Российская газета | Протодиакон Андрей Кураев | 13.05.2004 |
Торжество и трагичность этого праздника до сих пор не обесценились.
Торжество у нас сегодня в дефиците, а вот трагичности — хватает.
Наше время вряд ли кем воспринимается как пастораль. Скорее мы живем в момент концентрированных трагедий. Но жить только в горе нельзя: непродуктивно и опасно.
Как жить, чтобы не повредить общественную психику постоянной сосредоточенностью на бедах, чтобы быть способными сказать себе и другим наутро непобедимое «о, кей», но вместе с тем не превратиться в беспамятных, безжалостных людей, готовых организовать дискотеку на месте гибели людей, как это произошло после трагедии «Трансвааля». Как и какие надо брать уроки у трагедии? Об этом мы беседуем с известным богословом, диаконом Андреем Кураевым, разбирая подробности последней неисторической трагедии.
— Дискотеку в «Трансваале» отложили. Но в гостевой книге на сайте аквапарка можно найти сообщения такого рода: «Я был постоянным посетителем „Трансвааля“, практически завсегдатаем. Эта трагедия, конечно, большое горе для всех, но жизнь продолжается, а отдыхать нужно. Я как ходил, так и приду снова». «Трансвааль» собирались открыть через несколько месяцев после трагедии. Отец Андрей, как вы к этому относитесь?
— Уже не с изумлением. Удивляться уже поздно.
Но со скорбью, потому что традиция в христианских странах всегда была такая — там, где произошла массовая гибель людей, должен быть памятник, место молитвы, памяти и скорби. А снова продолжать там развлечения — это несколько странно.
По какой философии мы сегодня живем? Иногда мне кажется, по философии песенки, спетой когда-то в мультфильме про Чебурашку. Я очень люблю Чебурашку, люблю сказку о нем. Но в хорошем этом мультфильме была бессовестная песенка: «Если мы обидели кого-то зря, календарь закроет этот лист, к новым приключениям спешим друзья, эй, прибавь-ка ходу машинист».
— Смерть — это не то, от чего надо закрываться?
— Смею вас уверить, что одна из причин негативного отношения к современной России и русским людям в мусульманском мире как раз в том, что большинство населения нашей страны живет в абсолютно антирелигиозном режиме. Я помню: однажды, еще в советские годы, я в ночной, пустой электричке ехал в Загорск в семинарию и по дороге разговорился с не вполне трезвым человеком, по-моему, это был азербайджанец. Он мне сказал: «Ты знаешь, почему мы, мусульмане, вас, русских, не любим?». Он даже сказал «ненавидим, презираем». Для вас нет ничего святого. Для вас слово «мать» ругательное и вы в Бога не верите.
В советской армии семинаристов чаще всего брали в стройбаты, где было много призывников из мусульманских народов. Так вот, все эти семинаристы, прошедшие через советскую армию, рассказывали потом, что, как только инонациональные сослуживцы узнавали, что они Богу намереваются служить, отношение к ним становилось намного лучше.
Если мы хотим, чтобы терактов было меньше, если мы хотим, чтобы эти теракты вызывали меньше сочувствия среди мусульманских этносов Российской Федерации, нам необходимо научиться благоговейно относиться к таинству смерти.
Если мы сами не ценим человеческую жизнь, тогда почему они должны ценить наши жизни? Если нам совершенно наплевать на боль, кровь, слезы своих людей, значит, по отношению к чужим мы еще безжалостнее?
— Мы до сих пор не знаем, кто настоящий хозяин комплекса. Разбираются технические ошибки. Но кто-то, кто заказывал этот проект, прямо или через сто посредников должен дать объяснения, принести гражданские извинения, даже если юридически он ни в чем не виноват.
— Вне всякого сомнения. Общество должно знать, как на самом деле выглядит собственник. Это в секунду ставший «нищим» бизнесмен, для которого аквапарк — единственный источник доходов? И ему хоть милостыню проси, потому что надо возвращать банку взятые на строительство аквапарка кредиты. Это одна ситуация. А если в самом деле это часть разветвленного бизнеса далеко не бедного человека, связанного с политикой, и он считает для себя возможным выжимать не такой уж нужный ему дополнительный доход на месте человеческой скорби, то это совсем другое дело.
— «Трансвааль» — развлечение недешевое. Отдых там могли себе позволить люди с хорошим достатком, то есть те, кого сегодня относят к высшим слоям среднего класса. В России с этим классом связано много упований и надежд, поскольку это люди самостоятельные, свободные, ответственные, с нормальными ценностями. И вот, судя по гостевой книге, им не терпится прийти вновь. Это что, некий изъян в морали этого класса?
— Ну вряд ли можно обо всем среднем классе говорить.
Но тот человек, который идет сознательно развлекаться и берет с собой детей для развлечения на место, политое человеческой кровью, конечно, тем самым демонстрирует, что с его совестным чувством что-то не так.
Я думаю, что это люди, которые воспитаны в клиповом мышлении. Это мышление сиюминутного восприятия, то есть даже не мышление, а минутная реакция. Вот идут сводки новостей, одна с другой не связаны. Идет концерт, один номер с другим не связан. Вослед рекламные ролики — один с другим не связан. Наконец, есть множество телеканалов, которые ты постоянно переключаешь, и они тоже между собой никак не связаны. Человеку на осмысление какой-то ситуации дается две-три минуты, не более того. И тут же все забудь, поскольку начинается нечто совершенно другое. Другая информация ждет своей очереди, чтобы влиться в тебя и протечь через твои мозги. Это клиповое мышление в итоге мешает человеку быть целостным. Я не сомневаюсь, что те люди, которые сейчас пойдут в аквапарк, когда случилась трагедия, наверняка сочувствовали, сопереживали. Может быть, даже давали зарок — больше туда не будем ходить… Но прошло несколько месяцев и уже совсем другая погода в душе. Другие тонны информации через нее прошли. И человек уже предпочел забыть то, что произошло. Не думать о нем.
— Общество что-то может сделать в этой ситуации? Оценить себя со стороны? Как-то отреагировать?
— Общество, конечно же, это может. Общественную реакцию должна быть готова услышать власть. Например, после взрыва в метро мэрия могла дать элементарное распоряжение: поезда, проходя трагическое место в тоннеле, дают гудок. И это бы значило очень много.
— На ваш взгляд, какова все-таки моральная реакция общества?
— Мне трудно говорить за все общество, я слишком редко бываю в Москве. Живу в поездках. Прошлую неделю провел на Сахалине, эту — в Красноярске. Но впервые я услышал эту реакцию на интернетовском форуме и потом в живом общении. У серьезных людей реакция, конечно, отрицательная. Мне не доводилось много беседовать со светскими гражданами, у них наверняка реакция пестрая. Наверняка найдутся люди, кто спокойно раскупит билеты в аквапарк, особенно если будут скидочки.
— Мы стали циничнее?
— Я думаю, что да. В значительной степени на это влияет телевидение, которое последние пятнадцать лет ставит задачу на понижение: чем ниже планка допустимого, тем лучше. Советское телевидение при всех своих очевидных минусах всегда считало, что планку нужно поднимать выше, чтобы зритель тянулся, мог что-то пережить, понять, более высокое и серьезное.
И, конечно, на ситуацию сильно повлияли не прекращающиеся последние 15 лет разговоры о том, что школа не должна никого воспитывать, она должна просто давать знания.
Беседовала Татьяна Владыкина