 |
| Русское Воскресение | С. Скороходова | 14.04.2004 |
Иван Васильевич Киреевский (1806−1856) — яркий представитель раннего славянофильства, поэтому философа нередко считают противником западного пути развития. В действительности же именно И. Киреевский является предтечей Николая Федоровича Федорова с его идеей вселенского братства и родства, Владимира Сергеевича Соловьева с его идеей богочеловечества, Федора Михайловича Достоевского.
И.Киреевский подчеркивал, что только невежество «отлучает народы от живого общения умов, которым держится, движется и вырастает истина посреди людей и народов"2. В «Речи Шеллинга» он религиозно-мистически обосновывает единство человечества: будущее единство «не может опять быть народом, но только самим человечеством в его первобытной цельности и нераздельности"3. Между тем «первобытная нераздельность уже не может быть внешнею, она возможна только как внутреннее единство сознания"4. Однако, по мысли И. Киреевского, реализация идеи всеобщего братства должна начаться с создания новой универсальной культуры, с построения в России малого Царства Божьего, которое затем разрастется по всему миру как горчичное семя.
Путь европейского просвещения и магометанского востока воспринимается философом как греховный, Россия же, с точки зрения И. Киреевского, — хранительница подлинной веры, тогда как Западу — носителю просвещения как мысли, как науки, веры не хватает. Католичество стало основой западной культуры, православие — основой русского просвещения, поэтому именно Россия должна играть ключевую роль в процессе преображения мира. Будущая культура, по мысли философа, представляет собой синтез двух противоположных начал образованности под эгидой одного из них — православно-словенского4.
Православно-христианская церковная философия, по мысли И. Киреевского, — стержень, сердцевина, фундамент хилиастической культуры. Философ разрабатывает ее проект в своем дневнике. Алексей Степанович Хомяков и И. Киреевский стоят у истоков религиозно-философского течения русской общественной мысли XIX—XX вв. Сразу возникают вопросы: что такое православная философия, не есть ли этот проект слишком рациональный и, возможно, достаточно одной веры. Философия, по И. Киреевскому, занимает особое место, она «общий итог и основание всех наук"5, проводник мысли между ними и верою. С одной стороны, она сопрягается с высшими вопросами веры, а с другой, прикасается развитию наук и внешней образованности. Характер господствующей философии зависит от характера господствующей веры, философия связывает воедино внутреннее и внешнее творчество. При этом И. Киреевский акцентирует внимание на внутреннем творчестве, развивая восточно-христианское учение о «внутреннем делании», «ибо человек — это его вера"6 и истина постигается не одним рассудком, а всей духовной сферой человека, цельность которой во многом зависит от сердца. Процесс творчества связан с личностными качествами. И если человек не устремляется к решению вопроса о смысле жизни, и «ежели он при учености своей злое сердце имеет, то достоин сожаления и со всем своим знанием есть сущий невежда, вредный самому себе, ближнему и целому обществу"7. Всякая философия в полноте своего развития имеет двойной результат: один — общий итог сознания, другой — господствующее требование, из этого итога возникающее8. «Последняя истина, на которую опирается ум, указывает и на то сокровище, которого человек пойдет искать в науке и в жизни"9. «В конце философской системы… лежит уже не мысль, но… ее внутренняя сила, ее сокровенная музыка, которая сопровождает все движения души человека"10.
Свободное развитие естественных законов разума не может быть вредно для веры православно мыслящих, ибо «вера не слепое понятие, которое потому только в состоянии веры, что не развито естественным разумом, и которое разум должен возвысить на степень знания"11; вера «также и не внешний авторитет, перед которым разум должен слепнуть, но авторитет вместе и внешний и внутренний, высшая разумность, живительная для ума"12. Вера — «гармоническое созвучие между убеждением чувственным и существенным». Развитие разума естественного служит для веры только ступенями, и, превышая обыкновенное состояние ума, она тем самым вразумляет его. Эти мысли И. Киреевского перекликаются со словами А. Хомякова: «Никому в голову не приходит, что самая практическая жизнь есть только осуществление отвлеченных понятий и что самый практический вопрос содержит в себе отвлеченное зерно, доступное философскому осмыслению"13. И. Киреевский призывает не забывать, что «в борьбе с язычеством христианство не уступало ему разума, но, проникая его, подчиняло своему служению всю умственную деятельность мира настоящего и прошедшего…"14. Опасность уклониться от истинного учения, считает мыслитель, таилась в невежестве. Развитие разумного знанияне дает, конечно, спасения, но ограждает от лжезнания. Вера при невежестве вырождается в суеверие, фанатизм. «От невежества разума при самых правильных убеждениях сердца рождается ревность не по разуму,…происходит уклонение разума и сердца от истинных убеждений"15.
И.Киреевский под руководством старца Макария готовил к изданию творения святых отцов, переведенные ранее преподобным Паисием Величковским: преподобных Марка Подвижника, Варсонофия Великого, Иоанна Пророка, Симеона Нового Богослова, Феодора Студита, Максима Исповедника, Исаака Сирина, аввы Фалассия, аввы Дорофея, аввы Орсисия, Исайи Нитрисского. Творения преподобного Нила Сорского, житие и творения самого старца Паисия Величковского также были выпущены под руководством старца Макария и опубликованы в журнале «Москвитянин» (1845, N 4), редактором которого был в то время И.Киреевский. Однако, с точки зрения И. Киреевского, крайне ошибочно думать, что у нас есть готовая философия, заключающаяся в творениях святых отцов. «Философия наша должна еще создаться… Развитие этого… должно быть общим делом всех людей верующих и мыслящих, знакомых с писаниями святых отцов и западной образованностию"16. Надо постоянно сравнивать в уме философию святых отцов с современной образованностью, чтобы отделить в ней существенное от временного и относительного. «Истины, выраженные в умозрительных писаниях св. отцов, могут быть… живительным зародышем и светлым указателем пути…» для нового развития философии, которая будет соответствовать развитию новых сторон наукообразной и общественной образованности17.
И.Киреевский указывает, что в период возникновения христианства оно не безусловно отвергало древнюю философию, но, «принимая ее, преобразовывало согласно своему высшему любомудрию"18. Все величайшие светила церкви были глубокими знатоками древней философии, однако это вовсе не означает, что в собственных построениях они толковали христианское учение согласно уже знакомым и близким им положениям. Они пользовались языческой философиею для «разумного построения того первого христианского любомудрия, которое все современное развитие наук и разума связывало в одно всеобъемлющее созерцание веры"19. «Истинная сторона языческой философии, проникнутая христианским духом, явилась посредницею между верою и внешним просвещением человечества"20. Изучение наследия греческих философов было общим достоянием всех учителей церкви, и не только во времена борьбы с язычеством, но и позже. Это вовсе не означает, что для того, чтобы вместить сознание божественного, необходима соответствующая степень учености, ведь там, где существует подлинная вера, «степень учености делается вещью постороннею"21. Но, чтобы одушевлять умственную жизнь человечества, божественная истина не может оставаться вне ее: подчинив внешний разум, она будет господствовать над ним22.
И.Киреевский развивает также мысли А. Хомякова о том, что «человек как творение слабое и шаткое, ленивое умом и дряхлое волею, постоянное игралище страстей своих и чужих, жертва всякого соблазна жизненного и нагнета исторического не может почти никогда удерживать в себе душевного согласия и никогда не должен быть уверенным, что удержит его"23.
По А. Хомякову, якорем спасения в философии должно стать логическое сознание, неподвластное страсти, выступающее как внешний закон, который возвращает временно помраченный дух к внутреннему закону. Согласно И. Киреевскому, христианская философия, основанная на господстве божественной истины, должна стать стержнем умственной жизни человечества, проводником христианского учения в жизнь.
Современные И. Киреевскому философские убеждения Европы не новы, поскольку за несколько сот лет до Рождества Христова в мире господствовал тот же дух мышления. «Разум стоит на той же ступени — не выше — и видит ту же последнюю истину — не далее; только горизонт вокруг яснее обозначился. Такая бесконечная утомительная игра понятий…, этот бесполезный перед умственным взором беспрестанно вертящийся калейдоскоп категорий должны были неминуемо произвести общую слепоту к тем живым убеждениям, которые лежат выше сферы рассудка и логики"24. Если европейская философия представляет собой возрождение дохристианского рационализма, то итоги подобного развития известны. Выход возможен тот же, что и тогда, во времена «христианского посева»: необходимо осуществить тот же христианский синтез, который был осуществлен отцами церкви. Западные мыслители должны стать тем же, чем стали для отцов церкви неоплатоники и стоики — философским материалом для утверждения сверхфилософских истин христианства.
Необходимо подчинить западную образованность господству православно-христианского убеждения. Русская особенность может и должна задушить вредную сторону западной образованности, чтобы направить ее в истинное русло, поскольку начало русской образованности — высшая ступень западной. Идея синтеза культур при доминировании в этом синтезе начала русской образованности — реальный путь ко всеобщему согласию.
В творчестве И. Киреевского намечается также идея синтеза науки, искусства, религии. Рисуя грандиозные абстрактные проекты, мыслитель всегда отталкивается от корней, которые таятся в недрах души каждого человека. Он акцентирует внимание на индивидуальном подвижничестве в соборности, ибо «каждая нравственная победа в тайне одной христианской души есть уже победа для всего христианского мира…"25. Целое проявляется только через единичное, большое выражается в малом, личное человеческое «я» равнобесконечно «я» абсолютному. Вся полнота культурного, внешнего творчества каждого христианина должна сочетаться с его напряженной внутренней работой, с внутренним деланием — тогда знание перерастет в сокровенное ведение, способное качественно изменить состояние мира. «При этом необходимо связывать направление своей жизни со своим коренным убеждением веры, согласить с ним главное занятие и каждое особенное дело, чтоб всякое действие было выражением одного стремления, каждая мысль искала одного основания, каждый шаг вел к одной цели"26. Без этого жизнь человека не будет иметь смысла, считает философ, ибо и человека-то то собственно не будет.
В своих работах мыслитель выявляет истоки западного и русского просвещения. Западную культуру он выводит из трех элементов: римское христианство, мир необразованных варваров, классический мир древнего язычества (статья «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России»). Европейская образованность генетически связывалась философом с зарождением в дохристианскую эпоху рационализма, атеистическая сущность которого обнажается в каждой статье мыслителя. По И. Киреевскому, недостаточное влияние античного просвещения на отечественную культуру становится, с одной стороны, достоинством, а с другой — недостатком. В ранних работах философ противопоставляет греческую и римскую линии образованности. Не греческое, а римское просвещение было передано германцам и унаследовано Западом. В римской образованности культ насилия, завоевания, государства сочетается с полным обесцениванием человеческой жизни. Вслед за А. Хомяковым И.Киреевский пишет, что не вся образованность дохристианского мира была известна Западу до половины 15-го века, но образованность древнего языческого Рима, которому принадлежало материальное господство над миром, в то время как образованность греческая, которой принадлежало умственное господство, почти не проникала в Европу до покорения Константинополя. Когда же «драгоценное» греческое наследие стало известно европейцам, оно не смогло изменить сформировавшийся уже склад ума и жизни.
В России наследие древне-языческого мира осваивалось сквозь призму учения христианского. Славянский мир оказался самым христианским, поскольку чистому влиянию учения на внутреннюю и общественную жизнь человека он не только не препятствовал, но способствовал особенностями своего быта.
В своей последней статье «О необходимости и возможности новых начал для философии» И. Киреевский говорит о греческой («аристотелевской») и римской («платоновской») линиях образованности, выводя все просвещение человечества из древнегреческой философии. Ум западного человека имеет особое родство с учением Аристотеля, система которого разорвала цельность умственного сознания и перенесла корень внутренних убеждений человека вне нравственного и эстетического смысла, в отвлеченное сознание рассуждающего разума. Единство у Аристотеля логическое, холодное, «правильное», оно — символ полноты и удовлетворенности мира, который никогда не был и не будет лучше, потому что он никогда не начинался, не изменялся и не кончался, но, будучи достаточно прекрасным, будет изменяться и уничтожаться лишь в частях своих. Внешняя реальность мистически становилась воплощением «голого», холодного единства, высшей разумности, где нет Бога. Человек сделался «умною материей», которая повинуется силе земных двигателей — выгоде и страху27. Связь западно-европейского рационализма с античным признает и А. Хомяков: «Строгий и сухой анализ Аристотеля был доступен всем, и все школы, весь рассудок новейшей Европы пошли по следам великого мыслителя… Приближается ли конец эпохи нашего схоластизма, нашего поклонения мудрости Аристотеля — Европы, нашей веры в его слово, подражания его быту? По-видимому, нет…"28.
На Востоке Аристотеля приняли неохотно, предпочитая ему Платона, т.к. способ мышления последнего представлял более цельности в умственных движениях, более теплоты и гармонии в умозрительной деятельности разума29. То же отношение, которое существовало между философией Платона и Аристотеля в древности, по мнению Ив. Киреевского, существует между философией латинского мира, как она вырабатывалась в схоластике, и духовной философией отцов церкви, а позднее — святых отцов, живших после римского отпадения. Вся беда Запада заключалась в том, что до XV века ему были известны не все древнегреческие философы, и творчество Платона осталось в тени. Российское просвещение, хотя и опосредованно, связано с античным. Оно не возникает само по себе.
«Потому ли, что христиане на Западе поддались беззаконно влиянию классического мира, или случайно ересь сошлась с язычеством, но только римская церковь в уклонении своем от восточной отличалась именно тем же торжеством рационализма над преданием внешней разумности, над внутренним духовным разумом» — пишет И. Киреевский, противопоставляя католичеству православие, которое было дорого философу идеалом соборности. Идея соборного спасения полнее всего разрабатывается в богословских трудах А.Хомякова. И. Киреевский же употреблял понятия «церковь», «живое единство», «первозданная неделимость», «первобытная целостность», адекватные понятию соборности. Церковь — живой, деятельный организм, состоящий из многих и различных членов, связанных союзом содружества и любви, активно совершающих свое спасение при содействии благодати. Только в православии «созидание каждой личности созидает всех и жизнью всех дышит каждая"31. В католицизме — «внешнее» единство без свободы («наружное, мертвое единство»), в протестантстве — «внешняя» свобода без единства. Католичество и протестантизм не могут стать тем живительным источником, который, не подавляя свободы воли отдельного человека и открывая простор его творчеству, в то же время даст обществу желанное внутреннее единство, т.к. они страдают одним неизбывным недостатком — искажением идеи личности, ее свободы. От невежества разума, от папского властолюбия произошел отрыв западного христианства от единства церкви. (Интересно, что другой русский мыслитель, Н. Федоров, тоже называл невежество необходимым условием папизма; православие — «храмом собирания, воссоединения отделившихся"32.) Образовалась постоянная преграда, которая мешает возвращению к церковному единству, — незаконное прибавление к символу и незаконное главенство пап. Самый тяжкий грех католичества И. Киреевский видит в посягательстве человеческого разума на область мистических первооснов веры, на область «божественного откровения» («Отрывок из сочинения по философии»). Чистота православия заключается в том, что пределы между божественным и человеческим не переступаются ни наукою, ни учением церкви. Границы между божественным откровением и человеческим мышлением незыблемы.
И.Киреевский писал: «В разделении христианского мира сказалась одна самая важная сторона промыслительного воспитания человечества… Разделение христианства есть зло. Но, с высшей точки зрения, и оно не лишено глубокого значения… В каждом из главных вероисповеданий выразилась особенно какая-либо одна из сторон христианства и вследствие этого могла получить такое развитие, которого она не могла бы иметь при отсутствии разделения. Логически выяснилась односторонность обоих. План воспитания требовал противопоставить им народ, который более всего ценил бы Христа… Западные вероисповедания… составляют воспитательные ступени к уяснению несравненного сокровища вселенского православия, для которого они вместе с тем служат часто возбуждающими жизнедеятельность мотивами… Сами православные тогда только начинали пожинать и ценить православие, когда они знакомились с западными вероисповеданиями"34. По мнению В. Соловьева, «принимая идею Вселенской Церкви в принципе, славянофилы на деле от нее отказываются и христианскую универсальность сводят к одной частной церкви"35. И. Аксаков считал, что взгляды В. Соловьева — это то же западничество, только «горшее», так как проявляется в виде католицизма; «Г. Соловьев убедился на опыте, что если прямо перед глаза русской публики сунуть католицизм, то им не обольстишь никого; другое дело, если выдвинуть наперед осуждение «национального эгоизма», отречение от своей русской народной самобытности во имя высшего «общечеловеческого идеала» и т. п. — о, на эту удочку найдется много охотников"36.
Понятие «русского духа» И. Киреевский связывал с православием. Монастыри на Руси — проводники и хранители византийского наследия. Монашество — наши университеты (««Лука да Марья» народная повесть, сочинение Ф. Глинки»). Раздвоенность и рассудочность — последние выражения западноевропейской образованности, цельность и разумность — древнерусской: «…там схоластические и юридические университеты — в древней России молитвенные монастыри…; там рассудочное и школьное изучение высших истин — здесь стремление к их живому и цельному познаванию; там взаимное прорастание образованности языческой и христианской — здесь постоянное стремление к очищению истины…"37.
И.Аксаков, разделяя мнения И. Киреевского, писал Ф. Достоевскому в 1864 г.: «Вот почему… тот тайно славянофил, кто признает умом или сердцем (последнее — святыня, не допускающая грубой подделки) Христа основой… для русского человека родство, физиология очень много значат… одним словом, для него определение его национальности совпадает с православным, другими словами, с христианством… Мудрено написать воззвание о русских наряду с тем, как пишут в других странах. Francaes! или Британцы! -«Русские» — не годится, самый язык не терпит. А на всех сходках ежедневно по всему пространству России… с воззвания «православные». Вот как определяет русский народ свою национальность…"38.
Первым критиком И. Киреевского стал… А. Хомяков, который в работе «По поводу статьи И.В.Киреевского «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России»» справедливо заметил, что обращение к христианству на Руси, хотя и произошло, но было «неясно осознано», потому что традиции и обычаи языческих времен были сильны, они сохранялись под христианским именем. Возникшее на Руси двоеверие стало системой воззрений, в которой разные пласты — культуры, уходящей корнями в язычество, в архаические верования и обычаи, и церковно-христианской — не просто сосуществовали, но, пересекаясь, взаимодействовали. Причину неясного сознания нашими предками христианства А. Хомяков видел в отсутствии или неопределенности логического знания, которое является внутренним руководителем, укрепляющим волю. Именно это приводит русских к слепоте, шаткости, непоследовательности, одичанию, искажениям39. И. Киреевский и сам признавал в ранней статье «Девятнадцатый век», что недостаток классического мира, который заключает в себе логическое и практическое начала, приводит к недостатку зрелой образованности в Древней Руси, к недостатку единодушия, но христианская религия все равно была в ней чище и святее40.
И.Киреевский, критикуя издателей националистического журнала «Маяк», писал: «И что… за польза нам отвергать или порочить то, что было или есть доброго в жизни Запада? Не есть ли оно, напротив, выражение нашего же начала, если наше начало истинное? Вследствие его господства над нами, все прекрасное, благородное, христианское по необходимости нам свое, хотя бы оно было Европейское, хотя бы Африканское. Голос истины не слабеет, но усиливается своим созвучием со всем, что является истинного, где бы то ни было"41. И. Киреевский считал, что силы русского народа не были реализованы в истории. Русскую историю и русскую культуры философ предлагает понимать как борьбу за новый тип эволюции человечества — благодатный; в противовес западному — законническому. Космическая задача мессианского народа — развернуть мир по линии христианской энергетики в сторону священного. Возрождение России в православную цельность станет началом нового онтологического переворота. Мыслитель увидел в России тайну, узел всех мировых проблем, т.к. решение конкретно-исторических задач своего отечества связывал с проблемой выбора всем человечеством пути между двумя возможными «дорогами»: к Апокалипсису или же к построению Царства Божия. В то же время он понимал, что объединение всего человечества в духовное целое возможно только через взаимообогащающий диалог культур.
1 Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 335.
2 Там же. С. 310.
3 Там же. С. 244.
4 Там же.
5 Там же. С. 321.
6 Там же. С. 334.
7 Новиков Н.И. Отрывки // Русская философия второй половины 18 века. Хрестоматия. Свердловск. 1990. С. 161.
8 Там же. С. 306.
9 Там же.
10 Там же.
11 Там же. С. 319.
12 Там же.
13 Хомяков А.С. О современных явлениях в области философии. // Благова Т.И. Родоначальники славянофильства: А. Хомяков и И.Киреевский. М., 1995. С. 245.
14 Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 309.
15 Там же. С. 310.
16 Киреевский И.В. Полное собрание сочинений под ред. М.О.Гершензона. М., 1911. С. 270−271.
17 Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 322.
18 Там же. С. 309.
19 Там же.
20 Там же.
21 Там же
22 См. там же.
23 Хомяков А.С. По поводу статьи И.В.Киреевского «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России». // Благова Т.И. Родоначальники славянофильства: А. Хомяков и И.Киреевский. М., 1995. С. 241.
24 Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 268.
25 Киреевский И.В. Полное собрание сочинений. М., 1911. Т. 1. С. 277.
26 Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 334.
27 Там же. С. 308
28 Хомяков А.С. Аристотель и всемирная выставка. // Благова Т.И. Родоначальники славянофильства: А. Хомяков и И.Киреевский. М., 1995. С. 195, 196.
29 Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 272.
30 Там же. С. 145.
31 Киреевский И.В. Полное собрание сочинений. М., 1911. Т. 1. С. 278.
32 Федоров Н.Ф. Собрание сочинений в 4-х тт. Т. 2. М., 1995. С. 81.
33 См. Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 316.
34 Лопухин А.П. Промысел Божий в истории человечества. СПб., 1898. С. 112.
35 Соловьев В.С. Россия и Вселенская церковь. СПб. С. 112.
36 Аксаков И.С. Сочинения в 8-ми тт. М. 1886−1887. Т. 4. С. 227.
37 Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 289.
38 Аксаков И.С. Письма к Ф.М.Достоевскому. РГБ, ф. 93/11. Ед. хр. 20.
39. См. Хомяков А.С. По поводу статьи И.В.Киреевского «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России». // Благова Т.И. Родоначальники славянофильства: А. Хомяков и И.Киреевский. М., 1995. С. 242.
40 См. Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 93.
41 Киреевский И.В. Полное собрание сочинений. М., 1911. Т. 1. С. 278.
10 апреля 2004 г.
