жизнеспособность альтернативных, неамериканских принципов выстраивания жизни. Более того, реальная практика, например, менеджмента в разных странах свидетельствует, что успех даже в экономической сфере (в этой «вотчине американизма») возможен только при опоре на собственные национально-культурные традиции.

Но вот, еще недавно казавшийся неопределенно далеким 2000-й год миновал быстрее, чем все ожидали, и мы уже привычно говорим о проблемах XXI века. С наступлением нового тысячелетия были связаны многие надуманные и искусственно нагнетаемые страхи и надежды.

После того, как они не оправдались, может показаться, что ничего нового и катастрофичного нам уже не грозит, что мир устойчиво и поступательно развивается в единственно возможном направлении. А излюбленная идиома «нет альтернативы» остается популярной: «рынку нет альтернативы», «демократии нет альтернативы», «интеграции в мировое сообщество нет альтернативы"…

Во-первых, такие «заклинания» являются неправдою формально: какая-то альтернатива есть всегда, тем более, если речь идет о политических процессах. Другое дело, что, может быть, эта альтернатива расценивается кем-то как заведомо неприемлемая, но она все-таки есть, и свобода выбора между альтернативами отрицаться не должна.

Во-вторых, помимо формальной неправильности такого выражения, мы имеем здесь дело с сознательной лукавой попыткой навязать определенный вариант развития событий как «безальтернативный». При этом напрочь игнорируется многотысячелетняя история человечества, давшая вовсе не одну «безальтернативную» западную цивилизацию, а множество богатейших культурных традиций. Эти традиции вполне жизнеспособны и в XXI веке, они вовсе не стали музейной ветошью, они вовсе не являются «недоразвитыми» намеками на культуру Запада, а демонстрируют иные варианты ценностных систем и ориентаций. Существуют другие — альтернативные Западу — способы строить свою жизнь в мире.

Френсис Фукуяма несколько поторопился, объявив о «конце истории». Хотелось бы верить, что рано еще констатировать: «Человечество свой выбор сделало, и этот выбор — американизм». Многое подталкивает к такому выводу, но он еще не однозначен, и у мира еще есть надежда.

Дело в том, что, на наш взгляд, торжество американизма будет, действительно, означать конец истории, притом вовсе не тот «конец», о котором говорит Фукуяма, а тот, ожиданием которого живет христианская эсхатология. В этой ситуации, в ситуации глубокого духовного кризиса мировой истории особое значение приобретают задачи возрождения настоящего образования и духовно-нравственного воспитания в тех странах, которые способны, опираясь на свою историю и культуру, противостоять тенденциям дегенерации.

Катастрофический характер процессов, происходящих в современном мире, настолько же всеобъемлющ, насколько уже и незаметен для обывателя. Было бы неточно назвать этот кризис «вялотекущим», ибо протекает он очень бурно, но он сделался уже привычным стилем жизни. Более того, он объявил свою систему ценностей «безальтернативной», а потому его суть скрыта от внимания захваченного им человека.

Суть эта заключается, на наш взгляд, в том, что «американизм» вовсе не есть «другая культура» (со своими хорошими и дурными особенностями), он есть разрушение культуры, как таковой. Современный мир формирует себе так называемую «массовую культуру», — феномен, которого не знала вся предшествующая история человечества. Того, что сейчас именуется «массовой культурой» никогда раньше не было.

В традиционном человеческом обществе существовала, во-первых, народная культура, а во-вторых, культура высокая. И та, и другая являлись именно культурой, то есть «возделыванием» души человека, взращиванием в ней человеческих качеств и проявлений. Эта культура — и в народном и в высоком своем варианте — так или иначе, обращала человека от повседневной суеты к чему-то вечному, ставила человека перед абсолютными ценностями Истины, Добра и Красоты.

Человек, по сути своей, является динамической задачей, он не появляется в мир в готовом, завершенном виде, он призван выстроить своей жизнью собственную сущность, призван обрести себя. Культура и есть общественно культивируемая форма такого обретения. Именно с этой точки зрения «массовая культура» является, по сути, антикультурой, ибо строится на постмодернистском нигилистическом обесценивании всех высших духовных ценностей, лишении их абсолютного онтологического статуса. И, что особенно важно заметить, те идеологические конструкции западного мира, которые претендуют на роль «высокой» культуры современности, демонстрируют ту же самую противокультурную суть.

Индивидуалистический либерализм, на котором строится эта идеология, сводит понятие свободы на внешний, материальный уровень. Прагматическая идеология успеха (финансового, прежде всего) означает отказ от соотнесения жизни с абсолютными духовными ценностями. Демократия оборачивается превращением политики в арену для профессионалов-демагогов. Переход к «информационному обществу» оказывается на деле поводом для чудовищной манипуляции общественным мнением, для потопления в море пустопорожней информации необходимых человеку культурных основ.

Но идея «многополярного мира», получившая хождение в последнее время, должна, как предполагают сторонники американизма, обозначать не борьбу недоразвитых дикарей за право самим дойти до высот американизма. «Многополярность мира» означает то, что разные способы выстраивания жизни человека равноправны в принципе. Этот реальный плюрализм культур противоположен тому плюрализму, который выработался в Америке и навязывается теперь миру. Американский плюрализм означает, по существу, запрет на убеждения, политкорректность не допускает серьезного обсуждения любых вопросов мировоззренческого порядка.

Реальный же плюрализм, геополитически выраженный в понятии многополярности, означает, что к фундаментальным правам человека относится самостоятельное определение себя в мироздании, без оглядки на то, как статус человека и его права определяются в US. Многополярность означает, что непреходящей ценностью всякой культуры является возможность выстраивать собственную систему ценностей, эту систему ценностей отстаивать и быть ей верным, исходя из нее, давать принципиальные оценки происходящему и высказывать эти оценки вслух.

В первую очередь сказанное должно быть отнесено к России, которая как в силу своего геополитического положения, так и вследствие всей своей исторической судьбы должна либо занимать особое место в мире, либо не быть вовсе.

Россия имеет в современном мире особую роль, которая определена ее центральным евразийским расположением, ее историей, всегда вдохновлявшейся «стоянием за Правду», ее культурой, духовно вскормленной православным христианством. Очень показательно, что по-русски слово «культура» имеет оценочный смысл, в отличие от европейских языков, на русском вполне можно говорить о «некультурности». Такое употребление привычно считается недостатком, в силу своей «ненаучности», однако гуманитарное знание не только может, но и всегда должно иметь аксиологическое измерение, тем более оценочность уместна в отношении к понятию «культура», как мы это выше постарались показать.

Трезвым и думающим людям вполне уже очевидно, что Россия никогда не будет жить как Америка, даже если попытается перенять все лучшие уроки с Запада. Россия не имеет никаких шансов войти на равных в мировое сообщество, если будет играть по правилам этого мирового сообщества, это невозможно ни экономически, ни геополитически. В этом случае Россия просто перестанет существовать.

Сформулированная альтернатива вовсе не является риторическим ходом, она предельно реальна: либо Россия сохранит себя и внесет еще вклад в мировую историю и культуру, либо она утратит себя и просто прекратит быть актуальной силой современности, уйдя в прошлое. Причем, если мерить «умом и общим аршином», то гораздо больше признаков указывают на движение в сторону второй возможности: территория эта никуда не денется, конечно, и люди на ней будут жить, и, видимо, будут они потомками русских людей, только сами русскими, возможно, уже не будут. Вполне возможно исчезновение России как явления мировой истории и культуры, хотя название страны при этом может сохраниться. Надежда же на возрождение России питается исключительно любовью к Родине и верой в чудо. Шанс сохраниться у нас есть только в том случае, если мы положим в основу образования и духовно-нравственного воспитания собственную, православную в своих корнях, «русскую идею».

Надо только различать «возрождение России» и «устройство на этой территории процветающего общества потребления». Первое предполагает обращение к духовным корням русской жизни и выстраивание жизни по тем принципам, которые Россию создали. Второе означает замену фундаментальных мировоззренческих установок с русских на западные и выстраивание жизни по канонам не соседской даже Европы, а по канонам наших антиподов буквально, — людей с другой стороны земного шара.

И вот тут-то встает самая главная проблема: Россия в сытом благоденствии никогда не жила и, если останется собою, то и не будет никогда в нем жить, а именно такой жизни хочется нынче слишком многим россиянам. То есть, многие «русские» любят Россию как иностранцы: для них Россия сводится к матрешкам и хороводам, — к экзотике, они хотели бы жить по западному и любоваться лубочной Россией в окошко и по телевизору. Они имеют на это право: «каждый выбирает по себе женщину, религию, дорогу…». В том-то и реальность обозначенной выше альтернативы: «быть или не быть России», — зависит не от чьих-то абстрактных благих пожеланий, а от фундаментальных мировоззренческих ориентаций людей призванных воспринять и передать духовную эстафету.

Необходимо только уточнить следующее. Надежды на возрождение России мало обоснованы объективной реальностью, они строятся не на «уме и общем аршине», а на «вере в особенную стать» своей Родины. Однако эти надежды могут сбыться, Россия всю свою историю жила наперекор материальной логике «общего аршина», жила сбывающимися в самозабвенном служении упованиями на чудо.

А вот надежды на построение на этой территории общества сытого благополучия сбыться не могут: именно развиваясь по материальной логике «общего аршина», эта территория не имеет перспектив в мировой экономической системе. На этой территории, в силу ее климата, капитальные и текущие затраты на любое производство неизбежно на порядок выше, чем во всех других странах. На этой территории, в силу ее огромности и того же климата, большинство перевозок сильно затруднено и стоимость их еще более отрывается от мировых стандартов. В соревновании экономик, где все бегут в спортивных трусах по гаревой дорожке Россия вынуждена бежать в шубе и валенках по глубокому снегу. В том, что Запад давно уже отвел России роль сырьевого придатка мировой экономики, сказывается даже не столько его злая воля по искоренению «русского духа», сколько объективная логика торжествующей в мире американской модели экономики.

Реальная альтернатива, перед которой мы встали, такова: либо Россия заново обретает свои культурообразующие духовные принципы и строит свою жизнь, исходя из собственной системы ценностей и приоритетов, живет при этом не в западном изобилии, но по-русски основательно, либо эта территория органически вписывается в мировую экономическую систему, живет по общечеловеческим (=американским) стандартам и превращается в поставщика сырья с элементами музея-заповедника, а пока в мире еще будет более дешевое сырье, население как раз сократится до необходимых размеров обслуживающего персонала шахт и музеев.

Таким образом, поднятая проблема самоопределения России является вовсе не «умственной» проблемой, она поставлена всей предшествующей историей России — в XX веке особенно, и она приобрела в современности критическую остроту: для России это проблема жизни и смерти. Krisis — по-гречески значит «суд и приговор», этот суд совершается также не в «умственном суждении», а также только самой реальной жизнью. Мы можем лишь иметь в виду проблему: probulevma на том же древнегреческом означает «предварительное обсуждение и проект решения». Каким же будет приговор, вынесенный ходом истории, предугадать нам не дано. «В Россию можно только верить…»